Любовь цвета боли

— Умничка, — дергаю пару раз за ткань, та срывается и опадает облаком на клумбу усыпанную гравием под окном. — Говорят полезно для крепкого, здорового сна. Но падать было бы больно, особенно на острые камни.

— Я хочу домой.

— Поедешь, как только выздоровеешь.

Было странно стоять у распахнутого окна в освещенной лишь лунным светом комнате и наблюдать за неестественно спокойной, полусонной девушкой. Кожу ладони, которая до сих пор покоится на узкой спине, жжет тысячами игл, а она будто не замечает, что стоит непозволительно близко. В отличие от меня.

— Чем быстрее ты поправишься, тем раньше сможешь покинуть дом. Поэтому давай с тобой договоримся: это была первая и последняя попытка побега. Ты ведь далеко неглупая девочка.

Выпрямляется, упираясь руками в подоконник и, отходит чуть в сторону, с легким пренебрежением скидывая мою ладонь.

— До этого вы говорили, что как только решите свои проблемы — отпустите. Теперь, когда поправлюсь. Решили подождать, пока заживут прямые доказательства причиненного вами вреда моему здоровью? Или вам не привыкать сорить деньгами, затыкая в округе всем рты банкнотами?

— Провоцируешь на оправдание?

— Пытаюсь понять, что вам от меня действительно нужно.

— Мне нужно чтоб ты не совершала глупостей, — киваю в сторону распахнутого окна.

— Глупости в этой комнате совершаете только вы — удерживая против воли человека.

— Я такой же заложник ситуации, как и ты…

— Серьезно? — на кукольном личике застывает маска недоумения и праведного гнева. — Вы сейчас серьезно сравниваете себя со мной? И как у вас только язык повернулся сказать такое?

— Я могу хоть тысячу раз повторить то, что мне жаль, но легче тебе от этого, я уверен, не станет. Так стоит ли трепать нервы себе и мне? Гораздо правильнее принять ситуацию и постараться извлечь обоюдную выгоду.

— Мне ваши деньги не нужны, — фыркает.

— Я сейчас не о деньгах, между прочим, говорил.

Закрываю окно, откровенно наслаждаясь её растерянным видом. Могу поклясться, что отчетливо вижу, как в белокурой головке усиленно крутятся шестеренки.

Пересекаю комнату, попутно включая свет и, зайдя в гардеробную, ищу сменный комплект белья. Возвращаюсь в спальню и с невозмутимым видом перестилаю кровать, то и дело, ловя на себе настороженный взгляд охрененно красивых голубых глаз. Ольга так и остается стоять у окна, приняв, по сути, верную локацию. Я уверен внутренний инстинкт самосохранения этой маленькой женщины вопит и бьется в агонии, требуя незамедлительно убраться подальше или не допускать сближения с опасностью в моем лице. Я давно привык к такой реакции людей к своей персоне. Но… Черт, слишком много «но» появилось в моей голове за последнюю неделю. И слишком много мыслей о ней.

— Прошу, — взбиваю в последний раз подушку и приглашающе откидываю одеяло.

За все свои старания получаю лишь упрямо поджатые губы и взгляд, метающий молнии праведного гнева. Но так же подмечаю и её изнеможённый вид.

— Раз уж нам придется провести некоторое время под одной крышей, я хочу, чтоб ты кое-что поняла. Обычно я действую более цивилизованными методами. Для меня не в порядке вещей похищать людей.

— Если вы хотели меня утешить и убедить, что вы не очередной маньяк из сводки новостей — у вас плохо получилось.

— Маньяк? Не очень удачное сравнение. Те обычно преследуют определенную цель, получить острые эмоции и наслаждение. У меня такого желания нет. Я не преверженник насилия.

— Угу, я очень хорошо прочувствовала на себе ваше отношение к насилию.

— Человек, который причинил тебе боль — понес суровое наказание. И я не отдавал такого приказа.

— Очень удобно перекладывать вину на плечи других. Правда? Звучит так, как будто вы оправдываетесь. Мне все равно кто, за что понес наказание. Для меня один виновный во всем произошедшем и это — вы.

— Пусть будет так, — раздраженно передергиваю плечами и иду в сторону бара.

Боковым зрением замечаю, что Ольга по дуге обходит кресло и плетется в сторону кровати. Уже хоть что-то. Не уверен, что на сегодня у меня хватило бы терпения уговаривать упрямицу соблюдать постельный режим.

Наполняю стакан двойной порцией виски и задумчиво разглядываю копошащуюся в кровати девушку. Наконец свив своеобразный кокон из подушек и одеяла, она со вздохом облегчения откидывается на мягкое изголовье кровати. Заметив на себе мой изучающий взгляд, вопросительно приподнимает изогнутую бровь.

— Вот думаю достаточно ли только запереть дверь или перестраховаться и привязать тебя к кровати? Как думаешь?

И без того бледное лицо, бледнеет еще больше, а тонкие пальцы цепляются за край одеяла в защитном жесте. Глупенькая. Одеяло уж точно не поможет, вознамерься я воплотить в жизнь свои слова.

— Это была шутка, Оля.

— Вы в следующий раз предупреждайте, когда соберетесь шутить, чтоб я успела морально подготовиться и подыграть вам.

Прячу улыбку за стаканом. Лучше пусть дерзит и показывает зубки, чем истерит и плачет. Так даже интереснее.

Отлепляюсь от подоконника и иду к выходу.

— Если тебе что-то понадобится, я в соседней комнате справа.

Кивает, и я, выключив свет, уже почти переступаю порог спальни, когда в спину летит испуганное:

— Подождите!

Замираю на пороге и оборачиваюсь.

— Не выключайте свет, — и еле слышно добавляет: — пожалуйста.

Задумчиво поднимаю взгляд на люстру, затем возвращаюсь и включаю свет в гардеробной, оставляя открытой настежь дверь.

— Так лучше?

— Да.

— Ты боишься темноты?

Лишь молчит глядя на меня из-под облака одеяла. Уже не ожидая ответа, разворачиваюсь и иду к двери.

— Не уверенна, что смогу спокойно спать в этом доме, — слышу тихий, срывающийся голос за спиной.

— Тебе нечего бояться, ты в полной безопасности. Никто и пальцем тебя больше не тронет. Даю слово.

— Отпустите меня, пожалуйста. Я клянусь вам, что буду молчать, — неожиданно выпаливает чуть не плача.

Ну вот, а так все хорошо начиналось.

— Я не могу рисковать. Мне жаль, — отвечаю тихо.

Смеется как-то горько.

— А я, получается, должна поверить, что нахожусь в безопасности в доме у человека, где меня избивали, затем опоили непонятно чем и продолжают удерживать пленницей? А вы вообще подумали, каково мне? Вы вообще способны думать о людях? Или вам не свойственно ничто человеческое?

Тяжело вздыхаю и двигаюсь в сторону кресла под настороженным взором голубых глаз и льющуюся гневную тираду.

— Ваш образ жизни и методы решения проблем не вселяют в меня и толики уверенности, что в любой момент вы не передумаете и не решите убить меня. Вы так легко распоряжаетесь чужими судьбами. Кем вы себя возомнили? Богом?

Опа! А вот это уже интересно

Девчонка раскраснелась, смешно сморщив носик. Сколько огня в ней сейчас! Сколько негодования и праведной обиды в сияющих гневом глазах.

— Я чуть не умерла в том чертовом подвале, а вы со спокойной совестью смеете заявлять, что произошло маленькое недоразумение. Своими действиями вы могли сломать мне жизнь! Не задумывались об этом?

— Ты первая, о ком подумал, — честно отвечаю, глядя на нее. — Поэтому и хочу немного сгладить неприятные воспоминания комфортным пребыванием и кругленькой суммой на твоем счете.

Она замирает, приоткрыв рот. Затем усмехается сквозь злые слезы и сжимает до побелевших костяшек одеяло.

— Раз у меня нет выхода и мне необходимо остаться в этом доме, я останусь. Но у меня есть условие.

Хм-м… весьма забавно. Давно никто условий мне ставил.

— Я весь во внимании.

— Я хочу получить гарантию того, что вы отпустите меня и что со мной по вашей вине больше ничего не случится. В обмен на это я тоже гарантирую, что никому не расскажу о том, что произошло в этих стенах.

О как загнула. Смышленая девочка.

— Что ты предлагаешь?

— Я хочу, чтобы вы записали на видео то, что гарантируете мне свободу и неприкосновенность. Я помещу его в облако под пароль и установлю таймер на рассылку. Если ровно через две недели вы не выполните данное вами слово, видео автоматически отошлется на нужный мне адрес электронной почты, и мне смогут помочь.

Конец ознакомительного фрагмента.