Страница 20 из 76
Сервий Коцеус Цинна может быть, и обладал громогласным голосом, из-за которого он походил на дурачка, но на самом деле таковым не являлся. Наоборот, он сразу сообразил, что сейчас ему лучше согласиться на все мои условия, а уж потом он все равно сделает по-своему.
Я глядел на него и мог поклясться, что читаю его мысли, как раскрытую книгу. Я ведь много повидал такого рода хитрецов, в своей прошлой жизни.
Нет, испытания на дружбу он не прошел, остался враждебным мне человеком, а значит, автоматически переходил в стан противников. Отныне я буду наблюдать за ним в оба глаза.
— Хорошо, доминус! — громко заявил он. — Я сделаю так, как ты просишь.
— Не прошу, а повелеваю, — мягко поправил я его. — А для того, чтобы все это не было пустой болтовней, садись и пиши соответствующий документ. Я поставлю на нем подпись, а ты заверил печатью. Давай, делай это быстрее.
Бормоча проклятия под нос, Цинна встал, собрал свитки, разбросанные по комнате во время его падения и сел за стол. Развернул один свиток и ворчливо сказал:
— У меня нет стилуса.
Лакома сходил в мой кабинет и принес палочку для письма. Тогда Цинна достал с пояса чернильницу, встряхнул ее и опять пробурчал:
— Повезло, что не разлились. Это ведь особые красные «придворные чернила» из пурпура и киновари. Сейчас уже мало запасов осталось, я еще в прошлом году заказывал из Рима, а до сих пор не привезли.
Ладно, хорош жаловаться, пиши указ, подумал я. Сердито сопя, Цинна составил бумагу и принес мне для прочтения. Я опасался, что не разберу его букв, поскольку сроду не знал латыни, но память истинного Ромула не оставила меня и я с легкостью разглядел, что документ составлен правильно.
Буквы были красными, похожими на кровь, снизу стояла печать императорского дома. Я подписал и Родерик, Лакома, Марикк и остальные разбойники официально оказались зачисленными в ряды палатинских схолов.
— Сегодня пусть переселяются в казармы, а с утра пусть приступают к занятиям, — приказал я. — Родерик и Марикк будут дежурить возле меня, по очереди. А теперь иди, старик, и приходи после полудня, мне еще о многом нужно с тобой поговорить.
— Мне будет интересно, как ты будешь разговаривать со своим отцом, император, — резко ответил Цинна, так и не утративший своего гонора. — Особенно когда он приедет в город, чтобы участвовать в церемонии открытия Эквирий.
— Это чего такое? — спросил я. — У меня от ударов герулов все из головы вылетело, так что напомните, давайте.
— Это гонки колесниц, император, — ответил вместо Цинны Лакума, потому что старик, ругаясь и плюясь, вышел из комнаты. — Вообще-то это древний праздник, посвященный богу Марсу и христианский епископ резко против него возражает, но наши партии протащили указ о его проведении. Для них это один из самых важных праздников в году. Та партия, чья колесница одержит победу, будет давать императору кандидатов для отбора в комиты, то есть, в правительство. Проще говоря, для них это шанс получить деньги, славу и влияние.
— И когда они состоятся? — спросил я с тревогой. — Только не говорите, что завтра.
— Тебе лучше спросить это у секретарей, но я знаю, что осталось где-то около десяти дней, — Лакума мечтательно почесал бороду. — Там делаются очень большие ставки, доминус, можно выиграть целое состояние. Я знаю, тебя это заинтересует.
— Еще бы, — сказал я и тут в триклинии появился Парсаний. Был он вполне цел и невредим и как всегда, белозубо улыбался. — Ого, что за люди к нам пожаловали! Это же сам Парсаний, король всех слуг! Как тебе удалось выбраться из змеиного логова, друг мой? Мы искали тебя, но не нашли.
— К счастью, меня там не было, господин, — с поклоном ответил слуга. Выпрямившись, он с прищуром поглядел на мою стражу, на так и стоявших около клинии Родерика и Марикка, на развалившегося на ложе Лакуму. — Я успел уйти, чтобы отправиться за помощью для вас, доминус. Но, к счастью, вы великолепно справились сами, чему я несказанно рад.
Глядя на его расплывшуюся в улыбке физиономию, я вдруг подумал, что именно Парсаний мог рассказать венетам о моем пленении. Он наверняка подкуплен Сервилием и работает на два лагеря. Надо держать ухо востро и приглядывать за этой шельмой.
— Что же, я рад тебя видеть, — сказал я. — Принеси нам еще вина.
— Слушаюсь, мой господин, но я отправлен сюда вашей матерью, — сказал слуга. — Она просила вас прийти и отобедать с семьей. Они жаждут узнать подробности вашего чудесного освобождения.
Наверное, проклятый Цинна уже побежал ей жаловаться, с досадой подумал я. Надо идти, в разговоре с мамочкой я могу выудить много полезных о местной флоре и фауне. Приказав телохранителям следовать за мной и отпустив Лакуму, я отправился к матери. Может быть, она уже пришла в себя и теперь будет вести себя гораздо спокойнее?
Но нет, мои надежды оказались напрасными. Мать ждала меня в пиршественном зале дворца вместе с нашей семейкой и несколькими приближенными. Слуги накрывали на стол, а она подошла ко мне и процедила:
— Почему тебя каждый раз надо ждать и посылать за тобой слугу? Ты можешь хоть раз явиться вовремя? Ты все-таки император, а не красильщик тканей, чтобы ходить в вонючую попину, когда тебе заблагорассудится.
— Я тоже очень рад тебя видеть, благородная римская матрона, — сказал я с улыбкой.
Да, настроение у матушки оказалось самое мерзкое, но это обстоятельство сгладило присуствие Новии Валы за столом. Она стояла среди прочих придворных, вместе с другими девушками и упорно старалась не смотреть в мою сторону.
С моим приходом начался обед и мы улеглись на длинные клинии, расставленные вокруг громадного стола. На каждой клинии свободно помещалось по пять человек.
Я сидел слева от входа, и это, спешу заметить, было вовсе не самое почетное место за столом, за которое можно было усадить императора. Наиболее лучшим считалось место в центре клинии напротив входа, а там сейчас сидела моя матушка.
Любезно улыбаясь, она разговаривала с придворными, а затем спросила меня:
— Милый Ромул, как же ты смог уйти от похитителей? Расскажи нам, пожалуйста?
Ага, ты продолжаешь строить из себя благодушную светскую львицу? Я в это время созерцал симпатичное личико Новии и ее великолепные грудки, колыхавшиеся под туникой при малейшем движении. Девушка сидела по одну сторону стола вместе со мной, а ее подруги тоже были ничего, поэтому я не сразу уловил, что мать обращается ко мне.
— Ромул, ты слышишь меня? — резко крикнула она, когда я так и не ответил на ее вопрос. — Как ты выбрался из клоаки Кана Оппия Севера и как вообще тебя угораздило там очутиться?
Мне надо срочно научить ее обращаться ко мне в соответствии с моим титулом. Какого уважения я могу требовать от слуг, если собственная мать не желает называть меня императором?
Но на нее не напустишь Лакуму с мечом, придется придумать что-нибудь поинтереснее. Дьявол, мне нужно срочно соблазнить и привязать к себе Новию Валу, чтобы получить источник ценной информации о слабостях моей дражайшей матушки.
Я хлопнул в ладони и в пиршественную комнату вошли Родерик и Марикк. Они молча встали за моей спиной, сложив руки за спиной.
— Я сумел уйти благодаря этим людям, особенно этому великолепному воину по имени Родерик, — сказал я. — С сегодняшнего дня моим указом они зачислены в ряды палатинских схолов и будут денно и нощно находиться рядом со мной.
— Но ведь в схолы зачисляет твой отец, — чуточку растерянно возразила мать и я впервые заметил, что она немного встревожилась.
Ну конечно, размеры моих охранников кого угодно способны ввести в ступор. Хорошая новость, она не была в курсе о только что произведенных назначениях, значит Цинна ничего не сказал ей. Может быть, я ошибся в старике и он еще может стать моим союзником?
— Поскольку моего отца нет в Равенне и он занят хлопотными многочисленными делами, с этого дня я решил сам производить назначения в свою гвардию, — сказал я. — Да, и кстати, еще. С завтрашнего дня я хочу участвовать в совещаниях с комитами империи. Я хочу провести первое совещание в своем рабочем кабинете с самого утра.