Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 97

В своей книге «Незнакомцы на мосту» Дж. Донован писал: «Мы видим очень смелого патриота, который служил своей стране, выполняя исключительно рискованные военные задания…

Полковник был на редкость своеобразной личностью. Круг его интересов казался таким же беспредельным, как и его знания.

…Абель — культурный человек, великолепно подготовленный как для той работы, которой он занимался, так и для любой другой. Он свободно говорил по-английски и прекрасно ориентировался в американских идиоматических выражениях, знал еще пять языков, имел специальность инженера-электрика, был знаком с химией и ядерной физикой, был музыкантом и художником, математиком и шифровальщиком. Как человека его просто нельзя не любить…»

Родина не оставила своего разведчика в беде. 10 февраля 1962 г. на мосту Глинике, через который проходила граница между Западным Берлином и ГДР, был произведен обмен Р. Абеля на осужденного в Советском Союзе американского летчика Ф. Пауэрса.

Позже в своих воспоминаниях «Марк» так описывал события, связанные с его обменом:

«…6 мая 1960 г. утром, как обычно, заключенных вывели группами в душевую рядом с камерами, и мы вымылись. Возвратившись в камеру, я занялся своими математическими развлечениями. Вдруг — через маленькое окошечко кто-то просунул свернутую в трубку газету. Быстро разворачиваю и читаю заголовок, напечатанный огромными буквами: над Свердловском, в СССР, сбит самолет У-2. Ниже, помельче, было напечатано: «Гарри Пауэрс, пилот, схвачен русскими. Ему грозит суд как шпиону».

Вот это была новость!

Моя реакция была вполне понятной. Мои надежды на скорое освобождение из тюрьмы — надежды, которые меня не покидали все время, — теперь обрели под собой реальную почву.

…Прошел суд над Пауэрсом, и в США газетчики проливали крокодиловы слезы насчет «бесправия», «отсутствия объективности советского суда», «беспринципности защитника, назначенного судом», и тому подобного.

Писали, что Пауэрс не шпион, а лишь солдат, исполняющий приказ, и какое может быть сравнение с матерым разведчиком вроде полковника Абеля, забывая, что Пауэрс не раз пролетал над территорией СССР, проходил специальную подготовку и знал, на что он идет.

…Кончился 1960 год, наступил новый, а жизнь в тюрьме шла своим чередом. Продолжалась моя переписка с семьей и семьи с адвокатом Донованом.

В Вашингтоне тем временем шли споры — пойти на обмен или нет. Одни — по всей вероятности, сотрудники Федерального бюро расследований — надеялись на то, что мне наконец надоест сидеть в тюрьме и я расскажу им о своей деятельности в США, и противились обмену, а другие — видимо, Центральное разведывательное управление — хотели заполучить своего летчика обратно, чтобы узнать, что именно произошло 1 мая 1960 г. недалеко от Свердловска.

Время шло, наступил декабрь 1961 года. Неожиданно меня вызвал начальник тюрьмы. День был обычным в том смысле, что по этим дням недели он принимал заключенных по их личным делам. Однако я к нему ни с какими просьбами не обращался.

Я сидел в приемной и ждал очереди. Наконец я вошел, и начальник вежливо предложил мне сесть. Он протянул мне конверт, в верхнем правом углу которого было написано: «Вскрыть в присутствии Абеля Р.И.». Я возвратил ему конверт, он его вскрыл и вынул второй; посмотрев на него, он передал его мне. На втором было написано: «После прочтения уничтожить». Я снова вернул конверт, и начальник вскрыл его. Он вынул сложенный лист бумаги, взглянул на него и передал мне.

Письмо было от адвоката Донована. Он писал, что собирается поехать в Восточный Берлин в качестве неофициального представителя правительства США для ведения переговоров об обмене, и просил меня написать письмо жене, объясняющее цель его поездки, с просьбой обеспечить ему соответствующий прием со стороны представителей советского посольства.

Я сказал начальнику, что напишу соответствующее письмо, и мы договорились, что в обеденный перерыв я ему передам свое послание. Это письмо было доставлено жене в рекордно короткое время — два-три дня против обычных тридцати дней. Вскоре я получил ответ, что жена предпримет нужные меры.

Машина закрутилась!

…Из Берлинской тюрьмы, куда я был доставлен накануне, меня вывели под конвоем двух гигантов. В машине со мной сидели мои «телохранители» и еще один человек из числа прилетевших вместе со мной из США.

Ехали сперва по городу, затем за городом.

Приехавший со мной из США чиновник повторил вопрос, который он задавал мне раньше в самолете:

— Вы не опасаетесь, полковник, что вас сошлют в Сибирь?





Я рассмеялся.

— Зачем? — ответил я. — Моя совесть чиста. Мне нечего бояться.

— Подумайте, еще не поздно! — продолжал он.

Я улыбнулся опять и отвернулся.

Дорога шла под уклон, впереди были видны вода и большой железный мост. Недалеко от шлагбаума машина остановилась. У входа на мост большая доска оповещала на английском, немецком и русском языках: «Вы выезжаете из американской зоны».

Приехали!

Мы постояли несколько минут. Кто-то из американцев вышел, подошел к барьеру и обменялся несколькими словами с человеком, стоявшим там. Еще несколько минут ожидания. Нам дали сигнал приблизиться. Мы вышли из машины.

Неторопливыми шагами мы прошли шлагбаум и по легкому подъему моста приблизились к середине. Там уже стояли несколько американцев. С другой стороны также стояли несколько человек. Одного я узнал — старый товарищ по работе. Между ними стоял молодой высокий мужчина — Пауэрс.

Представитель СССР громко произнес по-русски и по-английски:

— Обмен!

Представитель США Уилкинсон вынул из портфеля какой-то документ и передал мне. Быстро прочел — он свидетельствовал о моем освобождении и был подписан президентом Джоном Ф. Кеннеди! Я пожал руку Уилкинсону, попрощался с адвокатом Донованом и пошел к своим товарищам.

Кончилась четырнадцатилетняя командировка!»

В Кабинете истории внешней разведки в штаб-квартире СВР в Ясеневе имеется уникальный документ — грамота, подписанная в Вашингтоне 31 января 1962 г. президентом США Джоном Кеннеди и министром юстиции Робертом Кеннеди и скрепленная большой красной печатью Министерства юстиции. В документе, в частности, говорится:

«Да будет известно, что я, Джон Ф.Кеннеди, Президент Соединенных Штатов Америки, руководствуясь… благими намерениями, отныне постановляю прекратить срок тюремного заключения Рудольфа Ивановича Абеля в день, когда Фрэнсис Гарри Пауэрс, американский гражданин, в настоящее время заключенный в тюрьму правительством Советского Союза, будет освобожден… и предварен под арест представителя правительства Соединенных Штатов… и при условии, что упомянутый Рудольф Иванович Абель будет выдворен из Соединенных Штатов и будет оставаться за пределами Соединенных Штатов, их территорий и владений».

После лечения и отдыха «Марк» вернулся к работе в центральный аппарат внешней разведки и находился на боевом посту до конца своей жизни.

Заслуги «Марка», кадрового разведчика, полковника, почетного сотрудника госбезопасности, были отмечены орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденами Отечественной войны I степени, Красной Звезды и многими медалями.

15 ноября 1971 г. Вильяма Генриховича Фишера (Рудольфа Ивановича Абеля) не стало. Он скончался в клинике онкологии после непродолжительной тяжелой болезни. Похоронен на Донском кладбище в Москве.

Основатель и бессменный руководитель Центрального разведывательного управления США в течение многих лет — Аллен Даллес в своей книге «Искусство разведки» писал: «Я бы хотел, чтобы мы имели трех-четырех человек таких, как Абель, в Москве». А Санш де Грамон, американский писатель, автор книги «Тайная война», добавил: «Абель — редкий тип личности… Его идеалом было знание. Мы можем только сожалеть вместе с Алленом Даллесом, что он вышел не из рядов разведки Соединенных Штатов».

Почему же арестованный в США В.Г. Фишер назвался именем своего друга и коллеги по работе в органах госбезопасности? Сейчас, по прошествии времени, можно с уверенностью сказать, что, выдав себя за Рудольфа Абеля, советский разведчик-нелегал тем самым сумел дать сигнал Центру, что в тюрьме оказался именно он. Во внешней разведке довольно быстро разобрались, что к чему. Ведь о настоящем Абеле и о его дружбе с Фишером здесь хорошо знали.