Страница 38 из 97
К этому времени чистка в органах госбезопасности, от которой пострадали сотни честных разведчиков, в основном закончилась. Но ее последствия давали себя знать. Разведка оказалась обескровленной. В резидентурах оставалось по 1–2 человека, некоторые «точки» были полностью ликвидированы. Атмосфера террора привела к тому, что резиденты боялись направлять информацию в Центр, который примерно в течение полугода не имел связи с ними. Так, например, советская разведка получила упреждающую информацию о готовящемся расчленении Чехословакии и ее последующей оккупации нацистской Германией, которая пролежала втуне и была реализована только после «мюнхенского сговора».
В подорванном организме разведки почти не осталось профессионалов с опытом работы за рубежом, особенно в нелегальных условиях. В спешном порядке принимались меры по воссозданию разведывательного аппарата в Центре и за кордоном.
Восстановленный на работе заместитель начальника 1-го отделения внешней разведки лейтенант госбезопасности Коротков сразу же направляется в краткосрочные командировки в Норвегию и Данию. Ему было дано задание восстановить связь с рядом законсервированных источников, с которым Александр успешно справился.
В июле 1940 года Коротков направляется в командировку в Германию сроком на один месяц. Ему дается задание восстановить связь с рядом агентов, законсервированных в связи с разгромом предшественником Берии Н. Ежовым берлинской резидентуры НКВД. Однако вместо месяца Коротков провел в Берлине полгода, а за несколько месяцев до начала войны с Германией был назначен заместителем резидента НКВД в Берлине Амаяка Кобулова.
В середине декабря 1940 года из Центра на имя резидента НКВД в Берлине ушло письмо, в котором, в частности, о предстоящем приезде Короткова говорилось следующее:
«…Основным его заданием на первое время, согласно указаниям т. Павла (Лаврентий Берия. — Прим. авт.), будет работа с «Корсиканцем» и детальная разработка всех его связей с целью новых вербовок среди них.
Одновременно Вам следует использовать его как вашего основного помощника по всем организационным и оперативным внутренним делам резидентуры… для активизации всей работы в вашей конторе».
Выступая под оперативным псевдонимом «Эрдберг», разведчик восстановил связь с рядом агентов резидентуры, в том числе с двумя ее ценнейшими источниками — сотрудником разведотдела «люфтваффе» («Старшиной») и старшим правительственным советником имперского министерства экономики («Корсиканцем»).
Во второй командировке в Берлин Коротков находился вместе с женой, также разведчицей, Марией Вильковысской. Она вместе с родителями, сотрудниками советского торгпредства, с 1922 по 1931 год проживала в Германии и блестяще овладела немецким языком. Работать им пришлось в весьма тяжелых условиях, так как связь с ценными источниками информации была нарушена. Кроме того, резидент А. Кобулов, являвшийся родным братом заместителя наркома госбезопасности Богдана Кобулова, был малограмотным человеком, окончившим лишь техникум и не знавшим немецкого языка. Однако он свято помнил наказ наркома о том, что Сталин войны с Германией не хочет, поэтому всякие слухи о ней следует считать провокацией.
Разведчик Коротков одним из первых понял ее неизбежность. Поскольку резидент А. Кобулов, к которому гестапо сумело подвести провокатора «Лицеиста», уверявшего, что Гитлер свято блюдет договор о ненападении, не хотел и слышать о скорой войне, Коротков в марте 1941 года обращается с личным письмом на имя Берии. Ссылаясь на информацию «Корсиканца», он пишет о подготовке немцами военного выступления против СССР весной этого года. Коротков подробно аргументирует свои выводы, перечисляя военные приготовления Германии, и просит Центр перепроверить эту информацию через другие источники:
«Тов. Павлу — лично.
В процессе работы с «Корсиканцем» от него получен ряд данных, говорящих о подготовке немцами военного выступления против Советского Союза на весну текущего года. Знакомый «Корсиканца» Х., имеющий связи в военных кругах, заявил ему, что подготовка удара против СССР стала очевидностью. Об этом свидетельствует расположение концентрированных на нашей границе немецкий войск… Упомянутый источник недавно заявил, что выступление против Советского Союза является решенным вопросом.
Насколько мне известно, по линии военных соседей от одного их агента поступили сведения, которые чуть ли не буква в букву совпадают с данными «Корсиканца» о том, что немцы планируют выступить в мае против СССР и отторгнуть территорию западнее линии Ленинград — Одесса. Гитлер заявил, что скоро Советский Союз может стать слишком сильным.
…В моих глазах «Корсиканец» заслуживает полного доверия, и мне кажется, что данные о том, что немцы с полной серьезностью рассматривают вопрос о нападении в скором времени на Советский Союз, полностью соответствуют действительности.
Ввиду того что время не терпит, прошу дать указание о телеграфном сообщении вашего решения».
Поскольку из Москвы не последовало никакой реакции, спустя месяц он инициирует письмо берлинской резидентуры в Центр с предложением немедленно приступить к подготовке надежных агентов к самостоятельной связи с Центром на случай войны. С согласия Москвы Коротков передает радиоаппаратуру группе немецких антифашистов в Берлине, возглавляемой доктором Арвидом Харнаком («Корсиканец») и Харо Шульце-Бойзеном («Старшина»). Позднее они станут известны как руководители подпольной антифашистской организации «Красная капелла», насчитывавшей свыше 200 человек. Она будет разгромлена гестапо в конце 1942 года.
Первая пробная радиопередача «Корсиканца» была получена в Москве незадолго до нацистского нашествия и подтверждала близость войны. В дальнейшем, вплоть до ареста в августе 1942 года, он регулярно направлял в Центр телеграммы, которые, однако, не достигали цели, поскольку приемный центр в районе Минска прервал работу через неделю после начала войны и был перебазирован в Казань.
17 июня в Москву поступила телеграмма, составленная Коротковым на основе информации, полученной от «Старшины» и «Корсиканца». В подготовленном затем спецсообщении для Сталина говорилось:
«Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удара можно ожидать в любое время».
В тот же день нарком госбезопасности В.Н. Меркулов и начальник внешней разведки П.М. Фитин были приняты И.В. Сталиным, которому они доложили спецсообщение из Берлина. Сталин поинтересовался, от кого получена информация и насколько можно доверять источникам. Нарком молчал: ему было известно мнение кремлевского хозяина о том, что войну удастся предотвратить. П.М. Фитин ответил, что «Старшине» и «Корсиканцу» можно вполне доверять. На это замечание Сталин запальчиво возразил, что в Германии можно верить только одному человеку — Вильгельму Пику, и приказал тщательно перепроверить всю поступающую из Берлина информацию о близящемся нападении Германии на СССР.
За три дня до нападения Германии на СССР работник резидентуры внешней разведки в Берлине Борис Журавлев встретился с другим ценным агентом, сотрудником гестапо Вилли Леманом, более известным под псевдонимом «Брайтенбах». Он являлся начальником отдела гестапо по борьбе с коммунистической угрозой. Именно от него поступала важнейшая контрразведывательная информация, позволявшая избегать провалов в работе. В свое время «Брайтенбах» также передал информацию о работе немецких инженеров над ракетным оружием, получившим впоследствии название «Фау-1». На этой встрече взволнованный агент, ненавидевший нацизм и сознательно пошедший на сотрудничество с советской разведкой, сообщил, что война начнется через три дня. Б. Журавлев впоследствии рассказывал, что он не помнил, как добрался до посольства, настолько он был оглушен этой новостью. Резидент «Захар» (А. Кобулов), которому была доложена эта информация, совершенно потерял голову от страха. Вопреки тому, что он писал в Центр, война стучится в дверь, и Сталин не простит ему дезинформации. Он беспомощно повторял: «Я так и знал, что этот подлец Гитлер всех обманет». В Москву ушла срочная телеграмма, ответа на которую так и не последовало: началась война.