Будущее уже было

– Удивляюсь, что вы боитесь своих же солдат. Вы должны исполнить свой последний долг перед ними. Если вы боитесь к ним пойти, значит пойду я сам.

Тут же подскочил прапорщик Емельянов:

– А разрешите, я приведу солдат? – и, не дождавшись ответа, кинулся на угол Басковой и Артиллерийского переулка.

Но, полковник уже был решительно настроен своим личным примером показать трусливым офицерам, как нужно разговаривать с подчинёнными, и уверенным шагом направился в ту же сторону. Сергей еле поспевал следом. Зайдя за угол, взору открылась нескончаемая солдатская беспорядочная толпа. Навстречу Кутепову вышел всё тот же прапорщик Емельянов. Держа руку под козырёк, отчётливо отрапортовал:

– Господин, полковник, солдаты хотели бы пойти в свои казармы, но боятся, что за всё, что произошло, их будут расстреливать.

Командир карательного отряда посмотрел в солдатские лица и сделал несколько шагов навстречу:

– Всякий, кто построится, и кого я приведу, расстрелян не будет. Я обещаю! – крикнул он в их сторону.

Тут солдаты, что шли следом, вдруг неожиданно подхватили офицера сзади и буквально на руках приподняли, поставив на бетонную возвышенность. Емельянов крикнул:

– Скажите это всем ещё раз, чтобы услышали.

Полковник, казалось, нисколько не испугался подобной эмоциональной выходки со стороны солдат. Наоборот, стоя на возвышенности, он, как настоящий главнокомандующий, мог разглядеть всех, оценить обстановку и руководить массами. Офицер постарался крикнуть так громко, чтобы слова докатились до самого крайнего солдата в толпе:

– Те лица, которые сейчас толкают вас на преступление перед государем и родиной, делают это на пользу нашим врагам-немцам, с которыми мы воюем. Не будьте мерзавцами и предателями, а останьтесь честными русскими солдатами!

Из толпы крикнули:

– Мы боимся, что нас расстреляют.

Неожиданно с разных сторон стали громче и громче слышны возгласы:

– Товарищи! Он врёт!.. Не верьте ему. Нас расстреляют!,.

Сергей хотел увидеть этих провокаторов, но, сам он не находился на возвышенности и не мог видеть всех лиц. Понять, кто подначивал толпу, было невозможно. При этом офицер, возвышаясь над солдатской массой уверенно заявил:

– Я – полковник лейб-гвардии Преображенского полка Кутепов, только что приехавший с фронта. Если я вас приведу, то никто из вас расстрелян не будет. Я этого не допущу. Я вам это обещаю! А посему, приказываю вам – построиться.

Спрыгнув при помощи тех же солдат с постамента, полковник отдал распоряжение унтер-офицерам строить свои роты. Толпа зашевелилась. Было принято решение, в связи с тем, что отряды сильно перепутались, а у многих попросту не было командиров, строить по названию казарм. Некоторые строем сразу направлялись в свои близлежащие места расположения.

Но, Сергей обратил внимание, что среди солдат встречались лица в штатской одежде и револьверами за поясом. Именно они, уже удаляясь вместе с солдатскими группами, продолжали выкрикивать: «Нельзя верить. Нас расстреляют. Бей его!» И отряды, уже движущиеся в направлении казармы, вновь рассыпались. Целые группы откалывались и бежали в сторону Преображенского собора.

Солдаты разошлись, и возле полковника осталось лишь несколько офицеров. Кутепов, подойдя к Емельянову, протянул руку с благодарностью: «Господин прапорщик, вы отважный офицер, а посему, в сложившихся обстоятельствах, я назначаю вас временно командовать всеми Волынскими ротами, которые вернутся в казармы».

***

Олег в поисках адвоката Соколова кинулся к столу, где располагался Штаб восстания, и где, с большой вероятностью можно будет вновь его встретить. Но, вернувшись к тому самому месту, «штаба» там уже не оказалось. Стол также стоял на месте, но за ним уже расположились изрядно подвыпившие рабочие, расставив стаканы и бутылки, разбросав повсюду хлеб, рыбу, семечки, вытирая замасленные руки свежими газетами и оставшимися бумагами. На столе вульгарно сидели несколько развязных девиц-курсисток, размахивая в руках револьверами.

Олег поинтересовался: «Где же штаб?» Никто внятно ответить не смог. Девицы же, распахивая накинутые на плечи шинели, кокетливо предложили: «Присоединяйся к революции». Тарас посоветовал вернуться в тот кабинет, где заседает Совет, так как Соколов входит в его состав и обязательно должен вернуться. Возвращаясь обратно, Олег сквозь толпы блуждающих по коридору вдалеке увидел силуэт Керенского. Он быстро устремился вслед и уже почти догнал депутата у заветной двери, но тот, вдруг вошёл в соседнюю. Васильев проследовал за ним и оказался в таком же просторном кабинете, где вокруг большого длинного стола расположилось десятка два солдат и офицеров самых разных мастей и родов войск. На Керенского смотрели молодые возбуждённые лица. Стол был обильно накрыт различной закуской и спиртным. Унтер-офицер Круглов, находящийся здесь же, уважительно протянул Олегу с Тарасом наполненные рюмки.

Следом в кабинет вошли ещё несколько представителей из списка Совета, в том числе и тот самый адвокат Соколов. Керенский произнёс небольшую речь, обращаясь к военным: «Таврический Дворец, как центр революции, нуждается в надёжной охране и сплочении вокруг себя солдатской массы. Соответствующие отряды могут и должны быть образованы из таких солдат, тяготеющих к Государственной Думе, как к центру духовного сплочения, физического прибежища и безопасности». Один из офицеров невысокого ранга, впрочем, других тут и не было, предложил себя в распоряжение тех, кто встанет во главе этого дела. Другие активно поддержали и выпили «за успех революции».

Вошли ещё двое мужчин. Один высокий плотного телосложения, опрятно и дорого одет, по всей вероятности тоже из депутатов, другой в офицерском мундире. Из обращения присутствующих к депутату, Олег понял, что это не кто иной, как сам председатель Госдумы Родзянко. Этот, формально главный человек в здании, объявил всем об образовании Временного комитета с целью водворения в городе порядка. Пришедшего с ним офицера он представил, как полковника Энгельгардта и нового коменданта Петрограда. Соколов тут же гневно запротестовал и возразил:

– Штаб уже сформирован, и менять руководство вредно и опрометчиво. Сложившийся штаб – это детище Совета рабочих депутатов. Будет крайне несправедливо отстранять назначенных Советом руководителей от управления советским же органом.

– Я крайне возражаю!!! Кандидатура полковника одобрена Государственной Думой, – с негодованием прокричал Родзянко, но в ответ лишь услышал от адвоката эмоциональную ругань в матерных выражениях. Председатель Госдумы в долгу не остался и ответил тем же. Казалось ещё чуть-чуть, и они сцепятся друг с другом в драке. Конфликт пришлось погасить присутствующим военным, которые встали между разъярёнными оппонентами. Родзянко с Энгельгардтом демонстративно покинули комнату. Половина из присутствующих офицеров тут же последовали за ними. Оставшаяся половина недоумённо смотрела на Керенского. Тот лишь молча пожал плечами и, извинившись, вместе с Соколовым и другими представителями Совета тоже вышли из кабинета, прихватив с собой и наших друзей. Уже в коридоре Соколов вдруг неожиданно остановился, и, повернувшись обратился к Тарасу с просьбой «принять участие в создании революционного автомобильного парка».

В это время группа из нескольких молодых разнузданных молодцов с винтовками за плечами и револьверами за поясом, расталкивая локтями людское месиво, буквально тащили за собой высокого седовласого мужчину, накрытого старым потёртым брезентовым бушлатом. Керенский, сразу узнав арестанта, сделал шаг навстречу. Откуда-то появился и Родзянко и тут же приказал: «Немедленно отпустить важного гостя». Молодые люди пренебрежительно посмотрели на председателя Думы, нагло рассмеявшись в лицо, покручивая в руках обнажённые сабли. Керенский же громко и строго произнёс: «Иван Григорьевич Щегловитов, вы арестованы!» Потом медленно огляделся вокруг, остановившись на соратнике по депутатскому корпусу Родзянко, после чего вновь переведя взгляд на арестанта, смягчив тон продолжил: «Иван Григорьевич, ваша жизнь в безопасности. Знайте, что Государственная Дума не проливает кровь».