Страница 16 из 52
Наши советские продавщицы... О! Это были высшие существа! И даже более того — это были высшие существа, хорошо знающие о своем превосходстве и демонстрирующие его каждым движением и словом. Потребитель же является существом низшим, одним своим существованием отвлекающим высших существ. Что самое интересное — деньги для этих высших существ — продавцов и официантов — мало что значили. Даже если ты приходил с большими деньгами, отношение к тебе не сильно менялось. В те прекрасные времена деньги, как я многократно убедился, не были столь уж ценным ресурсом. Гораздо более ценным ресурсом были связи. Или, как тогда говорили, — блат. Советские люди постоянно выстраивали отношения. Отношения необходимо было выстраивать для того, чтобы получить доступ к необходимым товарам и услугам и с теми людьми, которые эти товары и услуги могли предоставить. Отношения выстраивались с начальником авторемонтной мастерской. С библиотекарем. С сантехником и вообще — с ЖЭКом. С маникюршей. С продавщицей, а лучше — с директором магазина. С портным. Со всеми, чьи услуги могли потенциально понадобиться. Уметь выстраивать отношения — означало уметь жить. И соответственно — наоборот. Те, кто не умели обзаводиться связями, часами стояли в огромных очередях, довольствовались скудным магазинным ассортиментом одежды, неделями ждали жэковского сантехника — одним словом, не были успешны.
Большие начальники выстраивали, конечно, отношения друг с другом. Начальник железнодорожного вокзала мог достать билеты в Крым. В августе. Начальник универмага мог позвонить и сказать, что приехала партия финских сапог или плащей. Директор кладбища мог выделить нормальное место на вверенной ему территории. А мой папенька, например, мог наслать комиссию партийного контроля, а мог и не насылать. Или же, на партийной комиссии нерадивого начальника за одну и ту же провинность могли пожурить по-товарищески, а могли и исключить из партии, что автоматически означало конец карьеры и вылет из системы.
Моя маменька, конечно же, в очередях за вареной колбасой не стояла. Она просто звонила в наш центральный крупнейший гастроном, который так и назывался — «Центральный» и делала заказ. И через некоторое время получала его на дом, с курьером. Маменка умела выстраивать отношения, например, с начальником управления торговли Валерием Александровичем, и поэтому ей не приходилось стоять в очередях.
С нами, мелкими спекулянтами и фарцовщиками, тоже выстраивали отношения. В это поразительное время продавцу не нужно было искать покупателя. Покупателю приходилось искать продавца с нужным ему товаром. Для меня, прибывшего из двадцать первого века, это было каким-то зазеркальем.
Любимым телевизионным зрелищем моих родителей были выступления Петросяна. Я тоже посмотрел пару раз — не впечатлило, как-то очень просто. Безыскусные шутки про невкусную колбасу и пьяниц. Но народу заходило — просто на ура. Простых советских людей беспокоила колбаса, и они охотно смеялись над тем, что сакральная колбаса по два двадцать не имеет вкуса и запаха. Да и Петросян в то время был живой, подвижный, не разведенный и не ставший символом пошлости и безвкусицы. Из прочих зрелищ маменька охотно смотрела музыкальные комедии, а папенька — остросюжетные детективы, впрочем, советское телевиденье баловало зрителей развлекаловкой не так уж и часто. Преобладали программы серьезные — «Сельский час», «Человек и закон», «Международная панорама». Музыка тоже крутилась большей частью не для того, чтобы человек расслабился, но для духовного роста человека. Что характерно, духовно расти под симфонии и оратории советский человек не сильно хотел. Предпочитал чего-нибудь полегче и поритмичнее. Моя маменька, например, любила итальянскую эстраду и имела неплохую коллекцию пластинок с записями Аль Бано, Рикардо Фольи, Челентано, Кутуньо и бог знает кого еще. Папенька был проще в своих музыкальных предпочтениях — любил выступления Кобзона, Пугачевой и даже Валентину Толкунову слушал с искренним удовольствием.
Работать втроем действительно было удобнее. Товарный голод проявлял себя все больше, ассортимент магазинов становился все скуднее, а очереди — все длиннее и озлобленнее.
— Мы, как можем, помогаем нашему государству удовлетворить растущие потребности населения! — довольно цинично рассуждал Витек после очередного удачного торгового дня. А удачным считался день, в который мы продавали все, что у нас было. Действительно, для бизнеса это были золотые времена. Много денег на руках у населения. Мало товара в магазинах. Лучшее, что может быть — высокий спрос при почти отсутствующем предложении. В нашей общей кассе всегда лежало две-три тысячи — на случай внезапной закупки.
Что касается Валеры, то он очень быстро и органично вписался в наш дружный коллектив. Ему понравилось. Заработать тридцать, а то и целых пятьдесят рублей за вечер было для него чем-то из области фантастики. Боксерские навыки Валеры тоже пригодились.
Однажды, теплым майским вечером, мы продавали часы около кинотеатра «Комсомолец» компании подвыпивших парней нашего возраста. Электронные часы парням понравились, даже очень. А вот цена в семьдесят рублей их сильно возмутила.
— Семьдесят?! Да я тебя за семьдесят колов прямо здесь отмудохаю... — гневно выпалил верзила в линялой кепке. Он источал негодование и пары плодово-ягодного шмурдяка.
— Ваще фарца охренела, — поддержал его товарищ по плодово-ягодному, внешне являвший собой странную смесь гопника и металлиста. — Шкуродеры, мать их! Давить их, козлов!
— За козла ответишь, — вмешался Витёк, сообразивший, что расплачиваться за «Монтану» ребята явно не настроены.
— Бери котлы, Серёга, — решительно скомандовал третий, — наглый типок в солнцезащитных очках, который, судя по всему, был в компании за главного. — Ребята нам их подарят. Они же не хотят проблем? Правда, ребята? От потери одних котлов сильно не обеднеете. А то щас все заберем нах. Еще и по чайнику настучим.
На пути у наметившейся социальной справедливости встал Валера. Быстрым, очень точным и почти незаметным ударом в солнечное сплетение он вывел из строя верзилу в линялой кепке.
— Убью! — заорал наглый типок. Он встал в боевую стойку и попытался изобразить какой-то пируэт, подражая то ли Брюсу Ли, то ли Ван Дамму. Валера легонько стукнул его в подбородок, и наглый типок мирно улегся на газоне под ивой.
— Нокаут, — с удовольствием констатировал я.
Гопник-металлист понял, что на халяву разжиться «фирмой» ему явно не светит, и решил со всей возможной скоростью отступить, не принимая бой и бросив поверженных друзей. Мудрое решение.
— Еще увидимся! — крикнул нам гопник-металлист. Наверное, это должно было прозвучать грозно, но вышло скорее жалко.
Увы, социальная справедливость на этот раз не восторжествовала, часы «Монтана» вернулись к законным хозяевам.
— Это, походу, шпана с Фабричного, — сказал Витя озабоченно. — Как бы не было проблем. Соберут кодлу, человек в двадцать...
— Слышь ты, жертва аборта, — обратился я к здоровяку в линялой кепке, который уже начал приходить в себя, — вообще, люди в курсе, что мы тут работаем. Еще раз сунетесь — дернем на разбор, в «Софию». Понял?
Здоровяк издал несколько жалобных звуков, которые должны означать понимание.
— Вот и хорошо, — подвел я итог. — Пойдемте, парни. А то, как бы дружинники не прицепились.
И мы шли по домам — готовиться к экзаменам, которые были совсем скоро. Родители требовали от меня срочно определиться с будущим вузом, их нервировало мое безразличие к собственной дальнейшей судьбе. Мне же было на самом деле все равно, в какой из институтов поступать. Если поступлю сейчас, то выпущусь как раз в девяносто втором. Прекрасное времечко для инженера. Или учителя истории. Или агронома. Лучше не придумаешь. Так что, подготовка к экзаменам у меня шла по остаточному принципу — почти все время съедала коммерция. А еще я влюбился.
Глава 9
Нет, я влюбился не в Юльку Голубеву. И, раз уж на то пошло, влюбился не я. Влюбился Алёша Петров, только вошедший в пору ранней юности. Вернее — не так. Не сам Алёша Петров. А его организм, доставшийся мне, человеку зрелому, уставшему и циничному. Слишком нормальному для того, чтобы взять и влюбиться в ученицу выпускного класса.