Страница 7 из 68
Бесспорно, Мария Григорьевна желала не такого жениха для своей красавицы дочери, но с мужем она никогда не спорила. В итоге уже в 1599 году шведский королевич прибыл в Москву. Там для него был построен красивый дом, при котором были и конюшни с превосходными конями, и погреба, полные снеди и всяких напитков. К Густаву приставили множество слуг и выделили большую сумму на содержание, поскольку собственных средств у него не было.
Однако вскоре выяснилось, что дорогой гость вовсе не намерен жениться на царской дочери. Он пригласил из Германии свою любовницу и стал жить с ней, как с женой, хотя на родине у нее был законный супруг. Это породило при дворе множество слухов и насмешек над Ксенией.
Узнав о насмешках, царь Борис возмутился — ведь подданным не полагалось говорить непригожие слова о царствующих особах. По совету жены он решил внедрить в русское общество систему доносов. Отныне любой человек получал большую награду за то, что сообщал о злом умысле кого-либо против царя или членов его семьи. Причем никаких доказательств не требовалось. Этим стали активно пользоваться бесчестные люди, чтобы оговорить своих недругов и обогатиться. Началось массовое падение нравов. Но правительство это замечать не хотело, поскольку мнительность и подозрительность царствующей четы не знали границ. Мария Григорьевна оказалась очень похожей на своего отна Малюту Скуратова, рьяного исполнителя всех приказаний и прихотей скорого на расправу Ивана Грозного.
Особенно опасными соперницами казались царю молодые и дружные братья Романовы, состоявшие в близком кровном родстве с царем Федором Ивановичем. Они были связаны родственными узами почти со всей высшей знатью: Ф. И. Мстиславский по матери приходился им двоюродным братом, Шереметевы и Колычевы были из одного с ними рода, бабка И. М. Воротынского была их родственницей, князья Черкасский, Троекуров, Сицкий были женаты на сестрах Романовых, а одна из них даже стала женой И. И. Годунова, сына Ивана Васильевича.
По мере того как родичи Б. Ф. Годунова дряхлели и уходили из жизни, Романовы занимали при дворе все более прочные позиции. Сам царь часто недомогал из-за приступов подагры, царевич Федор еще был мал и заменить отца на престоле не мог. Поэтому на семейном совете было решено во что бы то ни стало расправиться с возможными соперниками. С. Н. Годунов, глава Аптекарского приказа, взялся сфабриковать ложное обвинение в покушении на жизнь государя. Он подкупил казначея А. Н. Романова, который подбросил в кладовую хозяина мешочек с корешками, используемыми в то время для приготовления смертельного зелья. После этого казначей состряпал донос тому же Семену Никитичу, и в домах Романовых был устроен обыск. Естественно, что улики были найдены, началось расследование «дела Романовых». Для видимости разбирательство длилось полгода, после чего все были признаны виновными в покушении на жизнь царя. Старшего из братьев Романовых, Федора Никитича, постригли в монахи вместе с супругой. Это навсегда закрывало ему путь к престолу. Маленьких детей его отправили в Белозерскую тюрьму с семьями А. Н. Романова и Б. У. Черкасского. Остальных братьев выслали на север и в Сибирь. Там через короткое время умерли Александр, Михаил и Василий, тяжело заболел и едва выжил Иван. От болезней скончались князь Сицкий с женой и князь Черкасский.
Клану Романовых был нанесен большой удар, после которого, как полагали Годуновы, уже оправиться невозможно. Марии Григорьевне стало казаться, что теперь будущему ее детей уже ничто не угрожает. Поэтому вновь начались поиски жениха для царевны Ксении. Теперь о возможности породниться с кем-либо из русской знати вообще не могло быть и речи. Расправой над старинным боярским родом по сфабрикованному поводу царь резко противопоставил себя остальному обществу.
Вскоре дипломаты выяснили, что младший брат датского короля, Иоганн, согласен стать мужем московской царевны. Он тут же был приглашен в Россию. В отличие от Густава он был молод, красив и скромен. Хотя Мария Григорьевна и Ксения до свадьбы не могли лично с ним познакомиться, но в потайное окошечко в Грановитой палате они хорошо его разглядели и решили, что лучшего жениха просто и быть не может. Следовало готовиться к свадьбе. Вновь в царицыных мастерских закипела работа — для невесты-царевны шилось самое чудесное платье. Пока же было решено всей царской семьей отправиться в Троице-Сергиев монастырь на богомолье.
Отъезд был необычайно торжественным. Никто из царей раньше столь пышно на богомолье не отправлялся. Впереди ехали 600 пишальщиков, за ними друг за другом следовали 25 человек, державших за поводья красиво убранных коней, на которых были накинуты леопардовые шкуры, далее вели на поводу шесть рыжих лошадей в сбруе из алого бархата, за ними верхом ехали два дворянина с лестницами, обтянутыми красным сукном, с помощью которых царь выходил из кареты. Еще два дворянина везли парчовые подушки, опять же для царя. Перед царской каретой верхом ехал ясельничий М. И. Татищев, царский любимец. Царская повозка была вся позолоченной, внутри обита алым бархатом, ее везли шесть светлосерых лошадей в сбруе из алого бархата. За повозкой следовал верхом царевич Федор в одежде из золотой парчи, рядом с ним бежала толпа придворных, некоторые были весьма преклонного возраста. Так они демонстрировали особое служебное рвение. Далее шесть повозок везли царское имущество, каждая с большим фонарем для освещения дороги в темное время суток. Около повозок также бежали придворные. Царский кортеж заключали 40 пищальщиков, ведших серых в яблоках лошадей.
Перед каретой Марии Григорьевны везли две лестницы, обтянутые алым бархатом, и две парчовые подушки. Вместо ясельничего на серых лошадях ехали восемь бояр в кафтанах из алого бархата. Повозка царицы была такой же, как и у царя, золоченой, обитой алым бархатом, но везли ее не шесть, а десять лошадей, что, очевидно, подчеркивало высокий статус царской жены. Внутри царица сидела не одна, а с двумя старшими боярынями.
Последней следовала карета царевны Ксении, тоже золоченая, но обитая оранжевым бархатом. Поскольку Ксения была невестой, то от посторонних взглядов ее закрывало покрывало. Всю процессию замыкали 36 ехавших верхом боярынь — жен старших бояр и думных людей. Все они были в красных одеждах и белых войлочных шляпах с широкими полями, подвязанных красными лентами. Рот закрывала белая фата. Вдовы ехали последними в закрытых повозках.
Для москвичей все это выглядело необычным, поскольку Иван Грозный и Федор Иванович не отличались склонностью к помпезности и не любили публично демонстрировать собственное величие. Поэтому можно предположить, что царь Борис и его жена лично разрабатывали церемонию парадного выезда. Составляли списки участников, подбирали им одежду по цвету' и фасону и т. д. Ведь вся процессия для простолюдинов должна была выглядеть как очень красочное и величественное зрелище, демонстрирующее особую значимость государя и членов его семьи, особенно царицы, имевшей собственное окружение из наиболее знатных женщин. Эскорт из верховных боярынь, несомненно, был заимствован с Востока самой Марией Григорьевной.
Во время поездок царское семейство часто привозило подарки в Троице-Сергиев монастырь. В их числе был золотой оклад для иконы «Троица» Андрея Рублева, огромный колокол, весивший 2000 пудов, золотое паникадило, потир из восточного хрусталя в золоте и серебре, золотые подсвечники и т. д.
Среди даров были изделия, изготовленные в царицыных мастерских по личному указанию Марии Григорьевны. Это расшитая жемчугом пелена под икону «Троица», великолепный покров на раку Сергия Радонежского, названный «большой воздух», и всевозможные пелены. Все они представляли собой шедевры декоративного искусства, свидетельствующие о достаточно изысканном вкусе заказчицы. Кроме того, в них ярко прослеживается тенденция к роскоши и помпезности. Во всех изделиях активно использованы золотые и серебряные нити, жемчуг и драгоценные камни: сапфиры, изумруды, рубины. После бедности в детстве и юности царица, видимо, старалась «отвести душу» и вдоволь насладиться своим богатством.