Страница 23 из 54
— Будем драться сегодня как следует! — сказала Жанна герцогу Алансонскому. — Ладны ли у вас шпоры?
— Шпоры? Зачем? Разве мы собираемся бежать? — удивился юный герцог.
— Нет-нет, — рассмеялась Жанна. — Шпоры будут вам нужны для того, чтобы преследовать бегущих… Большую победу одержит сегодня благородный король!
В этом сражении, имевшем место 18 июня 1429 года, французы действительно одержали полную победу.
Их авангард во главе с Ла Гиром и Потоном де Ксентраем внезапно атаковал отряд из пятисот английских лучников, которые еще не успели приготовиться к бою, и за несколько минут смял их ряды. В это время основные силы французов под командованием герцога Алансонского и Орлеанского Бастарда двинулись в обход. В рядах английских рыцарей, которые за последнее время утратили свою былую самоуверенность, поднялась паника. Сигнал к отступлению подал Джон Фастольф, первым бежавший с поля боя. За ним последовали и другие всадники, оставившие пехоту без защиты, обрекая ее на полное уничтожение.
Победители захватили в плен около двухсот человек. Среди пленных оказался и сэр Джон Тэлбот, один из самых выдающихся полководцев английской армии, одно имя которого наводило ужас на его противников. Говорили, что число убитых англичан чуть ли не в десять раз превышало число пленных. Французы же, если верить их источникам, потеряли в сражении лишь три человека убитыми и несколько десятков человек ранеными.
Кстати сказать, после победы при Пате, заслуга которой, по словам историка Робера Амбелена, «была приписана Жанне», произошло одно весьма примечательное событие: Жанна воспользовалась дарованным ей правом помилования в пользу попавшего в опалу бывшего коннетабля Франции Артура де Ришмона, единственным «грехом» которого, похоже, было то, что он женился на дочери Жана Бесстрашного, герцога Бургундского.
Коннетабль находился в немилости у короля в результате интриг и козней де ла Тремуя и его сторонников. Он жаждал присоединиться к армии еще тогда, когда она только выступила на Орлеан, но король, этот, по словам Марка Твена, «послушный раб своих бездарных советников», отверг всякое примирение с ним. Но, несмотря на это, в сражении при Патэ Артур де Ришмон со своими людьми участие принял и здорово помог своим соотечественникам.
Можно ли сейчас без недоумения и содрогания представить себе такую картину: отважный тридцатипятилетний рыцарь, только что прекрасно проявивший себя в победоносном сражении, стоит на коленях перед двадцатилетней девчонкой и умоляет ее о помиловании, а принц крови Жан Алансонский активно поддерживает его в этом? Правильно говорится, нравы допускают такие вещи, один рассказ о которых был бы нестерпим…
Тем не менее, прошедший через подобное унижение Артур де Ришмон был помилован, одержал немало побед и под конец своей жизни даже официально наследовал титул герцога Бретонского. По владению военным искусством и по умению вести государственные дела коннетабль он был одним из самых способных людей во Франции, а честность его находилась вне подозрений. Короче говоря, вернув Артура де Ришмона Франции, Жанна сделала большое дело.
О значении победы при Пате Марк Твен написал следующее:
«Судя по результатам, битва при Пате имеет такое же огромное значение, как и те битвы, которые принято считать наиболее важными, начиная с древнейших времен, когда люди для разрешения своих споров впервые прибегли к силе оружия. Пожалуй, битва при Пате не имеет себе равных даже среди этих выдающихся битв. Ее необходимо выделить особо, как яркую вершину среди исторических бурь и конфликтов. Когда она началась, Франция лежала поверженной, еле живой; с точки зрения политических врачей, ее состояние было абсолютно безнадежным. Но когда три часа спустя битва закончилась, кризис миновал, и Франция была уже на пути к выздоровлению; для полного восстановления сил ей ничего не требовалось, кроме времени и обычного ухода. Самый плохой врач мог бы заметить это, и не нашлось бы ни одного, кто бы осмелился утверждать обратное. Многие нации, находившиеся при смерти, исцелялись, проходя через огонь многочисленных и длительных сражений, через постоянно встающие на их пути губительные препятствия. И только одна нация сумела оправиться от тяжелой болезни за один день, за одно сражение. Эта нация — французы, это сражение — битва при Пате».
Сражение при Пате было триумфом. Развоевавшиеся французы взяли у англичан убедительный реванш за разгромы при Креси, Пуатье и Азенкуре.
А где при этом находилась наша Жанна? Наверное, впереди на боевом коне? Ничего подобного! Ответ на этот вопрос мы находим у Анри Гийемена:
«Где ей отвели место во время сражения? В арьергарде, причем с большой неохотой. При этом должны были иметь место гром и молнии, крики и резкие слова: так или вообще никак… А ведь это был день Патэ… На этот раз это было событие большой важности, по сравнению с которым дела последнего месяца выглядели незначительными. А Жанна, увы, к этой победе не имела никакого отношения».
Сказано опять жестко, но опять очень верно.
Правда, сама Жанна была обо всем этом совсем другого мнения. Найдено ее письмо от 25 июня 1429 года, в котором она писала:
«Дева доводит до вашего сведения, что за восемь дней она выгнала англичан из всех городов, которые они держали на Луаре».
Все тот же Анри Гийемен по этому поводу восклицает:
«Если бы герцог Алансонский и его командиры прочитали это послание, они должны были бы усмехнуться, чуть приподняв брови. Ну и девчонка! О себе она не забывает. Все лавры для нее; но ведь известно, что она их все дарит своему Богу».
После победы при Пате вся долина средней Луары была очищена от врагов, и их план полного подчинения Франции был окончательно и бесповоротно сорван. В ходе Столетней войны наступил перелом, и дорога на Реймс, где планировалось «по-настоящему» короновать дофина Карла, оказалась практически открытой.
Причин, которые могли бы помешать коронации, больше не существовало. Коронация должна была стать завершением миссии, возложенной на Жанну.
Этот план был хорошо продуман. Коронация, в результате которой Карл стал бы законным государем Франции, должна была ликвидировать последствия договора в Труа, превратившего страну в вассальное владение Англии.
Традиционная торжественная церемония коронования, совершавшаяся еще со времен Меровингов в Реймсском соборе, лишила бы англичан той шаткой основы, которой они оправдывали оккупацию Франции. Ведь пока малолетний Генрих VI считался королем Англии и Франции, французы, боровшиеся с захватчиками, объявлялись бунтовщиками против «законной» власти. В подобных условиях коронация Карла в Реймсе фактически становилась бы актом провозглашения государственной независимости страны.
29 июня 1429 года французская армия, переформировавшись у Жьена, двинулась на северо-восток. Города Шампани, по которым проходили французы, немало натерпевшиеся от иноземцев, с радостью открывали ворота своим освободителям.
10 июля капитулировал Труа, 15 июля — Шалон, а 16 июля армия вошла в Реймс. Весь путь длиной в двести десять километров занял две с половиной недели.
О роли Жанны в этих последних успехах французской армии наглядно говорит, например, такой факт. Когда 8 июля перед штурмом Труа дофин Карл собрал военный совет, Жанну на него даже не пригласили. Она пришла сама и потребовала, чтобы французы продолжали осаду, заявив:
— Благородный король Франции, этот город — ваш. Если вы пробудете под его стенами еще два-три дня, он окажется в вашей власти по любви или насильно; не сомневайтесь в этом.
Когда Труа, Шалон и Реймс сдались на милость Карла, этот успех, по словам Владимира Райцеса, молва приписала «исключительно Жанне», уже ставшей для французов национальной героиней. Ну правильно, ведь это она «обращает в бегство врагов и очищает от них Францию». Ведь это ей «никто не может сопротивляться». Ведь это она — «Божий ангел», она «обладает силой, какой не имели ни Гектор, ни Ахиллес». А то, что из ста отголосков молвы, как минимум, десять бывают в услужении у клеветы, а остальные — у заблуждения и неведения, какая разница.