Страница 92 из 102
В 18 часов я получил ответ, гласивший, что прежнее распоряжение недействительно и я не назначаюсь преемником… Борман отдал СС следующее распоряжение:
«Когда кризис в Берлине достигнет своего апогея, по приказу фюрера рейхсмаршал и его окружение должны быть расстреляны».
Они там, в бункере, посходили с ума и перестали отдавать себе отчет в собственных действиях…
26 апреля я был арестован людьми Бормана. 4–5 мая меня увидели летчики авиасоединений, пролетавших над Маутерндорфом, где находились под стражей я и моя семья. Они напали на охрану и освободили меня.
Что вы можете рассказать об обстановке в ставке Гитлера непосредственно перед капитуляцией Германии?
Обсуждать саму идею капитуляции в ставке запрещалось. Еще 20 апреля Гитлер говорил о возможности победоносного окончания войны. Для того чтобы понять это, нужно учесть событие, происшедшее 20 июля 1944 года. В результате покушения Гитлер получил серьезную контузию. Единственный из всех, находившихся с ним, он отказался от госпитализации. В тот же вечер он принимал Муссолини и выступал по радио. Правда, через пять дней он слег в постель и пролежал два дня. После покушения он сильно изменился — терял равновесие, появилось дрожание руки и ноги, потерялась ясность мышления. С тех пор Гитлер вообще перестал выходить из бункера, потому что при ярком свете у него болели глаза. Он стал очень решительным, без колебаний выносил смертные приговоры и никому не доверял…
Как относились вы лично к расовой теории Гитлера, которую он ставил в основу своей политики?
В такой резкой форме, как она ставилась Гитлером, я ее никогда не разделял. Что касается еврейского вопроса, то меня в партийных кругах считали другом евреев, так как многим еврейским семьям я оказывал помощь. Из-за этого я имел немало неприятностей. В то, что мы — полубоги, я не верил никогда…
Допрос подсудимого Геринга
(Из стенограммы заседания Международного
Военного Трибунала от 18 марта 1946 года)
Джексон: Вы сознаете то, что, возможно, являетесь единственным оставшимся в живых человеком, который может полностью рассказать нам о действительных целях нацистской партии и о работе руководства внутри партии?
Геринг: Да, я это ясно сознаю.
Джексон: Вы с самого начала намеревались свергнуть, а затем действительно свергли Веймарскую республику?
Геринг: Что касается лично меня, то это было моим твердым решением.
Джексон: А придя к власти, вы немедленно уничтожили парламентарное правительство в Германии?
Геринг: Оно больше не было нам нужно.
Джексон: После того как вы пришли к власти, для того чтобы удержать ее, вы запретили все оппозиционные партии?
Геринг: Мы считали необходимым не допускать в дальнейшем существования оппозиции.
Джексон: Вы также проповедовали теорию о том, что следует уничтожать всех лиц, оппозиционно настроенных по отношению к нацистской партии, чтобы они не могли создать оппозиционные партии?
Геринг: Поскольку оппозиция в любой форме серьезно препятствовала нашей работе, само собой разумеется, оппозиционность этих лиц не могла быть терпима.
Джексон: Вы рассказали нам о том, как вы и другие сотрудничали для того, чтобы сосредоточить всю власть в германском государстве в руках фюрера, не так ли?
Геринг: Я говорил только о своей работе в этом направлении.
Джексон: Имеется ли здесь на скамье подсудимых кто-нибудь, кто бы по мере возможности не сотрудничал с вами для достижения этой цели?
Геринг: Ясно, что никто из сидящих здесь подсудимых вначале не мог быть в оппозиции к фюреру. Но я хотел бы сказать, что всегда нужно различать определенные периоды. Те вопросы, которые мне задают, носят весьма общий характер и касаются целого периода, охватывающего 24–25 лет.
Джексон: Я хочу обратить внимание на плоды этой системы. Насколько я понял, в 1940 году вы были информированы о том, что германская армия готовится напасть на Советскую Россию?
Геринг: Да, я говорил об этом.
Джексон: Вы считали, что в таком нападении не только нет необходимости, но что оно будет неразумным с точки зрения интересов Германии?
Геринг: В тот момент я считал необходимым отложить его с тем, чтобы выполнить задачи, с моей точки зрения более важные.
Джексон: Насколько известно, немецкий народ был втянут в войну против Советского Союза. Вы выступали за это?
Геринг: Немецкий народ узнал об объявлении войны с Россией только тогда, когда война началась. Немецкий народ не имеет ничего общего со всем этим делом. Его не спрашивали ни о чем. Он только узнал о фактическом положении вещей и о том, что привело к этому.
Джексон: Когда вы поняли, что война, с точки зрения той цели, которую вы преследовали, была проиграна?
Геринг: На это ответить чрезвычайно трудно. Во всяком случае, по моему убеждению, относительно поздно, то есть я имею в виду, что убеждение, что война проиграна, создалось у меня значительно позже. До этого я все еще думал и надеялся, что война закончится вничью.
Джексон: Описывая приход партии к власти, вы опустили некоторые события, в частности пожар в Рейхстаге 27 февраля 1933 года. После этого пожара — не так ли? — была устроена большая чистка, во время которой многие были арестованы и многие — убиты.
Геринг: Мне не известно ни одного случая, чтобы хоть один человек был убит из-за пожара в здании Рейхстага, кроме осужденного имперским судом действительного поджигателя Ван дер Люббе. Двое других подсудимых были оправданы. К суду был привлечен не г-н Тельман, как многие ошибочно думали, а депутат от коммунистов Торглер. Его оправдали, так же как и болгарина Димитрова.
В связи с поджогом Рейхстага арестов было произведено относительно немного. Аресты, которые вы относите за счет пожара в Рейхстаге, в действительности были направлены против коммунистических деятелей. Я часто об этом говорил и подчеркиваю еще раз, что аресты производились совершенно независимо от этого пожара. Пожар только ускорил их арест, не позволив завершить необходимую подготовку к нему, благодаря чему некоторым из их функционеров удалось скрыться.
Джексон: Другими словами, у вас были готовы списки коммунистов для последующих арестов еще до пожара в Рейхстаге, не так ли?
Геринг: Мы располагали списками коммунистических деятелей, подлежавших аресту. Эти списки были составлены совершенно независимо от поджога германского Рейхстага.
Джексон: Вы и фюрер встретились во время пожара, не так ли?
Геринг: Да.
Джексон: И там же, на месте, вы решили арестовать всех коммунистов, которые значились в составленных списках?
Геринг: Я еще раз подчеркиваю, что решение об арестах было принято задолго до этого. Однако приказ о немедленном проведении арестов последовал именно в ту ночь. Мне было бы выгоднее подождать несколько дней, тогда от меня не ускользнули бы несколько важных партийных руководителей.
Джексон: На следующее утро президенту фон Гинденбургу был представлен проект закона об изменениях конституции, о которых мы здесь говорили, не так ли?
Геринг: Думаю, да.
Джексон: Кем был Карл Эрнст?
Геринг: Мне неизвестно, звали ли его Карлом, но я знаю, что Эрнст был руководителем СА в Берлине.
Джексон: Кто такой Гельдорф?
Геринг: Гельдорф стал руководителем СА в Берлине позже.
Джексон: А кто такой Гейнес?
Геринг: Гейнес был в это время начальником СА в Силезии.
Джексон: Вам известно о том, что Эрнст сделал заявление, сознаваясь, что эти трое подожгли Рейхстаг и что вы и Геббельс планировали этот поджог и предоставили им воспламеняющиеся составы — жидкий фосфор и керосин, которые положили в подземный ход, ведший из вашего дома в здание Рейхстага? Вам известно о таком заявлении, не так ли?
Геринг: Я не знаю ни о каком заявлении руководителя СА Эрнста, но я знаю о романе шофера г-на Рема, вышедшем вскоре после этого и опубликованном в иностранной прессе после 1934 года.