Страница 39 из 80
Восстание Гаджи Ахунда поначалу казалось серьезной угрозой. Повстанцам даже удалось больше чем на сутки прервать движение по железной дороге Баку — Тифлис. Однако быстро выяснилось, что разжиться продовольствием в стране, где крестьяне едва сводят концы с концами, нет никакой возможности. Люди Гаджи Ахунда вынуждены были реквизировать продукты у населения, тем самым восстанавливая его против себя. Очень скоро Гаджи Ахунду пришлось раздробить свою армию на мелкие отряды, и большинство повстанцев разошлось по домам.
Войска под командованием главы Азербайджанского ГПУ М. П. Фриновского загнали группу Гаджи Ахунда и девять его ближайших сторонников в Дивардинские зимовники, где почти все они, включая лидера, были убиты в бою 9 декабря 1930 года.
Поднятое Гаджи Ахундом восстание было подавлено с помощью суровых репрессий. В селах брали заложников, заставляя крестьян выдавать скрывающихся повстанцев. Захваченные в плен участники мятежа и заподозренные в пособничестве им расстреливались на месте.
Некоторые добровольно сложившие оружие временно оставлялись на свободе в расчете, что они сагитируют своих товарищей прекратить борьбу. Потом их тихо «изымали» и либо расстреливали, либо отправляли в концлагеря.
Сталин читал сводки ГПУ. И боялся, что, если кризис углубится, бывшие вожди оппозиции станут знаменем народного недовольства, а их сторонники на местах, равно как и уцелевшие меньшевики, дашнаки, эсеры и члены других запрещенных партий придадут выступлениям крестьян и рабочих организованность. Поэтому сразу, как только появился подходящий предлог — убийство Кирова, началась широкая кампания превентивных репрессий, достигшая кульминации в 1937–1938 годах.
В фабрично-заводском районе Баку осенью 1930 года расклеивали листовки, где утверждалось: «Товарищи! Только Рыков даст нам жизнь, но не Сталин-националист. Да здравствует свободная жизнь. Граждане товарищи, с вас три шкуры дерут. Долой коммунистов-паразитов».
Берия с тревогой отмечал, что во время демонстрации 7 ноября 1930 года в столице Азербайджана, хотя «отдельные рабочие выступали против правых уклонистов и призывали вести борьбу с ними… часть выступающих поддерживала правооппортунистические лозунги, отрицая необходимость борьбы с Бухариным, Рыковым и др.
«Мы с начала 5-тилетки обвиняли Бухарина за его неправильный подход к вопросам хозяйственного строительства, а на деле вышло, что он прав. Нас морят голодом, зарплаты своевременно не выдают» (рабочий 6-го промышленного Ленрайона беспартийный Ахмед Таги).
«Крестьян грабят, не дают им развивать своего хозяйства, народ голодает. Если на сторону Рыкова и других перейдут еще несколько вождей, то тогда разобьют Сталина» (Курдюков, Азнефть, беспартийный)».
Продовольственные трудности заставляли людей тосковать по той поре, когда у власти в Закавказье были антисоветские правительства. Так, 30 апреля 1929 года в связи с введением карточек на хлеб — 800 граммов для работающих и 400 для иждивенцев в день — Берия фиксировал в сводке нелестные высказывания рабочих о советской власти: «Не нужно верить брехне нашего правительства. Все, что оно обещало, это ложь. Разве при меньшевиках жизнь не была лучше? Меньшевики были правы, когда боролись с большевиками. Если бы меньшевики остались, то нам не жилось бы так плохо», — сокрушался тифлисский грузчик Лука Богвирадзе.
В Баку рабочие тоже поносили советскую власть. Хронометрист отдела турбинного бурения местных нефтепромыслов говорил своим товарищам в ноябре 1930 года: «Ни в одном государстве нет такого хаоса, как у нас. А главковерхи везде и всюду кричат о том, что мы выполняем пятилетку и догоняем Америку. Таких порядков нет даже в самой отсталой стране, к примеру в Индии. Рабочий кушает как свинья, а если станет говорить правду, то его считают антисоветским элементом. Все отправляют за границу, нас морят. А теперь там не принимают, так давай нас давить очередями. На собраниях кругом кричат — у нас есть, у нас много. А мы хлопаем. Дураками нас считают. Мы же все хлопаем и прохлопали все хорошее». Рабочий же трубокотельных мастерских Илья Чернов вспомнил добрым словом царские времена: «Раньше Николай плохой был, а жили как люди. Теперь, говорят, хорошо, а нигде ничего не добьешься».
В Армении крестьяне с тоской вспоминали о высланных кулаках и прочих «эксплуататорах». Сводки ГПУ фиксировали, как в апреле 1930 года «в селе Авдибек Аламлинского района на бедняцком собрании выступил батрак Седрак со следующим заявлением: «Что мне дала Советская власть, меня кормил священник, и ему я должен помогать».
А в селении Амамлы батрак Пализян говорил совсем уж крамольные вещи: «Наши кулаки такие же батраки, как и я. Я лично работал у кулаков Баграмянов, и они больше меня работали. У нас в селе кто бедняк, тот лодырь. Кого мы называем кулаками — это те люди, которые день и ночь мучаются, работают».
Раз такие настроения проявляются даже среди «классово близких» людей, значит, дело плохо. Раскулачивание и раздел добра высланных между остальными крестьянами стало совершенно необходимым для выживания советской власти. Теперь крестьяне были связаны круговой порукой — общим владением чужим имуществом, отделены навсегда от тех, кто работал день и ночь и не боялся отстаивать перед властью свои и общественные интересы. А неуправляемое крестьянское стадо уже можно было загнать в колхоз, когда посулами, а чаще грубой силой.
Недовольство сохранялось и в колхозах, но там его гораздо легче было контролировать тому же ГПУ совместно с колхозным руководством. Среди крестьян нарастали настроения безысходности.
Берия докладывал: «В селении Карабулаге Абиран-ского района середняк Арутюнян, во время разъяснения статьи т. Сталина «Ответ товарищам колхозникам», заявлял среди крестьян следующее: «Произносят речи ради своего кармана, говорят, что власть рабоче-крестьянская, не верьте. Они врут, имя крестьянина коммунисты используют для того, чтобы мы молчали бы. Нигде правды нет и не будет».
Лаврентий Павлович цитировал и образец пропаганды, распространяемой среди крестьян троцкистами: «Партия разлагается, власть потеряла голову и теперь не имеет возможности поставить работу должным образом. Если до сих пор правительство работало сносно, то этим было обязано Ленину и Троцкому, которые руководили работой. А теперь за работу взялся княжеский сын — Сталин (намек на распространенную в Грузии легенду, что настоящим отцом Сталина был князь Эгнаташвили. — Б. С.), который ни одной минуты о крестьянах не думает, старается всячески наши хозяйства уничтожить. Для этой цели он выдвинул коллективизацию, и все, что делается, сами видите своими глазами».
Недовольны были и рабочие. В Ереване рабочие маслобойного завода Армхлопка кандидат в члены партии Алике и Саркисян говорили своим товарищам, что «с раскулачиванием кулаков и ликвидацией спекулянтов положение рабочих не улучшилось. В кооперативах, за исключением черного хлеба, ничего нет. Неправильно, что у нас рабочее правительство. Кто получает жирные оклады, тот живет хорошо, а рабочие постоянно нуждаются и питаются черным хлебом. В случае войны в первую очередь отправят нас, а в то время как за рабочими нету ухода».
Берия подчеркнул, что «все присутствующие при этом рабочие (17 человек) согласились с этим». Несчастные как в воду глядели: рабочие и крестьяне нужны были как пушечное мясо для грядущей войны.
Берия постоянно воевал с партийным руководством Грузии по поводу «перегибов» в проведении антирелигиозной кампании, причем не только по отношению к мусульманам. 3 мая 1929 года в специальной докладной записке «О грузинской церкви» он рекомендовал «несколько ослабить налоговый нажим на духовенство и ни в коем случае не производить арестов представителей последнего без соответствующей санкции со стороны ГПУ. Предложить прокуратуре расследовать все случаи ограбления и поджогов церквей и виновных привлечь к ответственности. Считать абсолютно необходимым вопросы отобрания и закрытия церквей согласовывать с местными органами ГПУ в целях избежания возможных ошибок и систематического разложения грузинского духовенства…