Страница 15 из 42
– Кто, назови имена.
– Значит, были там синьор Пандольфо, бухгалтер…
– Постой, дай телефонную книгу.
– А зачем вам ему звонить? Вон он ест мороженое.
Монтальбано взял свою чашку и подошел к бухгалтеру.
– Можно присесть?
– Располагайтесь, комиссар.
– Спасибо. Мы знакомы?
– Ну, вы со мной не знакомы, а я-то вас знаю.
– Синьор, вы частенько играли в карты с покойным, да?
– Куда там! Только по вторникам. Потому что, видите ли, по понедельникам, средам и…
– Пятницам он ходил в контору, – закончил привычное перечисление Монтальбано.
– А что вам угодно узнать?
– Почему синьор Лапекора решил возобновить дело?
Его собеседник казался искренне удивленным.
– Возобновить? Да как так? Он ничего нам не говорил. Мы все знали, что он ходит в контору по привычке, так, скоротать время.
– А он говорил что-нибудь о некой Кариме, которую нанял убираться в конторе?
Глаза у того слегка забегали, Монтальбано не заметил бы этой легкой нерешительности, если бы не уставился на собеседника так пристально.
– А что ему было со мной болтать о своей горничной?
– Вы хорошо знали Лапекору?
– Хорошо ли я его знал? Тридцать лет назад – я жил тогда в Монтелузе – был у меня друг: умница, светлая голова, на язык остер, сдержанный, милейший был человек. И щедрый вдобавок, как король. Душа нараспашку, одним словом. Однажды вечером сестра его попросила присмотреть за полугодовалым сыном, пару часов надо было с ним посидеть. Так вот только сестра за дверь – он достал нож, порезал младенца и изжарил, да еще петрушкой и чесноком приправил. Я не выдумываю. В тот самый день я его видел, он был такой как всегда, милый, разумный. А что до бедняги Лапекоры, так я знал его достаточно, чтобы подметить, например, что в последние пару лет он здорово изменился, комиссар.
– В каком смысле?
– Ну, стал нервный, не смеялся, грубил, по любому пустяку раздражался. Прежде он таким не был.
– Что с ним случилось, как вы думаете?
– Я у него спросил однажды. Он сказал, со здоровьем не ладится. Врач нашел у него атеросклероз.
В конторе он первым делом сел за печатную машинку. В ящиках стола лежали бланки и конверты со старой надписью, пожелтевшие от времени. Комиссар взял один листок, вставил его в машинку, достал конверт, который ему дала синьора Антоньетта, и перепечатал адрес. На всякий случай он попробовал еще раз, хотя результат уже был очевиден: буква «р» выступала над строчкой, «а» опускалась ниже строки, «о» выходила бледнее остальных: адрес на конверте от анонимного письма был напечатан на той же машинке. Он посмотрел в окно: горничная синьоры Вазиле Коццо стояла на невысокой стремянке и протирала стекла. Комиссар распахнул ставни и окликнул ее:
– Эй, синьора дома?
– Обождите, – ответила горничная и смерила его суровым взглядом. Комиссар явно пришелся ей не по вкусу.
Она спустилась и исчезла, вскоре на ее месте на уровне подоконника показалась голова синьоры. Не приходилось даже повышать голос, их разделяло меньше десятка метров:
– Синьора, простите меня, если я не ошибаюсь, вы говорили, что иногда этот парень, помните?…
– Да, я понимаю, о ком вы.
– Что этот парень писал на машинке. Помните?
– Да, но не на той, что стоит в конторе. У него была портативная машинка.
– Вы уверены? Это не мог быть компьютер?
– Нет, это была портативная печатная машинка.
Что за странный способ вести допрос? Монтальбано сообразил, что они с синьорой Коццо переговариваются через улицу, как две болтливые кумушки.
Попрощавшись, Монтальбано решил реабилитироваться в собственных глазах и устроить обыск. Он провел его тщательно, как настоящий профессионал. Но ни полученную из типографии посылку, ни одного бланка или конверта с надписью на английском не нашел.
Они от всего избавились.
Тому, зачем парень приносил свою машинку, хотя в конторе уже была одна, комиссар нашел вполне вероятное объяснение. Брюнету не подходила клавиатура старой «Оливетти»: ему нужен был, видимо, другой алфавит.
Глава восьмая
Комиссар вышел из конторы, сел в машину и поехал в Монтелузу. В управлении Финансовой гвардии[14] спросил капитана Алиотту, своего старого друга. Его сразу впустили.
– Сколько мы уже не виделись? Я не говорю, что ты один виноват. Я тоже хорош, – сказал Алиотта, обнимая приятеля.
– Ну, простим друг другу и наверстаем упущенное.
– Договорились. Ты по делу?
– Да. Помнишь того инспектора, от которого я в прошлом году получил ценные сведения об одном супермаркете в Вигате? Торговля оружием, помнишь?
– А как же. Его зовут Лагана.
– Я могу с ним переговорить?
– А в чем дело?
– Хочу пригласить его в Вигату на полдня. По крайней мере, надеюсь, что не больше. Надо посмотреть документацию одной фирмы, она принадлежала тому убитому в лифте синьору.
– Я его позову.
Инспектор был крепким пятидесятилетним мужчиной, с короткой стрижкой и в золотых очках. Монтальбано он сразу понравился.
Он досконально ему объяснил, что от него требуется, и вручил ключи от конторы. Инспектор посмотрел на часы:
– К трем часам могу быть в Вигате, если синьор капитан не возражает.
Поболтав немного с Алиоттой, Монтальбано решил, что ему следует позвонить в комиссариат, где он не появлялся со вчерашнего вечера.
– Доктор, это собственной персоной вы?
– Да, Катаре, собственной персоной я. Кто-нибудь звонил?
– Да, доктор. Два раза доктору Ауджелло, один…
– Катаре, мне плевать, кому еще звонили!
– Но вы собственной персоной только что спросили!
– Катаре, кто-нибудь звонил мне, моей собственной персоне?
Может, если подладиться под его язык, удастся получить вразумительный ответ.
– Да, доктор, звонил кто-то, но было непонятно.
– Что непонятно?
– Ничего не понятно. Должно быть, родственники.
– Чьи?
– Вашей персоны. Вас по имени звали, говорили: Сальво, Сальво.
– А еще что говорили?
– Плакались, очень печалились, причитали: ай-ай, ой-ой.
– Мужчина или женщина?
– Женщина, старая, доктор.
Айша! Он вылетел из кабинета, забыв даже попрощаться с Алиоттой.
Айша сидела перед домом и горько плакала. Нет, Карима и Франсуа не появлялись, она не потому звонила. Она встала и провела гостя в дом. Комната перевернута вверх дном, даже матрас распорот. Посмотреть, на месте ли книжка? Нет, успокоила Айша, ее они не нашли.
Наверху, в комнате Каримы, еще хуже: из пола местами выдраны плитки, игрушка Франсуа, пластмассовый грузовичок, разломана на куски. Фотографии исчезли, даже «портфолио» Каримы. Ну, этих не жалко, подумал комиссар. Наверное, они подняли здесь страшный шум. Где пряталась в это время Айша? Старушка объяснила, что не пряталась, она днем раньше поехала навестить подругу в Монтелузу, припозднилась и осталась ночевать. Ей повезло: если бы ее нашли в доме, прикончили бы. У них, верно, были ключи, ни одна из дверей не взломана. Конечно, они пришли только за фотографиями, хотели уничтожить все свидетельства того, как выглядела Карима.
Монтальбано велел старушке собирать вещи, он отвезет ее обратно к подруге в Монтелузу. Там придется пробыть несколько дней, на всякий случай. Айша грустно согласилась. Комиссар кое-как объяснил, что, пока она собирается, он заскочит в соседнюю табачную лавку, это займет не больше десяти минут.
Перед начальной школой, по пути в табачную лавку, собралась шумная толпа бурно жестикулирующих мамаш и плачущих детей. Двое полицейских, откомандированных в Вилласету из Вигаты, – Монтальбано их знал, – попали в окружение. Комиссар прошел мимо, купил сигарет, но на обратном пути любопытство взяло верх. Комиссар потребовал, чтобы толпа расступилась перед вовремя прибывшим на помощь стражем закона, то есть перед ним.
14
Финансовая гвардия – служба контроля за финансами в Италии