Страница 7 из 11
В целом проектировавшееся учебное заведение все равно обходилось казне раза в два дешевле, чем любая гимназия. Однако по каким-то причинам император не одобрил этот проект, и «Гимназическое училище» так и не было открыто.
Новая Пятая мужская гимназия была открыта в столице только в 1845 г. у Аларчина моста на Екатерингофском проспекте (ныне – пр. Римского-Корсакова).
Действующие лица
граф С.С. Уваров (1786 – 1855 гг.) – попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1811 – 1821 гг., министр народного просвещения в 1833 – 1849 гг; президент Академии наук с 1818 г.
Учреждения
Четвертая (Ларинская) гимназия – была основана 15 августа 1836 г. на средства из капитала, пожертвованного в царствование Екатерины II купцом П. Д. Лариным и находившегося в распоряжении Министерства народного просвещения. Поскольку Васильевский остров был торговым центром Петербурга, в новое учебное заведение кроме детей дворян и чиновников стали принимать мальчиков из купеческих семей, которых готовили к коммерческим занятиям. Гназия располагалась по адресу: Васильевский остров, 6-я линия, д. 15
Пятая гимназия – открылась 23 ноября 1845 г. Первоначально предполагалось вместо древних языков усилить преподавание точных наук: математики, физики, геометрии, механики, естественной истории и химии. Но в итоге решением министерства гимназия была основана на общих основаниях.
Латинист-«оригинал»
Одним из самых известных учителей С.-Петербургской губернской (затем, с 1830 г., – Второй) гимназии был Никита Федорович Белюстин, автор учебников латыни, по которым учились многие поколения гимназистов. После окончания в 1811 г. Педагогического института он поступил на службу в гимназию в качестве гувернёра при пансионе и проработал в этой должности десять лет. Одновременно с 1813 г. и вплоть до выхода в отставку Белюстин преподавал латинский язык, в 1820 г. был назначен старшим учителем русского языка, а в 1824 и 1825 гг. помимо прочего преподавал еще политическую экономию и римские древности. С 1826 г. он обучал латыни не только гимназистов, но и учащихся Горного кадетского корпуса. В 1841 г., не доработав нескольких месяцев до выслуги 30 лет, тяжело заболел и был вынужден оставить службу. Начальство отмечало его «примерное рвение и пламенную любовь к своему предмету», а также особенные труды «на поприще педагогии».
Что же касается учеников, то они характеризовали его как большого «оригинала». Белюстин был «предан своему делу, строго взыскивал за каждое неправильное ударение и приходил в восторг от верной скандовки стихов Вергилия». Однако оригинальность учителя проявлялась прежде всего в неимоверной вспыльчивости и невоздержанности на язык. Нередко урок Белюстина заканчивался тем, что весь класс в наказание стоял на коленях у учительской кафедры. Один из бывших воспитанников, А.О. Реде, писал, что однажды на такой урок явился с визитом министр просвещения граф С.С. Уваров и, войдя в аудиторию, с улыбкой поинтересовался, «не молельня ли это». В другой раз директор гимназии А.Ф. Постельс, услышав из коридора брань учителя, заглянул в класс и велел мальчикам встать с колен. Однако латинист в запальчивости заявил начальнику: «Вы что, милостивый государь, мешаетесь не в своё дело, извольте идти вон!» После урока ученики отправились к директору извиняться за неисполнение его приказания и объяснили, что они очень уважают своего педагога, прощают ему все причуды и просят оставить все по-прежнему.
К нерадивому ученику Никита Федорович мог обратиться с такой речью: «В твоих ли поганых лапах держать священную книгу Цицерона? Что, если бы он теперь вошёл к нам в класс? Что бы он сказал? Он сказал бы, что или ты болван, или учитель твой дурак. Но так как я дураком быть не могу, ибо получаю пять тысяч рублей жалованья, то становись на колени, подлая тварь, каналья!» Тем не менее, несмотря на всю эту ругань, предмету своему Никита Федорович учил основательно, его ученики могли свободно объясняться на латыни. Дети чувствовали, что строгость Белюстина напускная, а на самом деле он «прекраснейший человек, истинно добрый, всегда готовый от души помочь своим ближним».
Действующие лица
Н.Ф. Белюстин (1784 – 1846 гг.) – автор учебников:
Опыт практического руководства в переводах с российского языка на латинский, с предположением правил словосочинения латинского языка изложенного по Брёдеру и Дёрингу. СПб., 1817
Практическое руководство к переводам с российского языка на латинский с предварительным изложением правил этимологии синтаксиса латинского языка, составленное по Брёдеру, Цумфту, Дёрингу и другим немецким филологам. СПб., 1830
Начальные основания латинского языка, содержащие а) Азбуку с примерами для чтения и разговорами, в) Краткую грамматику, с) Хрестоматию для упражнения в переводе. СПб., 1836
Латинская хрестоматия для средних и высших классов гимназий из латинских классических авторов с пояснениями на труднейшие места текста в 2-х частях. СПб., 1839
Латинская хрестоматия для средних и высших классов гимназий из латинских классических авторов в 4-х томах. СПб., 1853 – 1854
С.С. Уваров (1786 – 1855 гг.) – попечитель С.-Петербургского учебного округа в 1811 – 1821 гг., министр народного просвещения в 1833 – 1849 гг; президент Академии наук с 1818 г.
А.Ф. Постельс (1801 – 1871 гг.) – естествоиспытатель, путешественник, почётный член Петербургской академии наук, участник кругосветного плавания Ф. П. Литке, исследователь Камчатки; директор Второй гимназии в 1837 – 1856 гг.
Страстный поклонник муз и поэзии
Алексей Петрович Алимпиев, сын протоиерея, родился в 1797 г. Окончив Тверскую духовную семинарию, он с 1818 до 1853 г. состоял на службе сначала в столичной Губернской гимназии, затем в Высшем училище и, наконец, во Второй гимназии. На первых порах преподавал русский язык и латынь, одновременно выполняя функции гувернёра. После преобразования гимназии в Высшее училище на него были еще возложены обязанности учителя истории и географии, а также письмоводителя Хозяйственного комитета. Только в 1831 г. Алимпиеву удалось сосредоточиться на преподавании своего главного и самого любимого предмета – российской словесности. В том же году он был единогласно избран коллегами в секретари Педагогического совета. К 1843 г. Алимпиев заработал пенсию, послужив 25 лет в учебном ведомстве, но администрация гимназии ходатайствовала о его оставлении на службе. Помимо Второй гимназии Алимпиев преподавал словесность в других учебных заведениях столицы: Институте корпуса горных инженеров и Аудиторской школе при батальоне военных кантонистов. Кроме того, в Императорском Театральном училище он читал курс драматического чтения и … археологии. Алексей Петрович написал также несколько учебных пособий по логике, риторике и теории словесности. Иначе говоря, был человеком разносторонним…
Ученики обожали Алимпиева прежде всего за душевные качества, видимо, резко отличавшие его от других школьных учителей. Один из мемуаристов, Н. Каратыгин, описывал свою первую встречу с ним так: «Директор (А.Ф. Постельс – Т.П.) ввёл меня на экзамен к учителю русской словесности, преподававшему в тот день в VI-м классе. Алимпиев, взяв книгу со стола, предложил мне написать под диктовку на большой черной доске следующее:
Уж сколько раз твердили миру,
Что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок,
И в сердце льстец всегда отыщет уголок…
В этих трех строках нашего бессмертного баснописца, которые я написал мелом на классной доске, Алимпиев не нашёл ни одной ошибки; даже знаки препинания мною были расставлены правильно. Он спросил мою фамилию, и когда я ему ответил, – то он, дружески потрепав меня по плечу, сказал: «Знаю, знаю вашего отца и дядю. Ну-ка теперь извольте взять книгу и прочтите «не так как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой». Я прочёл басню до конца. «Браво, браво!» – одобрительно произнёс он и, взяв от меня книгу, вскоре перешёл со мной в самый дружеский тон. «Ну, скажи теперь («ты» он говорил всегда своим любимцам, как я узнал впоследствии, слушая его лекции в IV и V классах), какое заключение ты можешь дать смыслу этой басни?» «Не быть вороной», – отвечал я. «Прекрасно! Но я полагаю, что непохвально быть также и лисицей?», – спросил он меня, лукаво прищурясь. Я отвечал, что нехорошо быть также и лисицей. «Итак, любезный друг, в жизни не будь ни лисой, ни вороной, а будь человеком!», – заключил Алимпиев.