Страница 16 из 17
– Да это она Клюху с Ляпой утопила! – вякнул Птаха. – Это все из-за нее...
– Заткнись, недоносок! – цыкнул на него Степан.
В это время в комнату влетели два запыхавшихся сержанта.
– Молодцы, быстро приехали, – одобрительно кивнул Круча. – Этих двух орлов в обезьянник. Я приеду – разберусь...
Насильников скрутили в бараний рог, упаковали в наручники и потащили к машине. Степан остался с Томой с глазу на глаз.
– Как они к тебе попали? – спросил он.
– Я домой заходила. А тут они. Я даже пикнуть не успела. Они меня в квартиру затащили...
– Я же говорил, эти недоноски тебя ищут. Только я не знал, что они по второму разу изнасиловать тебя хотят. Оказывается, один раз уже было, да?
Степан сел в кресло и оттуда вперил в Тому пытливый пронизывающий взгляд.
– Ну, было, – затравленно выдавила она.
– Давно?
– Три недели назад... Я на пляже загорала. Лежала себе тихонько, никого не трогала. А потом эти появились. Их четверо было. Понимаете, четверо! А я одна! Они на меня всем скопом навалились... Это было так жутко и мерзко. – Ее красивое личико исказила гримаса отвращения. – Вы даже представить себе не можете, как это было мерзко...
– Почему не обратилась в милицию?
– Ну и обратилась бы, а что дальше?
– Как, что дальше? Это сволочье ответило бы по всей строгости закона.
– Ну да, так я вам и поверила. Я что, не знаю, как все бывает? Ко мне бы подошли крепкие ребята, заставили бы отказаться от показаний. А там бы родители с денежками появились. Судье бы на лапу отвалили, и никаких проблем... У меня подругу в Коломне изнасиловали. Ну и что? Оказалось, это она во всем виновата. Те, которые насиловали, хорошие. Потому что у их родителей денег куры не клюют. А она плохая. Потому что за нее заступиться некому. На нее теперь все пальцами показывают...
– Я немного не пойму, это ты милицию осуждаешь или себя оправдываешь? А оправдываться есть от чего. Как-никак два трупа за тобой... Теперь-то я точно знаю, что ты нарочно тех двух парней утопила...
– Ну вот, а я о чем говорила? Я уже плохая, а они хорошие...
– Никто не говорит, что насильники – хорошие. Те двое уже наказаны, а по этим двум тюрьма плачет...
– И по мне тоже тюрьма плачет? – мрачно усмехнулась Тома.
– Я этого не сказал.
– Но подумали... В душе небось радуетесь. Убийцу разоблачили... А я вам вот что скажу. Мне все равно, что вы думаете. Да, я нарочно продолжала ходить на тот пляж, нарочно ждала этих ублюдков и нарочно потянула их за собой в воду. Они утонули, и мне их нисколько не жаль. Ведь они меня не жалели, когда вчетвером трахали!.. Я их ненавижу. Ненавижу!!!
Степан поднялся с кресла, подсел к ней. И даже обнял за плечи. Чтобы она успокоилась. Но Тома отстранилась. Слез на глазах уже не было. Губы кривила недобрая улыбка.
– Ты сейчас поедешь со мной. И напишешь заявление. Изложишь все как было. Хорошо? – спросил он.
– А нечего писать. Не было ничего. Ничего не было!.. Никто меня не насиловал. Никто. И топить я никого не топила. Это была трагическая случайность... И сегодня меня никто не собирался насиловать. Я сама этих мальчиков попросила. Так и знайте!
Степан смотрел на нее без осуждения. А за что ее осуждать? За то, что она решила отомстить за свою поруганную честь? Ни для кого ведь не секрет, что деньги и связи сейчас решают все. А у судей золотая лихорадка. За деньги они оправдывают насильников, а изнасилованных делают виновными. И так сплошь и рядом.
Тома не стала никому жаловаться. Она решили наказать подонков собственными силами. И наказала. И, по большому счету, правильно сделала. Если бы эти уроды знали, что их ждет смерть, они бы никогда не полезли на Тому. А так они были уверены в собственной безнаказанности. Отсюда и беспредел. Отсюда бешеный рост преступлений сексуального характера...
– Не было ничего, – улыбнулся Степан. – Ничего не было. Никто тебя не насиловал. Ни тогда, ни сейчас. Забудь об этом... Тем двоим воздалось по заслугам. Эти двое будут жить теперь в вечном страхе. Я об этом позабочусь. И о тебе позабочусь. Чтобы тебе нечего было бояться...
Степан поднялся с дивана, шагнул к двери. Остановился, обернулся. Тепло посмотрел на Тому.
– Я не собираюсь доказывать твою вину. Потому что ты ни в чем не виновна. Так и знай... А с этими двоими разберусь. Ты их не бойся... Пойдем, закроешь за мной дверь.
Он не видел, как Тома поднимается с дивана, как идет вслед за ним. Он широким шагом вышел из квартиры и был таков.
Глава одиннадцатая
Птаха с ужасом наблюдал за здоровенным уголовником с гнилыми зубами и зловонным дыханием. В камере было душно, поэтому этот тип был без майки. Весь торс, от шеи до пупка, был синий от наколок. Да он и не скрывал, что вся его жизнь с младых ногтей прошла за решеткой.
– Так за что тебя, фраерок, менты повязали? – сиплым голосом спросил уголовник.
Его леденящий взгляд выкручивал душу наизнанку. Птаха поймал себя на желании исчезнуть, раствориться в затхлом мареве тесной камеры. Лишь бы не видеть и не слышать этого тюремного монстра.
– Да я тачку разул, – выдавил он из себя. – Колеса снял, магнитолу...
Хотелось, чтобы голос звучал грубо, весомо. Но вышел какой-то жалкий писк.
– Ты кому свистишь, щегол?
– Да в натуре, все так и было...
Вообще-то они с Тюльпаном на самом деле один раз разули тачку. Колеса сняли, магнитолу. Деньги нужны были. Это у Клюхи с Ляпой черепа конкретно капусту рубят. У Клюхи своя «девятка», Ляпа «десятку» собирался прикупить. Кучеряво пацаны жили, не вопрос. И Птахе нет-нет да помогали бабками, и Тюльпану иногда перепадало. Но нет больше Клюхи с Ляпой. И все из-за той голожопой сучки.
Всякий раз, когда Птаха думал о Томе, от злости он начинал скрежетать зубами. Ведь из-за нее он уже третий день парится в КПЗ. Из-за нее он может схлопотать срок. И Тюльпан тоже. В соседней камере нары шлифует.
– Кому ты баки забиваешь? – угрожающе надвинулся на него уголовник. – Тебя за мохнатый сейф повязали.
– Мохнатый сейф? – захлопал глазами Птаха. – Не брал я никакой сейф.
– А я говорю, брал. Ты телку изнасиловал. Это и есть мохнатый сейф...
– Я не знал...
– Теперь знай. А мы позаботимся, чтобы ты на всю жизнь запомнил. Правда, братва?
Кроме этого здоровяка с татуировками, в одной камере с Птахой сидели еще две уголовные рожи. И сейчас они злорадно скалились.
– А ты знаешь, козел, что ты мою сестру трахнул? – спросил один.
– И мою, – потянулся к нему второй. – Ответить придется...
Дальше все происходило как в кошмарном сне. Все три уголовника скопом навалились на Птаху, животом швырнули на нары. Кто-то стащил штаны, кто-то раздвинул ноги. Птаха пытался сопротивляться, но сильные руки уголовников не давали ему никаких шансов.
– Сейчас, сейчас, – приговаривал сзади здоровяк. – Сейчас я тебя, кочет, распакую!
Птаха знал, что сейчас произойдет. И взвыл от страха и от ощущения собственного бессилия.
– Ну, держись, девочка!
Еще бы чуть-чуть, и случилось бы непоправимое. Но в самый последний момент открылась дверь. И густой бас надзирателя объявил:
– Птахов, на выход!.. Э-э, что тут у вас происходит?
Уголовники не стали пытать судьбу. Оставили Птаху в покое и разлетелись по нарам.
– Я спрашиваю, что здесь происходит? – грозно повторил мент.
– Да тут это, начальник, педик один ко всем пристает, – ответил кто-то.
– Сам пристает, – чуть ли не хором подтвердили остальные. – Штаны снимает и просит, чтобы его продырявили. Эти педики совсем оборзели...
Птаха молчал. Обливался слезами, хлюпал носом и спешно натягивал штаны.
– Убери от нас этого педика, начальник!
– Убираю, – кивнул мент.
Он вывел Птаху из камеры, поставил лицом к стене. И подленько так хихикнул.
– А я тебя знаю. Ты на Поперечной улице живешь, в десятом доме... Так ты, оказывается, педик. Не знал, не знал...