Страница 12 из 25
— И вышло так, что пришлось по миру помотаться. А там и осесть под чужой личиной, да за чужой жизнью приглядывая… тогда-то и начал задумываться о том, кто я есть. Все думал, как дело закончится, так вернусь домой. С мамкой помирюсь. Отец, чай, не рискнет меня тронуть. Федьку вон в люди выведу, если захочет. Аньку… я ей подарок выбрал. Там… когда сам не собой становишься, в голове колобродить начинает. Чем дальше, тем больше размывается граница. И перестаешь понимать, кто ты есть на самом-то деле. Вот и цепляешься за все, лишь бы не свихнуться. А у меня и зацепиться, как выяснилось, не за что.
Я прикусываю губу.
И молчу. Гляжу на воду и молчу.
— Десять лет… это, конечно, не самый большой срок, но достаточно, чтобы почти сойти с ума. А потом… потом все пошло не по плану. Там, где я был, порой случается, что вечером одна власть, утром другая… а там и бунты, мятежи, и всякое… иное. Главное, что объект, за которым я присматривал, проходил по первому уровню потенциальной опасности. Присматривал изнутри, потому как были и те, кто вроде как курировал работу извне, я и за ними заодно. Так вот, этот объект попытались захватить. И у них получилось, да… почти… закончилось все стихийным выбросом энергии. А он вызвал пробуждение части… — Дмитрий замолчал и дернул шеей. — Это уже закрытая информация. Главное, что выбирались мы… долго выбирались.
— Тебя там? — поинтересовался Лют. — Энергетическая… болезнь?
— И она тоже. Говорю ж, долго выбирались. По горам, по… свои-чужие, такая круговерть, что и не понять, кто да где. На мне гражданские, которых я и поставлен был охранять. Не приспособленные совершенно, но как-то тянулись, старались. И я тянул. Повезло. Пару месяцев и вышли. К своим. Там-то я и отключился… честно, даже не помню, как в больничку попал. Очнулся уже там. Мне и говорят, что, мол, два года как лежу… и что хрен его знает, сколько еще лежать буду. Повреждения и все такое… ладно рожа, я и раньше особо красавцем не был, а вот нервная система — другое. Сперва-то я и руками еле-еле шевелил.
Не хочу сочувствовать.
И пялюсь на воду до рези в глазах. Солнечный свет отражается, потому-то и больно. Глазам. И еще губы пересохли совершенно. Облизываю их.
Уйти бы, но…
Я же пришла, чтобы узнать о себе. Кто сказал, что это будет приятно.
— Потом судороги… приступами. И лекарства не помогали. Целители тоже мало что могли. Меня определили в госпиталь для ветеранов. На постоянное проживание.
А про энергетическую болезнь нам рассказывали. Редкое явление, если подумать, потому что все люди в той или иной мере способны поглощать силу. Просто у не-магов она в теле не задерживается.
Правда, если поток силы высокой концентрации, то начинаются нарушения.
Разного рода.
Обратимые большей частью, но…
— Бросить меня не бросили, тут врать не стану. Целители при отделе состоят хорошие. Да и возили ко мне и тех, что московские, и профессора даже одного из Петербурга. Им и самим, как понимаю, любопытно было. Редкий случай.
Полагаю, на нем не одну монографию написали.
— С сестрой ты не связывался, — уточнил Лют.
— Нет, — Димитрий покачал головой. — На кой я ей нужен был? Прогнозы один другого веселее. То ли останусь навек лежачим, то ли смогу все-таки в инвалидную коляску сесть, но приступы все одно будут. И после каждого — откат… и выходит, что как здоровый был, так не вспоминал. А тут…
Наверное, оно бы правильно.
Только горько. До того, что язык к нёбу прилипает от этой невысказанной горечи.
— Не знаю, почему я не сдох. Из упрямства, наверное. Я ж по жизни еще тот идиот упертый. Но… пару лет и в кресло пересел. Там и на ноги встал. Рожа вон как-то затянулась. Остальное… в храм заглянул. Честно, в первый раз от тоски, потому как заняться-то особо нечем. А в нем мне стало… хорошо. Не в том плане, что резко снова уверовал, нет. Просто… как внутри что-то да отпустило. И задышалось. Потом уж заметил, что в храме никогда-то приступов не бывает. И что поправляться я стал, вопреки прогнозам. А там и разговорился с одним батюшкой, тоже из бывших, из военных.
— И тоже решил стать?
— Видений не было, — Дмитрий развел руками, правда, получилось неловко. — И прозрений тоже. И путь этот… скорее уж я не видел другого для себя. В госпитале мне, как на ноги встал, намекнули, что койка казенная и другим пригодится. А я ходячий. За стенами… ну да, есть квартирка, есть пенсия и по выслуге, и по ордену…
— «Георгий»?
— «Первозванный», — уточнил Дмитрий.
А я… снова не нашлась, что сказать.
Орден Святого Апостола Андрея Первозванного — высочайшая награда. И кавалеров его за всю историю едва ли сотня наберется, особенно если живых.
Вручали его большей частью посмертно, родственникам.
— Полагаю, никто не надеялся, что выживу… пенсия да, неплохая. И жить можно, если не с шиком, то всяко безбедно. Только не мог я просто сидеть вот… месяц промаялся, два. В храме ближайшем дневал и ночевал, чтоб с ума не сойти. Да и пошел учиться. Хотя, конечно… да… старый и вообще… ну а там уж разговорился как-то. Одно за другое. Мне и предложили приход.
Он повернулся, словно пытаясь разглядеть ту самую церковь.
— Сказали, что, мол, больше и некому. Что… проклятый он.