Крёстная

Глава 35.1

Александр Лукрезе

Видя, как дедушка тяжело подходит к постели, Сандро никак не мог подавить внутреннюю борьбу между надеждой и испепеляющим отчаянием.

— Викторию не спасли?

С болью посмотрев на внука, дед держась за сердце с трудом сказал:

— Она в реанимации… Живая…

С глаз сорвалось что-то обжигающе горячее и Сандро медленно осел обратно на каталку. Только сейчас он почувствовал как же сильно все болит.

Ожоги. Сломанная нога. Голова. Спина. Душа.

Все просто пылает.

Подойдя к внуку, старик осторожно прикоснулся к его плечу, пытаясь утешить.

— Дружочек, наберись терпения… — тяжело, но непреклонно произнес дедушка.

Благодарно кивнув, Сандро поднял глаза наверх, пытаясь успокоиться, а дедушка внимательно оценивал его состояние:

— Так… Раз ты живой и даже, как обычно буйный, я оставлю тебя охране и врачам, а сам пойду выпью что-нибудь от давления.

Подоспевшие врачи, быстро оттеснили охрану и немедленно стали оказывать ему помощь, как любому человеку, который пострадал в пожаре. Сандро больше не сопротивлялся и не пытался хоть чем-то им помешать, боясь, что если ему уделят хоть на минуту внимания больше, чем следует, то на фоне внука Крестного отца Коза Ностра, Виктории, как следует могут помощь и не оказать.

Кабинет сменялся кабинетом.

Медицинская манипуляция за манипуляцией.

Стрелки на часах медленно перевалили за полночь, показывая, что началась Страстная Пятница. День покаяния, когда вспоминают все земные страдания Христа. И хотя дедушка записан у них с Летти в телефонах, как Бог, сам он ни разу Иисус.

Обычный грешник, который молил Всевышнего дать и Виктории, и ему еще один шанс.

18 апреля второй час ночи.

В коридоре реанимации было тихо, а снаружи было совершенно непонятно, что происходит за дверью.

Охрана стояла в коридорах, сосредоточенно оценивая каждого сотрудника больницы, хотя Летти уже всем сказала, что дети признались, что сами устроили пожар, стащив зажигалку дедушки с тумбочки в гостиной. Синьор Лукрезе молча сидел на больничных креслах и будто задремал, пока Сандро сидел рядом и не сводил взгляда с дверей.

Из-за трещины в берцовой кости, ему нужны костыли, но с обожженными руками особо не походишь. Так что пока что он «инвалид на колесах». К счастью, позвоночник целый. Можно сказать, что и ему, и Фабио, и Хорхе очень повезло. Доски с крыши, хоть и травмировали их, но травмы более чем излечимые и не смертельные.

Невыносимо долго тянулись минуты. Сандро столько раз представлял, как вот-вот откроется дверь и выйдет доктор, что едва не принял его за галлюцинацию, когда это случилось на самом деле.

— Как она⁈ — едва не выкрикнул он, увидев высокого, худого мужчину в одежде врача.

Видя его в бинтах и инвалидном кресле, врач озадаченно на него посмотрел.

— Так… Я доктор Марини. А вы кем приходитесь пациентке?

— Муж и дедушка, — бесцеремонно опередил внука синьор Лукрезе.

— Значит родственники, — устало закивал доктор и попытался ободряюще улыбнуться. — В общем, худшее позади. Состояние стабильное, жить будет. Можете не волноваться, она поправится, но пока оставим ее в реанимации под наблюдением.

В коридоре раздался просто неистовый вздох облегчения.

— Слава тебе, Господи…

Но как бы не был Сандро благодарен Господу за милосердие, на душе у него все равно скребли кошки.

Он едва ее не угробил из-за собственного эгоизма.

Дважды Вики похищали и ни один час она проводила в холоде, а он не думал о последствиях для ее здоровья. Не обращал внимание и на то, что она пьет литры энергетиков и кофе на съемках. Просто не считал необходимым интересоваться этим.

Было без разницы, что она пьет и в каком количестве, если это не наркотики. Все равно на то, сколько она спит и работает, если ему удобнее снять рекламу за десять дней и провести остаток отпуска как хочется.

— Доктор Марини, много шрамов останется? — снова опередил Сандро нонно. — Возможно, нужна пересадка кожи? Мы все оплатим.

Даже у Сандро ожоги и отравление угарным дымом, что уж говорить о Вики… О его маленькой, хрупкой и очень смелой девочке.

— Ну, какие-то шрамы может и останутся на плече и бедре, но в пересадка не требуется. Больше всего синьора пострадала именно из-за отравления угарным дымом. Она едва не задохнулась.

Врач продолжал говорить что-то на медицинском языке, но осознав, что «родственники» его не понимают, устало кивнул.

— В общем… Вылечим. Постепенно, но ваша жена и внучка поправится.

Дверь в реанимацию снова открылась и на пороге появилась медсестра, а Сандро всеми силами пытался заглянуть, внутрь и, увидев Викторию, в кислородной маске, осознал насколько же был жесток к совершенно ни в чем невинному малышу и его матери. Решил, что ему проще его убить абортом, чем согласиться кормить ребенка любимой женщины от мужчины до него.

Не мог и мысли допустить, чтобы чужой ребенок назвал его папой.

И при этом он сам папой называет не родного отца.

Его родители и родной дядя погибли в аварии, когда ему было полтора года. Так уж сложилось, что мамой и папой для него стали родители Летти. Любимая племянница дедушки, двоюродная тетя Агата и ее муж Федерико. И он искренне любил и уважал управляющего репутацией Лукрезе, как родного отца, а тот его как сына.

И Сандро ни разу не чувствовал себя им не родным. Хотя у них еще есть трое своих детей помимо него.

Если он стал родным чужому мужчине, значит и ребенок Виктории тоже сможет стать. Ведь он тоже, как Федерико, будет его воспитывать и смотреть как он растет.

— Доктор Марини, а как… как ребенок…? — сдавленно спросил Сандро.

Пожилой врач нахмурился и глазами что-то принялся искать в медицинской папке.

— Вы планировали малыша? — озадаченно поднял он на него глаза.

Сандро неоднозначно шевельнул бровью, показывая, что эти подробности доктора не касаются.

— Ну, пока у вас пополнения не ожидается, — прямо ответил доктор Марини.

Закрыв папку, доктор выразительно на него посмотрел.

— У вас есть еще вопросы ко мне?

— Просьба, — слегка кивнул Сандро. — Переведите ее в мою вип-палату, как только станет можно.

— Хорошо.

Пожав руку дедушке и кивнув перебинтованному Сандро, врач незамедлительно ушел.

Оставшись наедине с дедом, Сандро набрал полную грудь воздуха и уже собирался начать такой непростой разговор, как старик устало поднял руку в знаке молчания: