Страница 60 из 104
Грантсы выехали из ближнего райцентра на местных коротконогих лошадках, побрезговав нашим предложением перевезти их на шлюпках. Мы, как могли, подготовились к встрече — поставили дополнительные палатки, расширили, чем могли, меню.
Добирались незваные гости несколько суток. Я даже успел разыскать в своем багаже подаренный мне ритуальный кинжал и как раз вертел его в руках, когда дежурный просигналил, что видит человека на лошади.
Человек тут же ускакал, но я уже много читал на тот момент про Грану и догадался, что впереди ехал разведчик. Заметив нас, он вернулся к основной группе. Значит, скоро будем встречать…
И тут странная мысль родилась во мне ярко и неожиданно — словно током ударило.
— Ну-ка, найди Джоба, — сказал я болтающемуся за спиной сержанту. — Бегом!
Повертел в руках грантский клинок — он был, как и положено, трехгранный. Две грани — острые, третья тупая.
Подбежал связист и по совместительству специалист по реликтовому холодному оружию.
— На, — сказал я, протягивая ему кинжал. — Наточи, чтобы острыми были все три грани. Наточишь и передашь мне, через дежурного или сам, смотри по обстановке. Это срочно.
Джоб кивнул. Он ничего не спросил.
Тайэ, Цитадель
Маленький мастер сбросил у дверей теплую одежду и проследовал во внутренние покои — туда, куда не пускают чужих, и куда своим вход разрешён лишь по его приглашению. У мастера Зверей нет прислуги, кроме собственной тени.
Энрихе лежал в крошечной келье, мокрый от спадающего жара и тепла горящего камина. Он был укрыт тёплыми шкурами морского зверя.
Мастер, увидев его, удовлетворенно покивал — температура спала.
Охотники из Цитадели отыскали иннеркрайта ночью. Боялись — замёрзнет. Батарея костюма может работать без подзарядки часов восемь-девять, не больше, а к холоду он непривычен.
Но два хайбора, прижимались к человеку, согревая его. И отошли, недовольно рыча, только тогда, когда один из охотников заговорил с ними особенно низко, опуская голову, как это делает рассерженный вашуг.
Иннеркрайт рычал, огрызался, и возвращаться в Цитадель не хотел. Охотники сумели связать его и завернуть в шкуры, а вот переобуть не догадались, потому пальцы на ногах Энрихе всё-таки обморозил.
— Давай-ка ноги твои посмотрим? — сказал, покивав приветливо, мастер. — Помощи не придётся ли просить у ваших? Не надо бы им совсем знать.
— Что я живой?
— Что ты не ушёл по распадку со своей самкой.
— Я и сам почти поверил уже, что я… — Энрихе ощутил во рту тошнотворную сладость и поморщился.
— Психика принимает черты зверя, но не форма наша, — улыбнулся мастер, осматривая пальцы на ногах иннеркрайта. — Дураки верят, ну и пускай верят. Нам-то оно и лучше.
— Значит, на Геде — я пиратов… голыми руками?.. — с тупым удивлением спросил Энрихе.
Мастер улыбнулся, покачивая головой.
— Ты не думай, что изменённые состояния сознания — это так просто. Отца даже испугал, да? В неконтролируемом трансе ты пока опаснее вашуга. Не ты зверя ведёшь — он тебя, — мастер хихикнул. — А голова — хорошая твоя, да. Трёх хайборов на дураков натравил. И звери сыты, и тебя больше никто не будет искать.
Энрихе опустил ресницы, и перед его внутренним взором возникла беленькая самочка, старательно вылизывающая ему губы и окровавленный подбородок.
Тепло потекло по ноющему телу. Радость весны. Возбуждение и любовь…
Но он заставил себя открыть глаза:
— Я же вижу её, мастер!
— Твоя душа связана теперь надолго с молодым хайбором. Ещё не раз он придёт и будет смотреть на Цитадель. А его щенки — будут и твоими щенками. Так есть. Молодые решат — это ты к Цитадели приходишь. А ты положенное проведёшь во внутренних покоях. Когда контролировать себя начнёшь, то и вернёшься. По осени. В ночь, когда не закрывают ворота от зверя. Не бойся, не заскучаешь. Не один ты у меня такой.
В ноздри Энрихе ударил запах наваристого мясного бульона, и он приподнялся на локтях, вглядываясь в полутьму — кого ещё принесло?
Бульон принёс Игор.
Иннеркрайт вопросительно посмотрел на маленького мастера, и тот кивнул:
— Этот, ага. Только этот умный уже. Ранний он у нас, скучно ему во внутренних коридорах. Да ты догадался, поди, а?
Энрихе вспомнил стальные объятья Игора и кивнул неуверенно.
— Кто зверем владел — телом владеют лучше потом, так это, — улыбнулся мастер Эним. — Бульон пей, ага, с отцом твоим свяжусь, скажу — в горы ты ушёл. Чтобы он не думал лишнего. А ты — пей и спи. Долго тебе теперь. Пальцы-то беречь надо было, вот что.
Мастер засеменил к выходу. Энрихе глотнул бульона и тихо спросил у Игора:
— Скажи, я что, вместе с хайборами жрал потом этих?..
Тайанец смерил его оценивающим взглядом:
— Кто знает. Кровью рвало потом?
Энрихе покачал головой, больше не помня, чем сомневаясь.
— Может, и сдержался. Одежда целая была. Да ты не бойся, кто её не ел, человечину? Думаешь, мясо определяет, что ты есть? Душа определяет, радость её. Дух определяет — силой. Кто из людей над чужой душой издевался — вот тот и есть людоед. Спи, давай. Поправляйся. К морю с тобой пойдём.
Игор забрал пустую чашку и, отвечая на недоуменный взгляд Энрихе, добавил:
— Выход не один из Цитадели. Пройдём под землёй немного, а подальше и выйдем. Кто же из простых решится по весне к морю ходить? Я тебе много чего покажу, выздоравливай только.
Он направился к выходу, но Энрихе окликнул:
— Скажи, почему меня мастер сразу не брал, а потом вдруг?.. Я же видел, он не хотел меня брать.
— Не хотел. Но изменилось потом многое. Никто такого не ждал. Ты спи.
Энрихе прикрыл глаза и… лизнул шершавым языком подбородок подруги.
Та, увидев, что самец очнулся от своего полудремотного состояния, укусила его и прыгнула вбок.
Дымчатый хайбор бросил последний взгляд в сторону человеческого жилья и, игриво опустив голову, стал подкрадываться к белоснежной самочке.