Страница 2 из 20
Машка достала купленную утром жвачку «Элен и ребята», развернула обёртку и достала наклейку с Этьеном и Кати. Улыбнувшись им, как старым друзьям, прилепила её к остальным на ржавом покрытии ограждения. Именно здесь и находилась её коллекция – не в альбоме и не под стеклом. Гоша б убился, увидев такое кощунство.
Наклейки нужны, чтоб их клеить.
А жизнь нужна, чтоб жить.
Машка подставила лицо ещё тёплому осеннему ветру. Он проникал будто под кожу, продувая насквозь и стирая плохие воспоминания. Она снова здесь, видит весь город, который, как на ладони. В нём копошатся муравьи: делают домашку, зарабатывают деньги, готовят ужин, ездят на машинах.
А она здесь. С ней «Элен и ребята». Сериал уже давно перестали показывать, но Машка навсегда запомнила их, французских парней и девчонок. Вот с ними было бы классно проводить время. Они бы всё-всё поняли, не смеялись бы, не унижали, а главное, не лгали.
В многоэтажках загорались цветные окна одно за другим, а тьма всё сгущалась. Как будто дома были огромными разноцветными фонарями во мраке бескрайней пещеры. Когда игра со светом прекратилась, Машка решила отправиться домой – здесь больше делать нечего.
Подпрыгивая на бегу, она миновала скамейку, на которой сидела полнотелая обывательница с раскрытой книжкой в руках и закрытым зонтиком возле правой ноги.
– Девочка, подожди! – крикнула она ей вслед. – Подожди! У тебя выпало что-то из кармана!
Машка остановила радостный бег.
Выпало? Что там могло выпасть? Жвачка сжёвана, наклейка наклеена…
– Вот… – Женщина протянула серую бумажонку, сложенную вдвое.
– Угу, спасибо, – небрежно бросила Машка и так же небрежно схватила записку.
Наверное, кто-то сунул ей в карман обзывательства, как было однажды в начальной школе. Тогда учительница подняла бучу и защитила Машку, так что никто больше не смел писать всякие гадости про неё и её семью. А теперь…
«Если хочешь попробовать начать новую жизнь, приходи сюда завтра».
Машка дважды перечитала записку.
– Это не моё. Откуда?.. – спрашивала она, поднимая глаза, но вопрос застыл в воздухе, так как в округе не было ни души.
Одинокая вышка, загородные поля и разноцветные огни городских домов.
У Машки на брелоке было два ключа: один от общей двери, а второй от квартиры. Подъездная дверь не запиралась, но отворялась с трудом из-за тяжести. Лифт в доме был, но работал редко, да и боялась она лифта: один раз увидела по телику фильм, где герои застряли в кабинке, у них выключилось электричество, и они стали думать, что останутся там навечно. Может, впрочем, в фильме всё было и по-другому, но в Машкиных фантазиях это происходило именно так.
Бодренько взбежала на шестой этаж, открыла общую дверь, включила свет в «коридорчике», как она называла отделённую дверью часть подъезда, объединяющую их квартиру с соседской. Кто-то пел у дяди Миши – наверное, его брат-гармонист в гости зашёл. Дома же было тихо. Неужели родители снова куда-то ушли?
Стараясь не шуметь, Машка повернула ключ в замке и толкнула дверь.
Нет, кто-то дома. На кухне свет.
Она тихо зашла и стала снимать верхнюю одежду, чтобы потом так же тихо юркнуть в зал.
– Маш, это ты, что ль? Привет. Как дела в школе? Что-то вы сегодня долго… – Мама вышла из кухни и поспешила обнять дочь. От мамы пахло духами и вкусной едой. – Ты ужинать будешь?
– Угу, – буркнула Маша.
– Ну, я тебе принесу в зал. Ты отдыхай теперь, бедняжка. Опять новый учебный год. Помню-помню, как это тяжело… Ничего, Маш, переживёшь как-нибудь. Все через это проходят.
– Папа на работе?
– Да, Солнышко, – бросила на ходу мама, отправляясь на кухню.
Машка бросила рюкзак в угол прихожей, не переживая о том, какие учебники и тетради взять завтра в школу. Сняв туфли и верхнюю одежду, прошмыгнула в зал, услышав по пути мамины слова, адресованные подружкам: «У Машки важный день. Снова в школу. Мы столько купили учебников и каких-то тетрадей новомодных – в них прям делать домашку надо будет. Но мне и не жалко! Знали бы вы, какая она у меня умница. Учителя просто её недооценивают – они же сами были троечники. Нет, ну правда, чего вы ржёте? А кто ещё пойдёт работать за три тысячи в этот ад? Жизнь не задалась – вот и отрываются на детях».
Подобные слова Машка слышала почти ежедневно, потому не обращала на них внимания уже давно. Пускай мама продолжает жить в своём мире – ей же не объяснить. Взрослые – они как статуи – кто в какой позе застыл, так и живут. Попробуй их поменять – только разобьёшь. Маму разбивать ей не хотелось, да и удобно было, что та винит во всём учителей.
Машка прыгнула на заветный диван, не снимая школьной формы. Нырнула, как в бассейн, а после прыжка схватила пульт с тумбочки.
Всё. Жизнь удалась.
Здравствуй, телевизор!
Впрочем, он и так был включенным. Выключался он только тогда, когда все-все-все покидали жилище. Он вещал и показывал вне зависимости от того, смотрит его кто-то или нет. Телевизор был четвёртым членом семьи, всезнающим и интересным.
Родители никогда не покупали программу передач (а она была такой классной, пахла печатной бумагой и предвестием клёвых фильмов), поэтому приходилось листать каналы в поисках чего-нибудь, заслуживающего внимания.
В девять почти везде показывали новости, потому надо успеть насладиться каким-нибудь классным шоу или фильмом. По «ОРТ» шла комедия про жандармов – один вид ворчливого Луи де Фюнеса в полицейской шапочке наводил на Машку тоску. «РТР» предлагал ей концерт эстрадной попсы, от которой хотелось лечь спать пораньше. А вот по «6-ому каналу» шёл зарубежный сериал!
– Доча, я принесла ужин! – В голосе мамы сквозили радостные нотки, словно она освободилась от какого-то мешающего ей камешка в обуви. – Поешь, и тарелку в мойку кинь. Мы с девчонками немного прогуляемся – ты нас не жди. Ложись спать. Папа только утром вернётся. Телевизор выключить не забудь – облучение вредно! Ну всё, спокойной ночи! Дай я тебя поцелую. До завтра, милая. Школу не проспи.
Теперь Машке стало понятно, кто был тем самым пресловутым камешком.
Это мама ещё при подруженьках такая добрая, заботливая и хозяйственная.
В телевизоре семья американцев тем временем весело проводила время. Они словно подтверждали любимые папины слова: «тупые американские фильмы». Вся суть сериала была в том, что члены семьи, будучи непроходимыми тупицами, вечно недопонимали друг друга, совершали безумные поступки, о последствиях которых и не подозревали.
Но это было весело, что ли.
Да, они кретины, но они, тем не менее, семья: они вместе, они куда-то ходят, что-то празднуют, заботятся и думают друг о друге.
Машкины вот родители не были идиотами: молодые и энергичные люди.
Почему же семьи-то нет? Сколько фильмов ни смотри, а такого, как у неё, не встретишь. Даже в «Один дома»!
Для Кевина Маккалистера это было приключением, а для Машки – буднями.
«Если хочешь попробовать начать новую жизнь, приходи сюда завтра».
Машка поняла, что хочет этого. Может быть, даже в этой тупой американской семье. Пускай её заберут шпионы и увезут туда. Хоть кто-то да обратит на неё внимание.
Но скорее всего записка от сектантов. Мама рассказывала про свидетелей Иеговы и кришнаитов, которые ходят по домам и вербуют в ряды подданных, слабых умом и нетвёрдых в вере. Сама мама и тем более папа в церкви не были лет десять, но, видимо, считали себя убеждёнными православными людьми.
– Пап, а чем отличаются мужчины от женщин?
– Одни работают, а другие – женщины.
После этой шутки раздался смех невидимой аудитории. Им смешно, а для Машки это будни.
«Если попробовать жизнь хочешь, приходи завтра».
Можно прийти хотя бы посмотреть, кто там окажется. Если что, убежит. Город-то рядом – это ж не овраг и не гаражи. Там всё как на ладони. Красть её вряд ли кто осмелится. А захотели б, так давно б украли.
– Пап, а когда ты закончишь работать?