Страница 7 из 14
– Я не бездомная. – Все больше убеждаясь в низости Гордона, проглотила оскомину и, с иронией вспоминая уроки Ивана по подготовке к военному положению и сбору «тревожного чемодана», уже отстраивалась от мужчин за зеркальными очками и наушниками. – Как я вообще здесь оказалась? И почему ты это допустил?
Ходатайственная речь немца стала походить на четкие пулеметные очереди:
– Я не PR-менеджер, а врач. Мой приоритет – твои здоровье и безопасность. Это закрытая частная территория. Здесь ты можешь взять паузу и восстановиться без свидетелей. Частичная утрата цветовосприятия носит временный характер. Никто не будет тебя беспокоить ни звонками, ни визитами. К тому же… – Вскинула ладонь в стоп жесте, но прагматичный немец оставался верен своим принципам. – Юридически и на законных основаниях этот дом принадлежит… – Адвокаты седого психопата пропали за громкими низкочастотными басами моих наушников.
Доктор Зорин вышел из машины, спокойно встал рядом с хозяином усадьбы и, привлекая внимание невменяемого типа, сочувственно похлопал по обнаженному плечу. Я сдержала слезы: «Что ж, уважаемые, я считала вас друзьями. А вы только… реабилитологи. Курс окончен».
Сдержанный Артем передал мне телефон, забытый у Гордона, и сел в машину. Sportback дал задний ход и, огибая окаменевшего идола, бесшумно покатился по утопающей в снегу дороге. Я боялась обернуться. В голове стучало хриплым баритоном: «Докажу, что невиновен. Я верну тебя!» Взгляд в зеркало дальнего вида, и я вздрогнула. Смотрела на сгорбленный темный силуэт, застывший среди морозного сумрака. В багровом свете задних фонарей выделялись только человеческие глаза: «Ты дала мне шанс. Помни лишь это, Любовь моя».
Гордон повалился на колени и пропал за налетевшим снежным вихрем, а я смогла логически оформить подозрение, что тревожило меня все это время: «Глаза! У Гордона они синие, живые. А те – стеклянные бусины странного бутылочного оттенка. Словно на них поверх наложен фильтр… Личина? Оборотень?! Боже…».
Глава 2. Произвол
Проверила журнал звонков и ужаснулась. К такому рабовладельческому произволу я оказалась неготовой. Инквизитор ответил всем, а с кем не общался лично – писал в чатах. «Половина контактов заблокирована, треть удалена, часть – помечена как спам. Почтовый ящик вычищен», – с горечью посмотрела на телефон и оставила его в столе, достала раритетный телефон Марка и активировала давно забытую симку.
Успела закинуть в багажник три подрамника, и на въезде перед домом затормозил черный Nissan Patrol. На дорожку спрыгнул взвинченный Максим. Один.
– Пообщаемся в следующий раз, – поприветствовала гостя издалека, с дежурной улыбкой указала на парадную дверь. – Ключи у тебя есть. – Села за руль.
Юноша обогнул два фонаря и вырос перед рольставнями гаража:
– Уезжаешь?! Но тебе нельзя!
Справилась с собой и спокойно посмотрела в глаза кроту Гордона:
– Тебе же нужны мой ноутбук и флешки? Они в библиотеке. С паролем придется повозиться. Может, Джорж подскажет? – выдохнула и вставила ключ-карту.
Оставляя за собой бульвар, шлагбаум, лес, смеялась сквозь слезы, вспоминая настороженных родителей, нервничающих врачей. Теперь под негласным запретом на приближение оказались все, кто вернул Гордону кредит доверия, и пока конфликт не перешел в силовую фазу, я ушла. Ни кем ни рискуя, ни разоблачая, ни доказывая. В уголок личного пространства, чтобы принять решение.
Тревожный взгляд оторвался от зеркала дальнего вида, и я выдохнула: «Хищник вычислил бы меня везде. Уже вычислил. Если бы… смог».
Выехала на трассу и поняла, что с трудом управляю автомобилем, в городе – не вижу светофоров. «Боже…», – честно старалась не паниковать, сжимая свой символ веры – старенький телефон брата. Ощущая абсолютную беспомощность, припарковалась на обочине, сползла на руль и завыла:
– Почему ты сразу не убьешь меня, садист? Отрываешь мушке лапки по одной и наблюдаешь. – Слезы капали на сведенные в замок пальцы, а я рыдала в голос, подавляя яростное и глупое желание – разодрать глаза в попытках убрать плотный серый фильтр. – Полноценный ценитель жизни превратился в тень. Разрушенную тень с ограниченными возможностями. Это твоя цель? Уже ни есть, ни спать, ни танцевать, ни водить, ни доверять, ни семьи, ни здоровья, ни друзей… А теперь навязываешь мне – колористу, свой мрачный мир, лишенный красок?! Ненавижу!
Подняла лицо – перед лобовым стеклом мир размывался еще больше. Сумерки, световыми пятнами разгорающиеся фонари и тени…
«Транспорт, люди, существа?»
Экран кнопочного Siemens ожил: «Детка, я с тобой», а вместе с ним и мои внутренние опоры. «То, что запретишь – не состоится. Верь. В себя», – слова еще бежали по экрану, а я расправила плечи.
– Ну и что вы будете делать со своими неограниченными полномочиями, господин Гордон, если ваш гипноз на меня не действует? Я запрещаю тебя.
Вдох полной грудью. Свободна от оков: ни страхов, ни долгов и ложных обязательств, ни слабости, ни зависимости – ни от людей, ни от обстоятельств. Открыла планер: «Через час деловая встреча. В девять – творческий штурм. Завтра в первой половине дня сдаю эскизы. Стоит заказ на серию этюдов. Чудо, что в технике гризайль4. Через две недели госэкзамены. Потом диплом. Фотосессия, выставка, впереди два турнира. В Казани и Воронеже. Я не потерянная девочка. Не позволю управлять собой».
Через два часа Jaguar добрался до окраины города и въезжал на узкую улочку частного сектора. Март удивил резкой оттепелью. Дорогу развезло. На раскисшем снегу – мусор и оттаявшие нечистоты. Все запахи обострены. Воздух пропитан характерным душком куриного помета, навоза, сырой коры деревьев и оттаявшей канализации. Захолустье. Спрятала чуткий нос в благоухающем распушившемся меху чернобурки и припарковалась перед последним домом, опасно расположившимся прямо над обрывом, переходящим в глубокий тридцатиметровый карьер. В двухэтажном домике-скворечнике меня ждали.
Дверь скрипнула, приглашая присоединиться к многочисленной незнакомой компании. На меня не обратили внимания. Я уже решила попрощаться с пунктом творческой сублимации5, но путь к отступлению отрезал неврастеничный возглас:
– Моя Весна! Ты пришла на звуки посвящения твоего преданного менестреля!
Глаза гостей заметались, пытаясь определить обладателя лестного статуса, а я выбегала на вечерний воздух. Сесть в машину не успела. Друзья художники без вопросов уже извлекали из багажника громоздкие подрамники, папки с эскизами, этюдник, три загрунтованных холста и планшет:
– Подруга, задержалась. Он без тебя не собирался начинать. Совсем окосел.
– Патрик?! – Я растерянно застыла у открытой дверцы. В контражуре появился сам виновник вечера. «А где мой хиппи, обвешанный фенечками, в длинном обляпанном джинсовом плаще, со спутанными рыжими копнами, обтертым этюдником и гитарой за плечами?» – в светлой сценической рубахе, шейном платке маэстро вышел из дымного прокуренного пятна света, опустился в снег на одно колено и благоговейно приложился к моей поледеневшей кисти:
– О, Эвтерпа! – Повлажневшие глаза, детская святая непосредственность. Затаил дыхание. – Моя Муза, ты вдохновила меня на этот творческий вечер.
Я прикусила щеку, но патетику восторженного друга сбили ироничные коллеги:
– Слышь, фронтмен, балалайку-то не урони. Открой ворота. Загони машину. Камилла, ты же надолго?
– Пока не найду квартиру. – Парни присвистнули. Патрик устремил на меня блаженные глаза. Я представила заунывные депрессивные речитативы в течение нескольких часов подряд и, стряхивая грязную снежную кашу с ботинок, уже садилась в машину. – Извини, не знала, что у тебя праздник. Заеду в другой раз.
4
Вид живописи, при котором изображение создается разными тонами одного цвета, обычно серого, винного или сепии, что приближает гризайль к графике.
5
Здесь – тип защитного механизма психики, способ преобразования беспокойства и избыточной энергии в полезное русло.