Джин в наследство

– У нас был точно такой и на этом самом месте. Если бы не бутылка из-под колы и пакет от чипсов, я бы решил, что сработала машина времени. Взяла и забросила меня в семидесятые, забыв уменьшить в размерах.

С каждым днем муж все больше впадал в детство, Маня одновременно и боялась за него и завидовала. Мало кто мог позволить себе нырнуть в картины собственного детства. Маня, например, даже если бы и захотела, то не смогла. Силуэт набережной Робеспьера добавился огромным зданием, которое прикрыв казармы военного училища, загородило вид старой водонапорной башни. Да, расширили проезжую часть, продолжили парапеты вдоль берега Невы, оборудовали новый спуск и установили перед ним памятник жертвам ГУЛАГа. В историческом центре Санкт-Петербурга по праву сильных новые власти спешили занять самые лучшие места. Олигархи и их адепты новые властители большие и маленькие, в 90-е были преобразованы из комсомольских начальников.

Время прошло, новые дети подрастали в новых условиях, московские пригороды стали называться Москвой. Отживали свой век захолустные городки, сверкали и кичились богатством столицы. Этот же небольшой гарнизонный городок застрял между времен и эпох, тихо погибая под обстоятельствами событий.

Маня с Глебом завернули за угол двухэтажного дома, на торцевой стене из серого кирпича красным была выложена дата: 1964 год, и взяли прямой курс к озеру. На пляже было немноголюдно, в кустах чуть в стороне сидел на своем посту рыбак, его мохнатая собачонка скучала у самой кромки воды, она сидела столбиком, склонив голову набок, смотрела куда-то вдаль.

– Маленькая Пенелопа – кивнула в сторону шпица Маня, Глеб улыбнулся и кивнул в ответ. Жена уже скинула платье и уверенно направилась к воде.

– Стоять! – Притормозил он ее в шаге от цели, сбросил сандали и закатав штанины вошел в воду. – Холодная, чтобы купаться.

– Это так кажется, я утром окунулась и сразу стала теплой!

– А мы так и не осмелились. – Услышала Маня за спиной голос утренней загоральщицы. – Хотя люди приходили, купались. Местные говорят надо подождать пару дней, чтобы вода прогрелась, – Тараторила женщина в кровавых сережках. Пока Глеб отвернулся Маня шмыгнула в воду.

– Ладно поплавай сколько выдержишь, – разрешил муж, – сам потом разотру тебя полотенцем.

Он остался на берегу разговаривать с земляками, а Маня плескалась в воде.

Они еще болтали, когда она выбралась и накинула полотенце на плечи. Муж принялся растирать Маню, не прерывая разговора. Пока одевалась, услышала незнакомые названия «Бугры», «Малютино». Утренние знакомцы тоже одевались и вытряхивали одеяло. За день они успели примять в траве полянку, где отдыхали по очереди. Один лежит, загорает, а второй встречает вновь прибывших, уточняет местный житель пришел искупаться или нет. Если попадался старожил, пытались выяснить не знаком ли кто с пропавшим отцом Лены Вересовой. Фамилия Лены по матери, брак они с отцом не регистрировали, едва Лене исполнилось три года они с мамой уехали в Херсон. Туда и пришло загадочное письмо, которое мать изучала со своей закадычной подругой. Лена ходила тогда в третий класс, услышала: «Ленка вырастет пусть сама разбирается». Вот она выросла, на Украине началась война, дед умер и завещал внучке покосившийся дом в Буграх. Приехала, а отца отыскать не может.

Вересова в местной школе не училась, приехала сюда в марте, живет в Буграх в дедовском доме, приезжает в Малино по возможности, но следов отца найти пока так и не смогла. Запрос в военкомате не приняли, не смогла Лена подтвердить родство, вот и сидит в засаде на пляже.

Маня с Глебом заглянули в засаду, похвалили Лену за находчивость. Высокая трава скрывала от посторонних глаз поляну, примятая трава служила естественной подстилкой для одеяла. Ни Глеб ни Маня в таком укрытии под солнцем, да без купания, целый день не выдержали бы, но эта пара скрашивала свою семейную разведку сухим вином, пивком, бутербродами, шоколадками и фруктами. На раскинутом полотенце лежали вишня и абрикосы, сухарики, печенье. Рядом стояла стопка одноразовых чистых стаканов, и Маня поняла, потенциального свидетеля Лена приглашала к скатерти-самобранке и расспрашивала. Отличный ход!

Прощаясь Лена протянула Глебу крохотный листок, размером пять на пять, где значился номер телефона, ее имя и фамилия Шибух В.А. Вежливый Глеб сунул бумагу в портмоне за бесполезную пока, шведбанковскую карту Виза, и попрощался. По дороге к дому они еще поговорили о Лене. Муж честно пытался вспомнить хоть кого-нибудь с такой фамилией и пришел к выводу, что у семьи Шибуха могло не быть детей, которые росли и учились здесь в гарнизоне. А биографиями и фамилиями взрослых он тогда не интересовался. Маня рассказала, что утром приняла эту пару за посланцев от пугайловских адвокатов. Глеб отметил, что бояться нечего, даже если и так. О Лене Вересовой они тут же забыли.

Но ее история уже потихоньку опустила очередной камушек чужих проблем и секретов в мешочек с их будущими неприятностями. Они не услышали этого тихого стука, внимание отвлек кран с характерной военной раскраской, припаркованный у здания почты.

Глава 3

Проснулась Маня от грохота, она даже подумала, что забыла вечером выключить телевизор и теперь на канале Соловьев лайф показывают очередной сюжет «Без комментариев», со свистом снарядов, грохотом передвигающейся тяжелой техники. Экран оказался темным, а техника грохотала, посылая в ее спальню эхо тяжёлых ударов. Глеб, по обыкновению спал, высунув ногу из-под легкого одеяла. Все, как обычно – только где-то грохочет.

Маня потихонечку прокралась на балкон, сняла с веревки купальник и полотенце, полила цветы, и стараясь особо не шуметь выскользнула за дверь.

Странно, но тайные утренние походы на озеро возвращали в ее память картины детства, когда она с подружками тайком убегала от бабушки на Финский залив. Каждое лето уже в конце апреля они переселялись в Лахту, где прямо у железнодорожной платформы крепко стоял дом Маниного прадеда. Дом был большой и прочный, даже проложенные в тридцати метрах от торцевой стены рельсы для электрички ему почти не повредили. Павда по весне погреб стало заливать– в кладке появились трещины. Но в погреб Маню не пускали, так же как к водоемам – реке Лахтинке и финскому заливу. На реку Маня и сама не пошла бы – вода там была проточной, холодной даже в тридцатиградусную жару. Другое дело залив, по песчаному дну которого можно было идти добрых пятнадцать минут, и не замочить верхней части купальника. Но купальник в целях бабушкиного спокойствия Маня оставляла дома и обязательно на видном месте. Лучше искупаться с подружками в маечке и трусиках, чем сидеть в саду дожидаясь пару часов, когда возбужденные и посвежевшие девчонки вернутся и позовут ее играть.

Бдительная бабуля только однажды чуть было не раскусила ее хитрости, заметив мокрую косу. Двенадцатилетняя Маня поработала над ошибкой, стала зачесывать и крепить волосы на самой макушке, косу заворачивала в полиэтиленовый пакет, туго перехватывая резинками. Получалось даже красиво, коротко стриженные подружки завидовали и называли ее Нефертити в глаза, и «Не вертите» за спиной… Когда это было? Давно – две эпохи назад, первая закончилась Маниным ранним замужеством, вторая развалом страны. Третья и четвертые эпохи отдельная тема.

Похоже, сейчас наступила пятая эпоха, вопрос лишь в том какая она – несет глобальные перемены или конец истории? Маня шагала по дорожке, старательно всматриваясь в дорогу. Вот люк – торчит посередине тропинки как огромный шампиньон, его надо обогнуть Маня свернула и угодила в чьи-то объятья:

– Ты Мария куда летишь ракетой?

– Извините теть Клава, задумалась.

– Значит, есть над чем. – Резюмировала Клава, опираясь на клюку. – Ты к почте не ходи, нарвешься на политинформацию, а потом Войко тебя в неблагонадежные запишет.

– Кто это?

– Виктор Афанасьевич, замполит наш, видела маленькую машину с портретами – это он.