Страница 19 из 25
Собака чуть было не выдала себя громким чихом, но пятно света вдруг стало быстро расширяться, выхватывая из темноты одну за другой детские фигуры, и быстро возвращать в свой возраст. Над мангалом по спирали поднимался и разрастался огонь, пламя уже достигло двух веток плакучей березы, одноклассники с ужасом смотрели, как прямо над их головами нависает беда, но никто с места так и не сдвинулся. Сцена с замершими у мангала фигурами напоминала детскую игру: «Море волнуется – раз, море волнуется-два, море волнуется три – на месте фигуры замри!». Они и замерли, а огонь бушевал, закручивался спиралью и поднимался все выше и выше. Наконец над поляной между деревьями нависла огненная фигура с маленькой головой, но острыми ушами почти на лбу. Руки скрещены на мощной огненной груди, вместо ног огненная спираль, она сужалась и упиралась в самый центр мангала. Десять пар глаз не мигая смотрели на огненного монстра, и только один человек с интересом экспериментатора наблюдал за людьми. Он пускал дым колечками и вглядывался в лица школьных друзей так, как мальчишка рассматривает стаю пауков одного за другим. Сначала на лице Глеба отражались только блики огня, а потом из его глаз вырвались два красных луча, световые ножи прорезали зону темноты и метр за метром сканировали пространство. Она знала, что так человек ищет в кустах собаку с ее Маниными глазами и с ужасом следила за приближающимися лучами. Между тем поляна погрузилась в полную темноту, огненная фигура как выписанная на черном холсте, четко выделялась своими контурами. Потом рука метнулась в темноту, и через три секунды раздался всплеск воды. Рука возвращалась и металась в темноту десять раз, и пес насчитал десять бульков, не отводя взгляда от одной единственной фигуры. Одиннадцатый взмах руки вызвал вопль ужаса и хруст ломающихся костей, короткий вскрик и очередной одиннадцатый всплеск воды. Потом огненная фигура уменьшилась до размеров человеческой на поляну вернулся круг света. У тлеющего мангала остались двое – огненный силач сидел прямо в мангале лицом к Глебу.
– Ну что, теперь поговорим? – С угрозой в голосе спросил он Маниного мужа, а тот равнодушно пожал плечами и прикурил новую сигарету. Монстр выдержал паузу, его черные глазницы прямо из огня упирались взглядом в Глеба, но тот равнодушно курил и спокойно смотрел на монстра. У огненного сдали нервы, его рука взметнулась в сторону Глеба. Собака одним прыжком достигла огненного, клацнули клыки, кисть отсоединилась и упала к ногам мужа. Тот не спеша притоптал огонь на земле, залил из бундуля угли в мангале встал и направился к тропинке. Манины глаза на собачьей морде провожали родную фигуру с недоумением. Только что на его глазах исчезли одиннадцать человек, а он спокойно идет домой?! Хотя знакомая фигура перемещалась как-то урывками, так будто кто-то просматривает ролик и каждые 10 секунд останавливает изображение. А перед самым выходом на дорогу она и вовсе растворилась. Пес, сопровождая Глеба облегченно выдохнул и отключил Манино зрение. ....
Утро первыми лучами настороженно заглянуло в комнату через листья герани на окне. Рядом на столике очки, телефон и планшет. Тик-так, тик-так – нашептывают время часы в деревянном корпусе, к тиканью, скосив глаза на циферблат, прислушивается обезьянка на турнике. Она всегда на турнике и всегда в одной позе – одной лапой держится за перекладину, две левые Маня зацепила плюшевому зверьку за тонкую ветку березы. Еще весной она принесла с улицы эту ветку, Глеб замерил, подпилил, так чтобы концы надежно упирались в потолок и письменный стол. Получился примитивный органайзер, ветка, дополненная несколькими шурупами, позволила повесить на стволе всякую мелось – очки, мешочек с шариковыми ручками, четки. У основания Маня расположила глиняный замок, который прибыл в Москву с первым чемоданом из Латвии, а на шурупе вверху фигурку домового. Получилась крутая площадка международной и меж сущностной толерантности, особенно с обезьяной. О толерантности в момент монтажа этого природного органайзера ни Маня ни Глеб и не думали. Но на фоне националистической перебранки между западом и Россией такое определение само по себе пришло в голову. Конечно, на ветке они не развешивали флажки стран. Типа справа дружественные – Белоруссия, Китай, Венгрия, а слева вся Прибалтика, Мелкобритания и Америка. Вместо индийской государственной символики висела на турнике обезьяна и бесстрастно наблюдала за новостями по телевизору. Мудрый домовой ворчал на своем гвозде, комментируя то отмену шенгенских виз для русских, то сокращение поставок газа недругам. Он всегда был за тепло и покой в доме и категорически против пылесоса, излишних поездок, даже на курорт в дружественную Турцию. Обезьяна с домовым были на своих постах и этим утром. В спальне, как и в углу письменного стола тоже ничего не изменилось. Но Маня все равно не выбиралась из-под одеяла опасаясь сюрприза. Точнее сказать какой-то неприятности. Невнятное завершение вчерашнего дня, когда она забрала у мужа фонарь и одна отправилась по ночному лесу домой, еще оставалось в ее памяти. Ей не нравилось, что Глеб так и не объяснил где на самом деле был, и что такое он решил скрыть от Мани, что неведомым образом пробрался в гараж. Дождался там ее возвращения и принялся колотить по железной двери со всей дури. Аргумент, что она сначала невнимательно осмотрела помещение, а потом переполошила весь гарнизон и соседний поселок, вестью о пропаже мужа, не выдерживал никакой критики. Получалось что, Маня не надежная жена Глеба, а взбалмошная, рассеянная истеричка. Никто из одноклассников мужа конечно не давал ей таких несправедливых эпитетов, но по-другому, пазлы сцены исчезновения Глеба, просто не складывались. Отсюда и страшный сон Мани, надо же такому явиться, она собака, спряталась в кустах и следит за веселой компанией на берегу озера?! А потом по кустам крадется за мужем, кстати, во сне он тоже пропал по дороге, просто растворился. Но муж мирно спал в своей постели. Маня перевела взгляд на часы – 10.00. Поздновато проснулась, но и легла за полночь. Пришла домой в половине первого, заварила крепкий чай с мятой, и в лю́лю. Включила очередную аудиокнигу – кажется про ужасы в заброшенной деревне, где по ночам бродили давно покойные обитатели теперь покосившихся домов и бдительно заглядывали в окна. По сюжету заплутавшие туристы решили переночевать в одном из домов, а на утро уехали из гиблого места поседевшими. Маня уснула и толком не поняла, что именно случилось ночью у туристов. Зато помнила каждую деталь собственного сна-ужаса.
Уснула в смятении и проснулась также. Нет, хватит надумывать на ровном месте разные проблемы, реальных достаточно. Она решительно встала, нажала рычажок электрочайника, бросила в чашку чайную ложку растворимого кофе. Лучше бы заварить, как положено с перцем солью и корицей. Но муж спит, а колдовать над кофе только для себя, не хочется. Сейчас взбодрится и, если Глеб не встанет, отправиться на озеро. Она уже распахнула на кухне окно, солнце жарило вовсю, разогрев столешницу и сидение дивана. Аля с утра на кухне задергивает плотные шторы, а Маня наоборот, отдергивает легкие.
Покончив с кофе, она привычно направилась на балкон за подсохшими полотенцами и купальником. Стараясь обойти скрипящую половицу, она споткнулась о брошенный посреди спальни тапок и ухватилась рукой за комод у кровати мужа. Отметив заметный слой пыли, внесла в мысленный органайзер – протереть, и наткнулась взглядом на любопытный предмет. Прямо перед портретом Глеба, в образе Хемингуэя, сидел черный джин, на его отполированных плечах и боках играли блики утреннего солнца. Маня с любопытством вглядывалась в лицо арабского божества на полке комода, а видела бедуина, который скрестив ноги, присел отдохнуть прямо посередине пустыни. Пыль на светло-коричневой поверхности комода представлялась ей раскаленным песком. А бедуин, точнее джин, слегка раскачивался под палящим солнцем и не обращал на любопытную Маню никакого внимания.