Страница 3 из 18
Увы, всё оказалось не так просто, как вождю хотелось бы. За первые пять лет правления он добился только жгучей ненависти к своей персоне со стороны всех жителей Акильфадии без исключения. Тангур не учёл, что даже чистокровные дети не всегда рождаются магами. Из трёх десятков новорожденных младенцев только шестеро проявляли магические способности, а остальные либо имели какой-нибудь малозначительный дар, либо появлялись на свет и вовсе бесполезными. Намеченная цель перестала казаться простой и быстро достижимой.
Но причина ненависти к Тангуру крылась даже не в его бесцеремонном обращении с колдунами – он много чего успел изменить, причём далеко не в лучшую сторону. Например, он тратил почти всё своё жалование на обучение мужчин клана воинскому ремеслу. Зачем? Да просто ему так хотелось. Мужчина должен быть воином, и всё тут. Какая разница, есть внешняя угроза или нет – умение быстро и безжалостно расправиться с врагом ещё никому не навредило. Тангур привёз из Сеаркаты десять наёмников, каждый из которых получил в своё подчинение небольшой отряд мужчин и мальчишек, достигших десятилетнего возраста. Военная муштра никому не приносила радости и отвлекала от хозяйственных дел, но вождю было на это наплевать – хозяйством пусть бабы занимаются, иначе зачем они вообще нужны?
Труднее всего акильфам приходилось в те дни, когда Тангур от скуки устраивал парные состязания «до полной победы». Он долго наблюдал за ходом занятий, а потом выбирал три пары самых слабых воинов и заставлял их биться до тех пор, пока противник не умрёт. Случались такие бои не слишком часто, но они здорово подстёгивали остальных – всех, кому дорога была жизнь. Будешь слабым – умрёшь. Хорошая мотивация для обленившихся крестьян, но каждое такое состязание уносило три жизни, и людям в клане это не нравилось. Им много чего не нравилось в решениях нового правителя, но избавиться от Тангура не было никакой возможности – маги ни за что не пошли бы на убийство, а простые смертные опасались, что открытый бунт обернётся гневом со стороны короля Сеаркаты, который хоть и звался Справедливым, но был достаточно жесток.
А потом в Акильфадию доставили красавицу-колдунью Аллелию. Она была сиротой и ничего не знала о своём происхождении, а способности к магии проявились у неё только на двадцать третьем году жизни, когда девушка уже вышла замуж и успела подарить любимому супругу наследника. Любимый супруг и донёс на неё королевским стражам, поскольку был верен своему королю и свято чтил законы Сеаркаты. Аллелию оторвали от двухлетнего сына и увезли вверх по горной реке в клан акильфов, где ей полагалось стать очередной наложницей одного из пяти колдунов. Так и случилось бы, если бы потрясающая красота этой девушки не лишила Тангура сна и покоя. Роскошная грива золотисто-рыжих волос, тонкая талия, тёмные брови с плавным изгибом, большие карие глаза и полные чувственные губы – вождь настолько желал заполучить эту редкую красавицу в свою постель, что не слишком долго метался между интересами королевства и своими собственными. Он оставил Аллелию себе.
Все, кто жил в замке, знали, что молодая колдунья не разделяет страсть своего господина. Тангур не церемонился с наложницей и никогда не был с ней нежен, потому что каждую ночь наталкивался на стену холодной ненависти и сопротивление. Он брал её силой, но так ему даже больше нравилось, ведь победа пусть и над таким слабым противником для истосковавшегося по борьбе воина была слаще мёда, а награда за эту победу превосходила все его ожидания. Но его радость закончилась, когда Аллелия понесла – она боялась навредить ребёнку, поскольку драки с крупным и сильным Тангуром всегда заканчивались для неё плачевно. Колдунья стала тихой и покорной. Вождь заскучал и вспомнил, что давно не устраивал кровопролитных состязаний.
Аллелия ничего не знала об этих поединках, потому что со дня своего прибытия в Акильфадию сидела взаперти в покоях вождя, а через решётку на окне его спальни было видно только безбрежное море. Тангур решил развлечь свою пленницу и взял её с собой, но не учёл, что кровопролитие может прийтись его возлюбленной не по душе. Она обрушила на ристалище такой ливень, что низвергающиеся с неба потоки воды в несколько мгновений размыли утоптанный слой почвы до самого каменного основания. Никто не пострадал, законы природы не были нарушены, но рабыня-колдунья проявила непокорность, и в назидание другим её следовало сурово наказать.
Боги, магия и беременность не спасли бунтарку от возмездия. Тангур собственноручно застегнул на Аллелии ошейник из жёсткой кожи, пропитанной кровью чёрных драконов, а потом приковал её цепями к столбу на учебной площадке и выставил друг против друга не три, а восемь пар воинов. Поединок продолжался до тех пор, пока на залитой кровью земле не остался стоять всего один израненный мужчина – победитель. Каждую смерть Аллелия чувствовала, как свою собственную. Каждая нанесённая острой сталью рана отзывалась болью в её нежном сердце. Она не могла помешать этому, потому что ошейник лишил её магических сил. И не смотреть тоже не могла, поскольку Тангур пригрозил, что убьёт её сына в Сеаркате, если колдунья хотя бы на миг отведёт взгляд.
Все в Акильфадии знали, каков на самом деле их вождь, но Аллелия с такой жестокостью столкнулась впервые. Тангуру показалось мало пережитого девушкой нервного потрясения, и ночью он вдобавок выместил свой гнев на ней кулаками, а в последовавшей за этим потерей нерождённого ребёнка увидел очередной бунт. «Ты не переступишь порог этой комнаты, не увидишь другого лица, кроме моего, и не снимешь ошейник до тех пор, пока не родишь мне сына», – поставил он перед пленницей цель и сделал достижение этой цели смыслом своей жизни.
Аллелия не могла помочь даже самой себе, потому что целительная магия ей больше не подчинялась. Три долгих года она терпеливо сносила побои и унижения, пытаясь мольбами доказать Тангуру, что ежедневные издевательства не сказываются положительно на её здоровье. Характер вождя испортился окончательно, и к ненависти жителей Акильфадии добавился ещё и страх за свои жизни, а страх – лучшее средство добиться желаемого. Тангур хотел получить своё собственное маленькое войско – он его получил. С увеличением численности колдунов всё было намного сложнее, но эту цель вождь клана больше и не преследовал. Он почувствовал власть и безнаказанность. Служба королю Сеаркаты утратила смысл, потому что путь в Акильфадию был только один, и воспитанные на кровопролитии воины не позволили бы никому вторгнуться в эти земли. Тангур защитил свои владения даже от тех, чьим приказам обязан был подчиняться. Рабыни-колдуньи были избавлены от участи племенных кобыл, а колдуны получили возможность наконец-то вернуться в свои семьи, где счастьем всё равно уже даже и не пахло. Избавившись от этого навязанного долга, вождь клана акильфов всё своё свободное время посвятил Аллелии, которая к этому времени мечтала только о смерти.
Увы, за ней тщательно следили, хотя наложница вождя и не видела своих тюремщиков. Любая попытка причинить себе вред немедленно пресекалась, а за этим неизбежно следовало наказание. На четвёртом году жизни в Акильфадии, после одного из таких наказаний, что-то внутри Аллелии сломалось, и она стала всего лишь бледной тенью той роскошной красавицы, от которой когда-то Тангур хотел только одного – взаимности. Наверное, внутренний протест и сила воли всё же мешали ей повторно забеременеть от мучителя, потому что долгожданное дитя зародилось в чреве колдуньи только после того, как ей стало всё равно. В этой новости было мало радости, но хотя бы ежедневные издевательства Тангура прекратились. Впрочем, они возобновились почти сразу же после того, как вождь узнал, что у него родилась дочь.
Акильфадия жила в страхе, но мирно. Акильфы боялись и ненавидели главу своего клана, но безропотно подчинялись его приказам. На полуострове наконец-то воцарился порядок, и постепенно все привыкли к новым порядкам, хотя мысленно и желали Тангуру скорейшей кончины. Аллелия желала этого сильнее всех. Прошло ещё четыре года мучений, прежде чем высокие своды замковых башен наконец-то эхом отразили первый крик Лесса – новорожденного наследника жестокого вождя.