Страница 4 из 11
– Здесь какие-то тетради, исписанные бабушкиным почерком, ― произнесла мать.
– Воспоминания? ― удивилась Тея. ― Я никогда не видела, чтобы бабушка что-то записывала.
– Ты посмотри, что это, а я пойду к папе. Нам предстоит перебрать там всё и закончить до конца месяца, пока не пришли рабочие, ― торопливо проговорила мать и вышла из кухни.
Дело в том, что родители Теи решили «обновить старый дом», а правильнее сказать, разобрать старую избу и на её месте построить, как сказал отец Теи, «современный комфортабельный двухэтажный коттедж».
В коробке было несколько школьных тетрадей разного размера и толщины в поблёкших обложках с пожелтевшими от времени срезами листов. Тея взяла потрёпанную тетрадь в коричневом переплёте, которая показалась ей наиболее старой, и открыла её. Тетрадь была исписана мелким беглым почерком:
«17.05.1972 г.
Вот и простились мы с тобой, мой дорогой, любимый Петенька. Сорок пять лет нашей счастливой жизни с тобой пролетели, как золотой сон. Больше никогда ты не подойдёшь ко мне и не обнимешь меня за плечи. Наша Любочка выросла, стало ей тесно в нашем гнезде, и она уехала в другой город за своим счастьем. У неё своя жизнь, своя судьба. А у нас с тобой была одна судьба и одно на двоих счастье. Несказанной радостью была для меня твоя любовь. Сколько прекрасных минут подарила нам жизнь. Но сегодня ты ушёл и оставил мне только воспоминанья. Ты был мне защитой и поддержкой «в горе и в радости», выпавшим на нашу долю в эти тяжкие годы для нас и нашей страны. Только ты мог меня понять и успокоить в моих страхах и печалях. Только мне ты мог доверить то, что пережил. Только тебе я могла поведать мои самые сокровенные мысли и воспоминанья».
Тея прервала чтение, осознав, что читает дневник бабушки своей мамы. Бабушку Теи звали Любовь Петровна. Значит, читала она дневник своей прабабушки Серафимы Валерьяновны. Тея собрала все тетради и положила в рюкзачок, чтобы почитать их, когда вернётся домой.
Вернувшись в воскресенье домой, Тея прошла на кухню, заварила любимый «Эрл Грей», вспомнила о тетрадях, достала их из рюкзачка и разложила перед собой на столе. Она выбрала одну из них, с изображением Пушкина на обложке. В верхней части обложки была расположена надпись «100 ЛЕТ СО ДНЯ СМЕРТИ ВЕЛИКОГО ПОЭТА А. С. ПУШКИНА ― 10 февраля (29 января) 1837 г. ― 10 февраля 1937 г.». Под изображением было написано: «А. С. Пушкин (с портрета В. Тропинина)». Тея подумала: «Вау, тетрадь была издана более 75 лет назад!» и осторожно раскрыла её. Пожелтевшие страницы были исписаны фиолетовыми чернилами, тем же почерком, которым были сделаны записи в той тетради, которую Тея начала читать утром. Но почерк был более ровный и менее «жёсткий». Хотя вторая из тетрадей поначалу показалась ей более новой, позже Тея поняла, что почерк так отличался потому, что эти записи были сделаны раньше, а значит и прабабушка была моложе, когда писала в тетради с Пушкиным на обложке. Тея обратила внимание на то, как красиво были написаны буквы: с наклоном, нажимом и изящными завитушками: «Видимо такой почерк называли каллиграфическим». Рядом с основными записями (над ними или на полях) были добавлены более новые, среди них встречались заметки, приписанные шариковой ручкой, то есть добавленные намного позже. Тея заметила, что некоторые фразы были написаны другим почерком, видимо бабушкой Теи. Ещё она вспомнила, что её бабушка никогда не рассказывала о своём детстве. С тем большим волнением Тея приступила к чтению.
Глава 7. Страх
К холере можно привыкать и в ней обдерживаться
Из записей Н. Лобачевского
21 февраля 1937 г.
После долгих раздумий решилась вести дневник. Жизнь сильно изменилась в последнее время, люди изменились не меньше. Я не могу никому рассказывать не только о том, что меня волнует и беспокоит, но и о своих небольших радостях и больших горестях. Вот и пошла в магазин канцтоваров, купила пару школьных тетрадок и теперь сижу на кухне и царапаю о том, что камнем лежит на сердце. Если повезёт, никто не приметит их на полке среди ученических тетрадок.
3 апреля 1937 г.
Наконец и у нас весна. Набухли почки, скоро листочки проклюнутся, а травка уже кое-где пробивается к солнышку. Сегодня Любочке начала шить платьишко, чтобы на первомайский утренник у дочурки было новое. В субботу пойдём покупать туфельки. Доча просит красные туфельки и красные банты. Если будут, обязательно купим.
27 апреля 1937 г.
Платьице для Любочки закончила. Туфельки и банты есть. Стихи для утренника выучили. Ждём, когда наступит 1 мая, и мы пойдём на демонстрацию: в красных туфельках, в красных бантах и с красным флажком. Празднично и весело.
30 апреля 1937 г.
Днём позвонил Петя, сказал, что вечером на чай заглянет Андрей Артанов. Было уже поздно, я не успела бы испечь что-либо сама. Забежала в «Елисеевский» за чаем, мармеладом и пирожными.
3 мая 1937 г.
Вчера были у Мити, младшего брата Пети. Мой муж и Митя погодки. Очень похожи. Только деверь выше, и глаза у него карие, а у моего Пети глаза зелёные, как спелые оливки. И у Любочки глаза такого же «изменчивого» цвета. У Пети с Марьяшей дача в Подмосковье. Вокруг дома фруктовый сад. За дачей луг и речка. Стол мы накрыли в саду. Мужчины рыбачили и жарили шашлыки, пока мы со снохой хлопотали на кухне. Ну и мастерица она, повариха отменная! Не то, что я, мне надо к ним почаще ходить, может и я научусь у неё, как такие вкусности готовить. Пока я чистила морковку и картошку, сноха Марьяша успела суп для деток сварить, а в конце ещё салатов накрошила разных. Вкусно было, всем понравилось.
14 мая 1937 г.
Вечером зашёл Децимус Тома, Дечо ― старинный друг моего Петеньки. Приехал накануне. Сказал, что пробудет всего несколько дней. Пётр и Дечо росли вместе, потом в Первую мировую воевали в одном полку, потом одновременно поступили в Университет, но на разные факультеты. Хоть и повзрослели, у обоих семьи, и оба при должностях, но, когда встретились, вели себя, как мальчишки: обнимались, хлопали друг друга по плечам, по спине, поднимали за грудки. Так обрадовались встрече, ведь почти пять лет не встречались. Насилу усадила их за стол обедать. А Петенька неожиданно принялся расспрашивать Любочку, кто из них двоих красивее. А Любочка как скажет: «Папочка, ты очень красивый, но дядя Дечо, красивее, у него такие пышные усы». Дечо удивился: «Какие усы? Где ты видишь у меня усы?». Все расхохотались, ведь, действительно у Дечо, когда он служил в армии, были необыкновенные усы, каких я больше ни у кого не видела. «Это мы с дочкой часто альбом с фотографиями смотрим. Там и твоя фотография есть, где ты в папахе и при усах», ― объяснил Пётр. «Смышлёная у тебя дочурка, Петя», смеясь, ответил Дечо. А Петя сказал: «Да, смышлёная и честная, только, видно она одна такая и осталась». «Да что ты такое говоришь, Петя, честные люди есть везде», ― ответил Дечо, поднял стакан с вином и начали они о чём-то говорить тихо, но я ни слова не поняла. Тут я не выдержала и говорю: «Я бегаю из кухни в комнату, помощницу тороплю, чтобы вовремя все блюда к столу подавала, а вы всё говорите и говорите. Кушайте, мои дорогие, смотрите, сколько вкусного мы приготовили». Вроде уговорила их, взяли вилки и ножи, начали есть, сказали пару тостов, выпили пару стаканов красного грузинского вина. Потом загрустили, посерьёзнели и ушли говорить в кабинет, дверь закрыли плотно, просидели там допоздна. Мы спать уже легли, и я и не знаю, когда Дечо ушёл. Жаль, я ничего у него не успела спросить, ни о жене, ни о детях.
7 июня 1937 г.
Дочке понравилось моё новое голубое платье с белыми чайками. Сказала: «Мамочка, ты такая в нём красивая! Когда я вырасту, и я хочу такое же». Раз ребёнок оценил, может и женщинам из моего коллектива понравится. Завтра станет понятно. Буду вести партсобранье. С врачами сложно, капризные они очень. И без того партийный работник должен быть примером для беспартийных во всем, включая одежду.