Страница 89 из 94
Надо сказать, что Ольгу Стефановну после ареста и в самом деле постигло тяжелое психическое расстройство, признаки которого, как кажется, наблюдались еще на воле. Поэтому то, что она говорила «наседке», могло быть следствием навязчивого бреда, возникшего под влиянием того, что следователи спрашивали у нее на допросе. Невозможно сегодня определить, что из сообщенного Ольгой Стефановной на допросах и в беседах в камере соответствует истине, а что является плодом болезненной фантазии или просто продиктовано следователями.
По возвращении из заключения вторая жена Буденного рассказывала третьей жене и своей двоюродной сестре, что в тюрьме во время следствия ее били и пытали, утверждая, что Буденный тоже арестован и изобличен многими показаниями. Вполне возможно, что все это – плод больного воображения. В том состоянии, в котором она попала в тюрьму, следователи и без пыток могли заставить ее дать необходимые им показания.
Жену Буденного на допросах расспрашивали также о посещении иностранных посольств. Ольга Стефановна честно призналась, что иногда бывала там без Буденного и пела для итальянского посла Аттолико. Также вспомнила, что «на одном из приемов в латвийском посольстве один из свиты Мунтерса (посла Латвии. – Б. С.) спросил меня, почему не расстреляли Радека, на что я ответила: значит, он еще нужен будет. В японском посольстве спросили, где находится Буденный, и сообщили, якобы он, по слухам, на Дальнем Востоке, готовит войну против Японии. Интересовались, почему я служу, я всегда отвечала, у нас кто не работает, тот не ест, и я люблю искусство.
Иностранцы делали намеки, что им хотелось посмотреть нашу дачу, я отвечала, что там ремонт.
Спрашивали номер телефона, я отвечала, что телефон у нас не работает.
Спрашивали, нравится ли мне Карлсбад, отвечала, что там сильные воды, но очень дорогое лечение».
По поводу своей связи с певцом Алексеевым Ольга Стефановна поведала, что Буденный грозил сопернику тюрьмой, на что будто бы испуганный тенор «сделал предложение, что он сам пойдет в органы НКВД и заявит на меня что-нибудь легкое, за что мне дадут года три лагеря, он за это время накопит денег, и после отбытия наказания мы хорошо заживем вместе».
То, что Буденный мог грозить Алексееву тюрьмой, вполне можно допустить. Идея же о «чем-то легком», наверное, родилась у Ольги Стефановны уже в тюрьме, под влиянием психического расстройства.
Сам Александр Иванович Алексеев, один из лучших Ленских в истории русской оперы, тоже был допрошен в качестве свидетеля. Он утверждал: «Да, у нас были разговоры по вопросам текущей политики, в них она вела себя всегда положительно, я никогда не замечал каких-либо нехороших настроений.
– Что вам рассказывала Михайлова о своих взаимоотношениях с Буденным?
– Говорила, что у нее установились с ним натянутые отношения на почве ревности.
– Вы хотели донести на Михайлову в НКВД что-нибудь легкое?
– Я категорически отрицаю подобный разговор с Михайловой».
В последнем случае, я думаю, Александр Иванович не лукавил. Вообще же он отвечал на вопросы очень грамотно. Попробуй признай, что Михайлова говорила при нем что-то не то о политике партии и правительства, и у следствия сразу же возникнут нехорошие вопросы: почему поддерживал такой разговор и почему сразу же не донес? И тогда уж вполне можно загреметь на Лубянку совсем в другом качестве.
3 августа 1939 года следователь Куркова вынесла постановление о прекращении дела и об освобождении О. С. Михайловой из-под стражи, поскольку «никаких данных для предания суду обвиняемой Михайловой не имеется». В рапорте же начальству Куркова отметила: «Михайлова находится в очень тяжелом, болезненном состоянии. Ее необходимо лечить».
В то время Ежов уже был смещен с поста НКВД. Сменивший его Берия выпустил часть тех, кто был уже арестован, но еще не осужден. Началась так называемая «бериевская оттепель», в рамках которой Куркова и пыталась освободить жену Буденного.
Однако Берия освобождать Михайлову не стал. Очевидно, он принял это решение не самостоятельно, а посоветовавшись со Сталиным. Вероятно, Иосиф Виссарионович решил, что жену Буденного полезнее иметь на всякий случай под рукой, в лагере, если вдруг понадобится что-нибудь сделать с маршалом. Поэтому в ноябре 1939 года дело Михайловой было передано Особому совещанию.
В обвинительном заключении говорилось: «О. С. Михайлова, являясь с 1924 года женой Маршала Советского Союза Буденного (скорее всего, здесь ошибка, поскольку поженились они только в 1925 году. Да и сам Буденный в письме 1955 года, которое мы процитируем ниже, относит их брак к 1925 году. – Б. С.), своими связями с иностранцами и поведением дискредитировала последнего, а именно:
1. Являясь женой Буденного, одновременно имела интимную связь с артистом ГАБТ Алексеевым, разрабатывавшимся по подозрению в шпионской деятельности (умер) (Александр Иванович умер в 1939 году на воле, от рака горла и похоронен на престижном Новодевичьем кладбище. – Б. С.).
2. Находясь на лечении в Чехословакии, вращалась среди врагов народа, шпионов и заговорщиков Егорова и его жены, Александрова и Туманова.
Кроме того, установлено, что Михайлова наряду с официальными посещениями иностранных посольств имела неофициальные, по личному приглашению послов, снабжала итальянского посла билетами на свои концерты и неоднократно получала от него подарки.
Арестованные за шпионаж жена бывшего 1-го зам. наркома обороны Егорова и жена бывшего наркома просвещения Бубнова в своих показаниях характеризуют Михайлову как женщину их круга, которая делала то же самое, что и они. Михайлова в наличии у нее подозрительных связей и неофициальном посещении посольств виновной себя признала. Шпионскую деятельность отрицает. На основании изложенного выше, «дело» по обвинению Михайловой направить Особому совещанию на рассмотрение. Ноябрь 1939 года».
Измену мужу, раз он маршал, трактовали примерно как измену родине, а визиты в иностранные посольства и общение с женами расстрелянных врагов народа Егорова и Бубнова тянули на подозрение в шпионаже. 18 ноября 1939 года Особое совещание приговорило О. С. Михайлову к восьми годам исправительно-трудовых лагерей.
15 августа 1945 года срок ее заключения истек, но еще три года несчастную, больную женщину продержали в тюрьме как «социально опасный элемент». Ольгу Стефановну обвинили в антисоветских настроениях и «клеветнических измышлениях» против «руководителя советского правительства и существующего в стране политического строя». Освободили ее только в апреле 1948 года и направили в ссылку в райцентр Енисейск Красноярского края. О ее пребывании там в деле о реабилитации оставил воспоминания другой неизвестный ссыльный: «Она работает уборщицей в средней школе 45. В попытках заговорить с ней я обнаружил ее болезненную отчужденность, запуганность, боязнь знакомства с кем бы то ни было и явную путанность в воспоминаниях, даже в логике речи. Она ограничилась короткими замечаниями, что она не виновата, осуждена как жена маршала, над головой ее ломали шпагу, сама она вела следствие в НКВД, Семен Михайлович сильно болен, никого не принимает, так как ему девяносто четыре года. Михайлова вряд ли одна могла выехать из Енисейска, если бы ее освободили».
Когда после смерти Сталина появилась возможность заступиться за находящихся в заключении родственников, Семен Михайлович, к его чести, этой возможностью воспользовался. 23 июля 1955 года Буденный написал в Главную военную прокуратуру по поводу реабилитации своей второй жены: «В первые месяцы 1937 года И. В. Сталин в разговоре со мной сказал, что, как ему известно из информации Ежова, моя жена Буденная-Михайлова Ольга Стефановна неприлично ведет себя и компрометирует меня и что нам, подчеркнул он, это ни с какой стороны не выгодно, и мы этого никому не позволим.
Если информация Ежова является правильной, то, говорит И. В. Сталин, ее затянули или могут затянуть в свои сети иностранцы. Товарищ Сталин рекомендовал мне обстоятельно поговорить по этому поводу с Ежовым.