Буденный: Красный Мюрат

Выступление же Сталина было просто прелюдией к уже предрешенному аресту Дыбенко и Егорова. 25 января 1938 года Сталин и Молотов подписали специальное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР по факту «предательства» Дыбенко, командовавшего Ленинградским военным округом. Было справедливо отмечено, что Дыбенко «морально-бытово разложился… давал очень плохой пример подчиненным». Но главным обвинением против него стали «контакты с американскими представителями» – то есть обвинение в шпионаже. Следствию удалось установить, что Дыбенко просил американцев материально помочь родной сестре, которая проживала в США. После этих «шпионских» просьб сестра стала получать пособие.

В постановлении также отмечалось, что Дыбенко «вместо добросовестного выполнения своих обязанностей по руководству округом систематически пьянствовал, разложился в морально-бытовом отношении…». В письме Сталину Дыбенко пьянство отрицал, но в несколько своеобразной форме: «Записки служащих гостиницы „Националь“ содержат известную долю правды, которая заключается в том, что я иногда, когда приходили знакомые ко мне в гостиницу, позволял вместе с ними выпить. Но никаких пьянок не было». Выходит, если в «Национале» пьешь, то это как бы и не пьянка. А вот бытового разложения и сам Дыбенко не отрицал. 19 февраля его вызвали в Москву, где, уволив из армии, назначили заместителем наркома лесной промышленности. А уже 26 февраля арестовали как участника «военно-фашистского заговора», троцкиста и завербованного еще в 1915 году шпиона Германии и США. На следствии, которое проходило пять месяцев, он «признал» под пытками и заговор, и шпионаж, оговорив в числе прочих и «заговорщика» Буденного… 29 июля 1938 года он был казнен вместе с командующим военно-морскими силами СССР В. Орловым и пятью командармами.

Самым же удивительным и неожиданным оказалось падение одного из видных представителей конармейской группировки маршала А. И. Егорова, верного сталинского соратника со времен Царицына. Сгубили Александра Ильича тщеславие и невоздержанность на язык, особенно среди «своих». Но «свои»-то на поверку и оказались «чужими». Александра Ильича в октябре 37-го выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР по Вяземскому избирательному округу. Решив, что теперь-то бояться нечего, Егоров поделился наболевшим с давними друзьями из Первой конной – заместителем наркома обороны по кадрам Е. А. Щаденко и начальником финансово-планового управления РККА А. В. Хрулевым. Эта откровенность оказалась для маршала роковой. Уже в декабре 37-го, вскоре после того как Егоров стал депутатом Верховного Совета и формально обрел депутатскую неприкосновенность, на стол Ворошилова легли доносы Ефима Афанасьевича и Андрея Васильевича. Два друга согласно утверждали, что Егоров во время товарищеского ужина (отмечали назначение Щаденко заместителем наркома обороны, последовавшее в конце ноября) высказал недовольство тем, что историю Гражданской войны освещают неправильно – его, Егорова, роль умаляют, а роль Сталина и Ворошилова «незаслуженно возвеличивают».

Видно, выпили в тот вечер военачальники лишнего, потерял Александр Ильич бдительность, расчувствовался, разоткровенничался перед верными, как казалось, друзьями и бесповоротно погубил себя. Может, Щаденко с Хрулевым решили, что маршал их таким образом проверяет, а может, подумали, что он подобными опасными мыслями и с другими военачальниками делится. Тогда совсем нехорошо получиться может. Кто-то другой донесет, а потом на следствии выяснится, что такой разговор Егоров вел еще с Щаденко и Хрулевым, а они не донесли. Так самим запросто во враги народа попасть можно.

Судьба же Егорова была решена. Не мог терпеть Сталин на посту первого заместителя наркома обороны да и вообще в армии и на свободе человека, который публично возносит ему здравицы, а на дружеской пирушке высказывает недовольство, что Сталина слишком уж хвалят, да еще и приписывают ему (несомненно, с его согласия) собственные егоровские заслуги в Гражданской войне. Меньше расстрела за это Александру Ильичу никак не выпадало.

Дальше все шло по стандартной схеме. Маршала сняли с поста первого заместителя наркома и отправили командовать Закавказским военным округом. Затем арестовали его жену Галину Цешковскую как «польскую шпионку» и известными способами получили от нее показания на мужа. 4 февраля 1938 года Егоров прибыл в Тбилиси к новому месту службы, 25 февраля его уволили из армии, 27 марта арестовали, а 23 февраля 1939 года расстреляли.

А вот Буденный даже в состоянии сильного подпития никаких сомнительных высказываний в адрес Сталина и Ворошилова не допускал, потому остался цел и невредим. Правда, на следствии Александр Ильич, поняв, что терять ему нечего и что вчерашние друзья его спасать не собираются, дал развернутые показания на Буденного. По признанию опального маршала, назначение Ворошилова на должность наркома и свою отставку с поста командующего вооруженными силами Украины и Крыма он воспринял весьма болезненно. «Накануне назначения Ворошилова, – показал Егоров, – я беседовал с Буденным, который, так же как и я, был резко враждебно настроен к Ворошилову, считая его назначение неправильным, а мое удаление из РККА – ударом и по нему лично».

«Было какое-то озлобление Буденного в отношении Ворошилова, – вспоминал далее Егоров о ситуации осенью

1925 года, после смерти М. В. Фрунзе. – Дело дошло до такого положения, когда Буденный прямо сказал, что не допустит, чтобы Ворошилов был наркомом, и что он готов скорее его убить, чем согласиться с этим назначением». Объясняя эти конфиденциальные разговоры, Егоров говорил: «С Буденным меня связывала старинная дружба еще с 1919 года по Царицыну. Вся наша последующая работа до конца Гражданской войны проходила под знаком полной гармонии в личных отношениях…»

Александр Ильич поведал также о том, что с 1926 года к их «группировке» присоединился П. Е. Дыбенко. «Дыбенко называл Буденного „генералом без армии“, „неудачным Мюратом“, что еще более настраивало Буденного против Ворошилова… Так, на протяжении 1925–1927 годов сложилась наша „тройка“», – писал Егоров в собственноручных показаниях. Признания Егорова покорно подтверждал и Дыбенко: «После смерти Фрунзе встал вопрос о новом наркоме, и вновь возникла борьба между различными группировками в армии за продвижение на этот пост своих кандидатов… К этому же времени (1925–1926 годам) относится мое сближение с Егоровым и Буденным… Моя поддержка Егорова и Буденного сблизила нас… нас даже называли в армии триумвиратом». Вспоминая свои отношения с названными военачальниками, Дыбенко утверждал: «Будучи в Москве, я посещал Егорова на его квартире либо встречался с ним у Буденного».

Дыбенко, по его словам, сближала с Буденным и Егоровым общность военно-политических взглядов: «В период 1926 года сложилась наша группа и мы начали подбирать своих сторонников в армии вначале под флагом групповой борьбы против Ворошилова…» В эту группировку будто бы вошли еще два военачальника – М. К. Левандовский, а затем Н. Д. Каширин. Разумеется, дружественные отношения Семена Михайловича с соратниками по Первой конной армии Дыбенко (или диктовавшие ему показания следователи) тоже постарался представить частью широкого заговора. «Летом 1925 года, – вспоминал один из кавалерийских начальников, – на квартире Горячева была выпивка по случаю возвращения Тимошенко из Венгрии. Присутствовали Буденный с его первой женой, Тимошенко, Горбачев, Сакен и я…»

Уже после начала Великой Отечественной войны, в июле 1941 года, заместитель начальника 3-го управления НКО капитан госбезопасности А. Н. Клыков направил Берии справку на Буденного, где утверждалось: «Показаниями ряда арестованных участников военно-фашистского заговора устанавливается, что Буденный является участником и членом руководства антисоветской организации правых в РККА, возглавляя как член руководства антисоветские формирования в коннице РККА и среди казачества.

Буденный еще в 1925 году, после назначения народным комиссаром Военно-морских сил СССР Ворошилова К. Е., сблизился с бывшим тогда командующим БВО Егоровым А. И., а в последующие годы с Дыбенко П. Е. (в тот период начальник снабжения РККА) и вместе с ними возглавил антисоветскую организацию правых. Правые взгляды Буденного складывались под влиянием Томского, с которым Буденный поддерживал связь все годы. В 1931 году… Буденный был у Рыкова и выражал ему свое сочувствие (после отставки с поста председателя Совнаркома. – Б. С.). Буденный много говорил Рыкову о недовольстве крестьян коллективизацией и в конце разговора заявил: «Прикажи А. И., и я тебя поддержу—на Дону и Кубани мои ребята только и ждут моего приказа садиться на лошадей. Я, знаешь, человек военный»».