Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 15

И ускакал себе дальше на двух целых крепких ногах. А я пополз домой на четвереньках, приспособившись кое-как пользоваться обрубками.

Дома Ева не погнушалась тем, чтобы продемонстрировать хорошее знание русского красочного мата. Вот Сиводушка только грустно погладила меня по голове и подсунула испеченный Акимычем пончик. Хорошая Сиводушка. Ева – плохая!

– Я не понимаю, как можно иметь дело с людьми, которым нельзя доверить их собственные ноги! Это не группа, а коллектив безногих калек! Мы с таким отношением к делу завалим квест! Лентяи, тупицы, бездельники!

– Я не бездельник, – сказал я. – Я рыбу ловил.

– Не перетрудился на заднице сидеть и удочку держать?

– Некоторые так и трудятся, сидя! А потом создают атомную бомбу и «Войну и мир!»

– Ах, ну ты, значит, бомбу изобретал! Ну, изобрел, поздравляю, сиди теперь без ног, как дурак!

– Вообще лентяи и бездельники – это мы с Лукасем и Сивкой – сообщил от плиты Акимыч. А ты, наверное, только тупица. Мы быстро устаем от приседаний, понимаешь, а Сиви не хочет долго прыгать на скакалке. Говорит, что ее сила не в скакалке.

– Лиса должна быть быстрой и ловкой! Вы сами головой соображайте – это я для своего удовольствия хочу пялиться на ваши потные недовольные рыла? Мы фактически собираемся войной идти на клан в две сотни человек, входящий в первую сотню кланов Трансильвии!

– «Глубоко фиолетово» на девяносто восьмом месте.

– Да хоть на сто девяносто восьмом, у нас же и клана пока нет! А ты теперь неделю не можешь ни качаться, ни зарабатывать! У нас чуть больше двух месяцев осталось, а вы занимаетесь черт знает чем!

– Я смогу! Меня гребец все равно возит, а в баркасе просто сидишь, это и без ног можно.

– А к морю ты на брюхе ползать будешь?

– А на осле если?

– А у тебя верховая езда есть? У меня вот нет, теперь мне туда тебя на телеге возить, а мне как раз делать нечего!

– Меня Гус донесет, он здоровый. Сейчас я его спрошу – напиши мне, пожалуйста, письмо для него

«Вам запрещено отправлять письма данному персонажу»

Прекрасно. Гус меня заблокировал. «Гус не вор, Гус слово свое держит!» Тьфу! Я залез поглубже под алхимический стол, где устроил себе лежбище. Завернулся плотнее в одеяло и заснул, несмотря на еще долго продолжавшийся в столовой скандал.

С утра Ева забрала всех остальных, и они направились на какой-то местный пляж тренироваться убивать каких-то гигантских крабов. С меня перед уходом взяли слово – я никоим образом не пытаюсь добраться до местной больницы, чтобы снять травму. По словам Евы, эти травмоснимания – лотерея для слабоумных; «отрастят тебе за тыщу голды фиолетовые ноги на голове, так что за месяц не избавишься – оно нам надо? И так уже накрутил… сиди дома, ничего не трогай». Так что я лежал на диване, который, наконец, был мне впору по длине, ползал к палатке во дворе за компотом и супом, читал книгу.

«Быль Ледяных Игл»

Бедные Катина и Срджа, какая жуткая история! Ледяные Иглы – небольшую крепость на полуострове, на самой границе фронтира, взял в осаду союз племен северных людоедов. Причем не то, чтобы сам по себе, а с согласия и фактически с помощью императора Трансильвии, так как Ледяные Иглы незадолго до того объявили себя свободным городом и отказались платить дань в императорскую казну. А с чего им, спрашивается, платить, когда с моря на них ходят набегами северные пираты фронтира, с суши – вылазки тех самых людоедов, а от империи – никакой помощи, если и присылают солдат – то раз в год, собирать податной обоз и конвоирововать его до столицы. Три года защитники крепости отбивались как могли, мерли от голода и холода, но сумели все же отогнать синеглазых каннибалов от остатков родных стен. И вот тут и появилась имперская армия – город просто сожгли, а почти всех выживших людей – перебили. Встретить бы этого императора, да надавать ему по щам!

Впрочем, хронист, хоть и высказывал некоторое сочувствие героизму и тяжкой участи Ледяных Игл, всецело топил за то, что бунт надо давить в зародыше, и император все правильно сделал, сберег порядок на своих землях, примерно наказал мятежников, молодец, учитесь потомки!

Еще пару дней я провел примерно так же – жадно глотал литературу, а вечером выслушивал хвастливые рассказы Акимыча и Лукася о том, как они крабам панцири курочат. А потом попросил все же Еву отвезти меня утром в порт – решил забрать лодку и попытаться порыбачить немного. Ну, буду болтаться в лодке рядом с причалами – все равно больше, чем если с берега ловить натаскаю, а вечером Ева меня заберет.





Когда мы подъехали к верфи, у ворот рядом с нею шевельнулось то, что я поначалу принял за кучу мусора.

– Друг! – сказала качающаяся куча, превратившаяся в едва стоящего на ногах Гуса, от которого несло, как от целого сивушного завода. – Друг! Прости меня! Сисура меня попутала, пропил я твой баркас! И дом свой пропил! И все пропил! Ничего у меня теперь нет! Отработаю! Бери меня в слуги – не пожалеешь!

Глава 8

Ева сразу сказала, что слуги – это замечательно, только им нужно денег давать, а денег у нас нет, а уж если и раздавать эти самые деньги, которых нет, всяким неписям, то хотя бы тем, которые не выглядят так, как будто пропили собственную маму – много что сказала Ева, а потом сама себя прервала и спросила

– А какой это баркас он у тебя пропил? Баркасы – штуки недешевые! И как это он ухитрился пропить ТВОЙ баркас??

Узнав подробности, Ева совсем разозлилась.

– Где ты его пропивал? Что такое «Мокрая макака»?А кто там хозяином – непись или игрок?

– Да нет, Хварь не попрыгунчик, Хварь нормальный мужик…

– Ну-ка показывай, где эта твоя макака!

«Мокрая макака» оказалась забегаловкой в порту – обшарпанной, убогой и, судя по обилию засохшей блевотины вокруг, весьма посещаемой. Ева удалилась туда с Гусом, а я сидел на телеге, слушая ее вопли и жалкое блеяние хозяина заведения.

Примерно через полчаса Ева вышла – вся в скромном восторге от собственной персоны и в упоении от победы, а за ней волочился протрезвевший и совсем раздавленный Гус.

– За такой баркас можно было всю эту рухлядь купить вместе с этим Хварем! Обирание местных пьянчуг тут на ура поставлено, впрочем, как и везде. На!

Я благодарно принял у Евы свиток баркаса.

– А как ты ухитрилась его вернуть?

– У меня как у торговца хорошо прокачаны красноречие и убеждение, кроме того, пришлось козырнуть знакомствами в местной ратуше и пригрозить прислать сборщика податей.

– Он что, от налогов уклоняется?

– Откуда я знаю? Но сборщиков налогов ни в одном из миров не любят. Ладно, дело сделано, забыли. А ты вали отсюда, любезный, – шикнула она Гусу, – твою развалюху он уже кому-то сдал и вообще это уже твои проблемы.

– Погоди, – сказал я. – Нехорошо как-то. Все-таки он честно признался…

– А если я кого зарежу и честно признаюсь – мне тоже ничего не будет? Он не честно признавался, он просто к тебе как пиявка присосаться хочет в надежде еще как-нибудь за твой счет налакаться. Что я, эту публику не знаю что ли? Они тоже всюду одинаковые! Иди-иди, я сказала, нам такой слуга нужен, как блохи на собаке!

Но в конце концов мы все-таки договорились. У портового нотариуса был составлен договор, согласно которому Гус Гаффи поступает в личное услужение Нимису Динкану сроком на один месяц (испытательный!) с оплатой сто золотых в месяц, плюс проживание и питание. Проживать Гус предполагал на баркасе, ночуя в рубке, – ночуя, правда, частично – так как в эту будку на палубе «Вонючки» он мог втиснуть лишь верхнюю часть своей немаленькой персоны.

Увидев название нашего судна, Ева скривилась и сообщила, что может мне гарантировать – ее ноги на палубе такого плавсредства не окажется.

Ну, и зря. Хороший баркас, крепкий, из дуба. Весельный, но имеется небольшая мачта с косым коротким парусом – гротом. Шесть мест для грузов до ста килограммов весом. Рассчитан на двух гребцов, но и один справляется. Пресловутая рубка со штурвалом. Переносная противопожарная печечка, на которой Гус планировал жарить себе пойманную мною рыбу. Не знаю, что еще надо. Отличный баркас.