Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 88 из 129

— Да так.

Он вернулся через четверть часа. Крупный здоровяк, волосы пепельные, немного сутуловат, ходит чуть вразвалку.

В одной руке у него была пластиковая сумка, в другой — сигарета.

Он удивленно воззрился на пришельцев.

— Вы ко мне?

— К вам. А как вы догадались? — спросил Улофссон.

— Да уж догадался. Вы с таким любопытством на меня посмотрели.

— Значит, ты и есть Роланд Эрн, — сказал Хольмберг.

— Совершенно верно. А в чем дело?

— Может, пройдем в твою комнату, потолкуем? Мы из полиции.

— Из полиции?.. Разумеется, проходите. Дверь не заперта. Я только пихну еду в холодильник и сразу вернусь.

Они вошли в комнату и стали ждать.

Хольмберг взглянул на часы: полчетвертого.

С улицы доносился шум автомобилей, стекла дрожали.

Комната Роланда Эрна была одной из восьми тысяч студенческих комнат в Лунде. Безликая стандартная мебель, на столе — пишущая машинка с заправленным в Нее листом бумаги.

Улофссон уселся в вытертое кресло, которое шаталось, грозя вот-вот развалиться.

Пахло застоявшимся табачным дымом: хозяин курил трубку. Пепельница до краев наполнена пеплом, даже на стол просыпалось.

Над кроватью висела карта-схема Лунда и какой-то эротический плакат. На полу возле кровати стояла спортивная сумка, от нее разило потом.

На письменном столе и книжной полке беспорядочные горы книг и бумаги.

В углу, рядом с мусорной корзиной, — одиннадцать пустых бутылок из-под красного вина и пара ботинок.

Через спинку кресла перекинуты синие териленовые брюки, а с лампочки под потолком свешивались колготки.

Казалось, в комнате всего несколько часов назад была попойка. На самом же деле пьянствовали, конечно, накануне.

Громко тикал будильник: без двадцати четыре.

Хольмберг встрепенулся и посмотрел на свои часы.

— Какого дьявола…

Часы показывали тридцать пять четвертого.

— Парень ведь собирался только пихнуть еду в холодильник, верно?

Он открыл дверь в коридор. Закрывал он ее или нет, когда вошел? Хольмберг направился в кухню.

На столе красовалась пластиковая сумка, а на стуле сидела Ингрид Свенссон и ела бутерброд с сыром.

— Где Эрн?

— Роланд? Он поставил сумку и ушел. Разве он не у себя?

Хольмберг резко повернулся и почти бегом устремился в комнату.

— Идем скорей! — крикнул он Улофссону.

— А в чем дело?

Улофссон вскочил на ноги, едва не опрокинув кресло.

— Он смылся.

— Смылся?

— Да. В кухне его нет. Не иначе как слинял.

Глава четырнадцатая

Они быстро спустились по лестнице, и вышли на улицу.

— Удрал, — сказал Хольмберг.

— Что ж это значит, черт побери? — пробормотал Улофссон себе под нос.

— Что кое с кем не все в порядке.

— Да… похоже на то. Думаешь, это он?

— Черт его знает. Поймаем — тогда и выясним.

Они снова поднялись наверх. И застали Ингрид Свенссон по-прежнему в кухне.

— Что тебе известно о Роланде Эрне? — спросил Хольм берг.

— В каком смысле? — Девушка удивленно посмотрела на него.

— Нам нужно было с ним потолковать, но, как видишь, он слинял. Ты не знаешь почему?

Она встала:

— Понятия не имею. Раз он не хочет с вами говорить — это его личное дело, я тут совершенно ни при чем.

— Что тебе о нем известно?

— Гм… Как вам сказать…

— Где он был первого мая?

— Почем я знаю.

— А сама ты, где была?

— Дома у моего парня.

— Стало быть, не здесь?

— Нет.

— А во вторник ты находилась тут? Второго мая? — не унимался Хольмберг.

— Да.





— Эрн был тогда дома?

— Не знаю. Я почти весь вечер сидела у себя и читала, а когда несколько раз на минутку заглядывала в кухню, я его там не видела.

— Гм… Чем он занимается?

— Занимается?

— Ну да. Он учится?

— Нет.

— Что же он тогда делает? Работает?

— Да.

— А в среду вечером ты его видела?

— Видела.

Она стояла у мойки и споласкивала горячей водой стакан, уже довольно долго. И, судя по всему, ей очень не хотелось отвечать на вопросы о Роланде Эрне и вообще беседовать с полицией.

— Видела, — повторила она. — В среду у нас на этаже был маленький праздник.

— Ага.

— Эрн тоже участвовал?

— Да.

— Весь вечер?

— Да.

— Что вы отмечали?

— Несколько ребят сдали зачет.

— Та-ак. Говоришь, он работает. Где же? — нетерпеливо спросил Хольмберг, чувствуя, что начинает нервничать и краснеет от едва сдерживаемой злости.

— Почту развозит.

— Стало быть, почтальон.

— Да.

— Угу… А что он до этого изучал?

— Он экономист.

— Экономист? И работает почтальоном? — удивился Хольмберг, забыв, что в документах Эрн а так и написано: экономист.

— С работой-то паршиво, сами знаете.

— Он искал работу по специальности?

— Конечно. Он часто говорил, что, мол, все это чертовски безнадежное дело и что он каждый божий день пишет по объявлениям. Кстати, по его словам, у него вроде бы есть шансы устроиться в какую-то рекламную фирму.

— Да?.. В какую же?

— Он не говорил.

— Но ведь экономисты в рекламе не работают. Их дело цифры… плюс, минус и все такое, а?

— В общем-то, да.

Улофссон вдруг сообразил, что она разговаривает с ними через силу, потому что наверняка недолюбливает полицию. Она явно испытывала неловкость и считала весь этот разговор унизительным для себя. Тоже мне кисейная барышня, щепетильности у нее, видите ли, хоть отбавляй, с внезапной злостью подумал Улофссон и резко сказал:

— Может быть, вы, фрекен, объясните нам, что позволяет экономисту претендовать на должность в рекламной фирме?

— Тут не менянадо спрашивать, а того, ктособирался взять его на работу.

— Видите ли, это весьма затруднительно, потому что того человека нет в живых. Его звали Фром. Он владелец рекламной фирмы. Вы, наверное, слышали?

— О… — вздохнула девушка.

Она перестала мыть стакан, выключила воду, от которой шел пар — настолько она была горячая, — и села. Как только она умудрилась не обжечься?

— Роланд… причастен к его… смерти?

— Вот как? Откуда вдруг такой интерес?

— Ну… мы ведь с Роландом знакомы.

— Ага.

— Как-никак соседи по этажу.

— Знаешь, расскажи-ка нам поподробнее об Эрне и его планах, а?

— Хорошо. Он экономист, прошлой осенью закончил университет, а работы по специальности не нашел. Только под рождество устроился на почту, временно, пока не схлынет ажиотаж с поздравительными открытками… ну и пока договор ему продлевают. Он пытался искать другую работу, но безуспешно. Лишь сейчас вроде бы появились какие-то шансы. Он говорил, что побывал в фирме и беседовал с этим Фромом и что, может быть, получит место. Ведь не он же… убил Фрома?

— Мы не знаем. Потому и хотели с ним поговорить. Если б он не смылся. У него есть какие-нибудь козыри, позволяющие получить эту работу?

— Честно говоря, не знаю. Разве что умение расположить к себе людей, потом изобретательность: так и сыплет разными идеями. Одно время он работал в землячестве, газету выпускал и все такое, если это можно назвать козырем… Не знаю… Еще он был председателем землячества…

— Ну а куда же он, скорей всего, мог пойти?

— Сейчас?

— Да, сейчас.

— Понятия не имею, — упавшим голосом сказала девушка.

— У него есть невеста?

— Нет.

— А приятели? У которых он может отсидеться?

— Я точно не знаю.

Они расстались с Ингрид Свенссон; девушка казалась смущенной и упавшей духом.

Договорившись с отделом общественного порядка насчет наблюдения за домом, они подождали появления патрульной машины. Наконец она подъехала и остановилась у тротуара.

— Какое это, к черту, наблюдение! — хмыкнул Улофс-сон. — Парень мигом смекнет, что к чему. Если ему неохота встречаться с полицией, он живенько даст тягу, как только завидит патрульный автомобиль, который его караулит. А, кроме того, на этой улице стоянка запрещена.