Страница 78 из 129
Слышалось только гуденье кофеварки и приглушенный смех мужчины в белой куртке в другом конце кафетерия.
Соня подняла голову и сглотнула, точно всхлипнула. Посмотрела на Буэль, глаза которой смущенно бегали.
Потом перевела взгляд на Сольвейг, потянулась через стол, взяла ее за подбородок и заглянула в глаза.
Веки у Сольвейг были красные, но она не плакала.
— Дорогая, — тихо проговорила Соня. Уголки ее губ тронула слабая, но удивительно нежная улыбка. — Я верю вам.
Сольвейг кивнула, и тут хлынули слезы. Она плакала беззвучно.
— Это началось несколько лет назад, — помолчав, сказала Соня. — Мы перестали понимать друг друга. Наверно, попросту выжали один другого. Как вдруг Бенгт изменился, стал очень покладистым. Точно хотел загладить вину. Я решила, что он завел другую женщину. Но смотрела на это сквозь пальцы, ведь что ни говори, когда столько лет, как мы, живешь под одной крышей, прикипаешь друг к другу. И если кто-то сумел вновь сблизить нас, то чем не поступишься. Может, звучит цинично? Но мы же, так или иначе, были связаны. Мне и во сне не снилось бросать его, если он сам не…
Сольвейг взглянула на нее.
— …если он сам не сделает первого шага, — закончила Соня. — А сделай он этот шаг, я б, наверно, убила его. — Она вздрогнула, сообразив, что сказала, и беззвучно заплакала. — Тогда… жизнь для меня… была бы кончена… если б он ушел. Но теперь я, кажется, понимаю, как сложно и как просто все было…
Соня достала из кармана платок и высморкалась.
— Да, — тихо сказала Сольвейг. — Спасибо, что поверили. Мне так хотелось увидеть его теперь. Мы были друзьями, я очень дорожила этой дружбой, и он мне нравился. Я должна была увидеть его… Вы простите меня за это?
— Нет. Я вам благодарна. Прощать здесь нечего.
— Но…
— У меня такая пустота внутри после всего случившегося, что я не могу ни сердиться, ни обижаться. Мне кажется, что я испытываю к вам благодарность. И в то же время чувствую себя несчастной.
— Понимаю.
— Нет. Мне грустно, потому что Бенгт изменился не ради меня, а просто из стремления замолить грех.
— Я… — начала Сольвейг. И умолкла.
Соня смотрела на нее в ожидании. Но она молчала.
— Так что же вы хотели сказать?
— Думаю, и не из-за меня.
— Вот как?
— По-моему, он не замаливал грехи. Мне трудно понять и объяснить, но однажды он сказал, что, только встретив меня, понял, как много вы для него значите…
Хольмберг чувствовал себя лишним. Обе эти женщины жили сейчас какой-то своей жизнью, которой он не понимал, и в которой ему не было места.
Соня грустно улыбнулась:
— Не стоит…
— Нет, — перебила Сольвейг. — Я не придумываю оправданий для себя и ничего не приукрашиваю. Он действительно так говорил. А еще говорил, что ему повезло со мной как… с хорошим другом, с которым можно потолковать. — Она тряхнула головой и добавила: — Глупо, наверное.
Соня долго, пристально смотрела на нее.
— Что ж, — сказала она, наконец. — В какой-то мере да. Буэль шумно выдохнула, точно все это время сидела не дыша. Она задремала и от смущения готова была расплакаться.
В прошлую ночь она почти не спала, ни на минуту не отходила от Сони, даже не раздевалась. И теперь чувствовала себя грязной и совершенно разбитой.
Соня коснулась плеча Сольвейг Флорен.
— Меня зовут Соня.
— Спа… спасибо. Сольвейг. Сольвейг Флорен.
— Сольвейг… Мне кажется, мы нужны друг другу именно сейчас… как опора… Ты и я…
Сольвейг несколько раз судорожно сглотнула. Похоже, родилась долгая добрая дружба, подумал Хольмберг.
А когда он час спустя заговорил с Соней Турен про выстрел, то не мог отделаться от ощущения, что так-таки, и не понял, что же именно произошло в кафетерии.
— Давай немножко поговорим? Не возражаешь? — спросил он.
Разговор происходил в ординаторской. Хольмбергу разрешили на время занять эту комнату. Соня кивнула.
— Нет, не возражаю. Как ни странно, после встречи с Сольвейг я воспрянула духом.
— Да что ты?
— Если бы с Бенгтом ничего не случилось, и я встретила ее и узнала… я бы в жизни себя так не повела.
— Угу…
— Встреча с ней словно помогла мне лучше понять Бенгта.
— Н-да, — пробормотал он, не зная, что еще сказать.
— Но тебе, наверное, трудно это понять? Он по-прежнему не знал, что сказать.
— Только ведь в ней наверняка есть что-то такое, — продолжала Соня, — чего я не могла ему дать… странно сознавать это.
Хольмберг хмыкнул. Они помолчали.
— Так вот, Соня. Мне хотелось бы кое о чем тебя спросить.
— Да?
— Видишь ли, между убийством Фрома и покушением на Бенгта существует некая связь. Во-первых, они друг друга знали, а кроме того, в обоих случаях стреляли одинаковыми пулями, точнее, пластмассовыми.
— Пластмассовыми?
— Да. То есть холостыми патронами.
— Странно…
— Мы тоже так считаем. Мало того, в обоих случаях фигурирует темный «вольво-седан сто сорок четыре». Значит, стрелял один и тот же человек. Слишком уж много сходства, чтобы все эти совпадения оказались случайными и преступников было двое. Но что между ними общего? Почему один и тот же человек стрелял в обоих? Вот что непонятно. Ведь они знали друг друга шапочно.
— Пожалуй.
— Ты не помнишь, возле вашего дома ни разу не появлялся темный «вольво»?
— Нет, не помню.
— Бенгт говорил с тобой об убийстве Фрома?
— Немного. Вчера вечером.
— Ты можешь повторить его слова?
— Он, вернулся домой после восьми… около половины девятого. Точно я не помню. Мы сразу сели ужинать, потому что он проголодался.
Ее пальцы машинально теребили ремешок сумки. Хольмберг пробормотал что-то невразумительное.
— За ужином он кое-что обронил насчет убийства. Сказал, что устал и что все жутко запуталось, прямо каша какая-то… вдобавок убит именно Фром, его знакомый.
— А насколько хорошо они друг друга знали?
— Как тебе сказать… Довольно-таки поверхностно. Я, например, ни разу не видела его жену… Семьями мы не встречались. Фром и Бенгт — знакомые, но не больше… Клубные знакомые, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Да… клубные знакомые…
— Ну вот, вчера вечером сидим мы, разговариваем, тут он и сказал, что Фром не так давно ему звонил и беседа вышла весьма занятная.
Хольмберг с любопытством вскинул брови:
— Правда?
— Похоже, Фром собирался взять кого-то на работу и спрашивал, нет ли у Бенгта сведений о соискателях.
— Ну и ну! — воскликнул Хольмберг не то удивленно, не то с сомнением. И отрывисто спросил: — Ты точно помнишь?
— Да, точно.
— Когда же это было?
— Кто его знает… Бенгт только сказал, что, дескать, Фром звонил не так давно. Кажется, да: не так давно.
— Забавно. Бенгт вчера упоминал про вакансию. А вечером говорил, что нам не мешало бы получить список соискателей. Но тут зазвонил телефон, и больше мы к этому уже не возвращались. Однако, судя по твоим словам, у Бенгта, видимо, возникла какая-то мысль в связи с этой вакансией. Что же он говорил? Может, вспомнишь поточнее?
— Сейчас… как будто припоминаю… «Фром звонил мне на днях». Вот. Не «не так давно», а «на днях».
— На днях. В принципе это может быть когда угодно.
— Похоже, что так. «Звонил на днях и спрашивал, нет ли у меня сведений о нескольких парнях, которые откликнулись на их объявление…» Это его собственные слова.
— Ага…
— «Вот как», — говорю. А он на это: «Фирма дала объявление о замещении какой-то важной должности, потому что он спрашивал, известны ли полиции политические взгляды соискателей».
— Политические взгляды?
— Да.
— Господи боже, что ты говоришь!
— Это он говорил.
— С ума сойти…
— Я поинтересовалась, сумел ли он помочь Фрому, и он ответил, что дал ему кое-какие сведения об одном из соискателей. Если не ошибаюсь, тот участвовал в каких-то политических выступлениях, был замешан в уличных беспорядках… Еще Бенгт упомянул про какую-то конференцию, на которой разразился грандиозный скандал, и о выступлении молодежного ансамбля в церкви по случаю демонстрации против ЮАР.