Страница 49 из 129
А так как чувство это было ничем не оправдано, бессодержательность субботы и воскресенья показалась ему особенно невыносимой. Впервые за несколько лет одиночество превратилось в нестерпимую муку. Дома не сиделось, и в воскресенье он даже совершил прогулку на пароходике до Мариефред, но это не помогло. Он и на вольном воздухе чувствовал себя словно взаперти. Чтото в его жизни крепко не ладилось, и он не хотел больше с этим мириться, как мирился прежде. Глядя на других людей, Мартин Бек догадывался, что многие из них пребывают в таком же тупике, но то ли не осознают этого, то ли не хотят осознавать.
В понедельник утром во сне он опять скакал верхом. Гито был похож на Каррадина и держал в руке автоматический пистолет сорок пятого калибра. А когда Мартин Бек выполнил свой жертвенный ритуал, к нему подошла Рея Нильсен и спросила: «Ты ничего лучшего не мог придумать?» Придя в свой кабинет на аллее Вестберга, он снова взялся за телефон. Начал с онкологической клиники. И с великим трудом добился ответа, из которого мало что можно было извлечь.
Свярд был госпитализирован в понедельник шестого марта. Но уже на другой день его направили в инфекционное отделение больницы Сёдер.
Почему?
— На этот вопрос теперь не такто легко ответить, — сказала секретарша, отыскав наконец в регистрационных книгах фамилию Свярда. — Очевидно, случай не по нашему профилю. Истории болезни нет, есть только пометка, что он поступил с направлением от частного врача.
— А что за врач?
— Некий доктор Берглюнд, терапевт. Кстати, вот и направление, только разобрать ничего нельзя, вы же знаете, как врачи пишут. Вдобавок ксерокопия плохая.
— Адрес тоже не разобрать?
— Адрес врача? Уденгатан, тридцать.
— Ну вот видите, чтото все же разобрали.
— Штемпель, — лаконично ответила секретарша.
У доктора Берглюнда автоматический ответчик сообщил, что прием временно прекращен, до пятнадцатого августа.
Ну конечно, доктор в отпуске.
Но Мартина Бека никак не устраивало ждать больше месяца, чтобы узнать, чем болел Свярд.
Он набрал один из номеров больницы Сёдер. Больница эта большая, ее телефоны вечно заняты, и он потратил почти два часа, прежде чем выяснил, что Карл Эдвин Свярд действительно находился в инфекционном отделении в марте месяце, а именно со вторника, седьмого числа, по субботу, восемнадцатого, после чего, судя по всему, отбыл домой.
Но с каким заключением его выписали — здоров?.. Смертельно болен?..
На этот вопрос он никак не мог добиться ответа: заведующий отделением занят, не может подойти к телефону.
Придется опять самому трогаться в путь…
Мартин Бек доехал на такси до больницы и, поблуждав немного, отыскал нужный коридор.
Еще через десять минут он сидел в кабинете человека, коему положено было знать все о состоянии здоровья Свярда.
Это был мужчина лет сорока, небольшого роста, волосы темные, глаза неопределенного цвета — сероголубые с зелеными и светлокоричневыми искорками. Пока Мартин Бек искал в карманах несуществующие сигареты, врач, надев очки в роговой оправе, углубился в бумаги. Десять минут прошло в полном молчании, наконец он сдвинул очки на лоб и посмотрел на посетителя.
— Ну, так. Что же вы хотели узнать?
— Чем болел Свярд?
— Ничем.
С минуту Мартин Бек осмысливал это несколько неожиданное заявление. Потом спросил:
— Почему же он пролежал тут почти две недели?
— Точнее, одиннадцать суток. Мы провели тщательное обследование. Были некоторые симптомы, было направление от частного врача.
— Доктора Берглюнда?
— Совершенно верно. Пациент считал себя тяжело больным. Вопервых, у него были две шишки на шее, вовторых, в области живота слева — опухоль. Она легко прощупывалась, и, как часто бывает в таких случаях, пациент решил, что у него рак. Обратился к частному врачу, тот нашел симптомы тревожными. Но ведь частные врачи обычно не располагают необходимым оборудованием, чтобы диагностировать такие случаи. Да и не всегда квалификация достаточная. В этом случае был поставлен неверный диагноз, и пациента скоропалительно направили в онкологическую клинику. А там сразу выяснилось, что пациент не прошел обследования, и его перевели к нам. Ну а обследование дело серьезное, надо было взять не один анализ.
— И вывод гласил, что Свярд здоров?
— Практически здоров. Насчет шишек на шее мы сразу его успокоили — обыкновенные жировики, ничего опасного. Опухоль в области живота потребовала более серьезного исследования. Мы, в частности, произвели общую аортографию, рентген всего пищеварительного тракта. А также биопсию печени…
— Это что такое?
— Биопсия печени? Попросту выражаясь, в бок пациента вводят трубочку и отделяют кусочек печени. Кстати, это исследование я сам проводил. Затем взятый образец направили в лабораторию и проверили на раковые клетки. Так вот, ничего похожего мы не нашли. Опухоль оказалась изолированной кистой на колон…
— Простите, как вы сказали?
— На кишке. Словом, киста. Ничего серьезного. Ее можно было удалить хирургическим путем, но мы посчитали, что в таком вмешательстве нет нужды. Пациент не испытывал никаких неудобств. Правда, он утверждал, что у него прежде были сильные боли, но они явно носили психосоматический характер.
Врач остановился, посмотрел на Мартина Бека, как глядят на детей и малограмотных, и пояснил:
— Попросту говоря, самовнушение.
— Вы лично общались со Свярдом?
— Конечно. Я каждый день с ним разговаривал, и перед его выпиской у нас состоялась долгая беседа.
— Как он держался?
— Первое время все его поведение определялось мыслями о мнимой болезни. Он был уверен, что у него неизлечимый рак и дни его сочтены. Думал, что ему осталось жить от силы месяц.
— Что ж, он угадал, — вставил Мартин Бек.
— В самом деле? Попал под машину?
— Застрелен. Возможно, покончил с собой.
Врач снял очки и задумчиво протер их уголком халата.
— Второе предположение кажется мне совсем невероятным.
— Почему?
— Как я уже сказал, перед выпиской Свярда у меня была с ним долгая беседа. Когда он убедился, что здоров, у него словно гора с плеч свалилась. Прежде он был страшно подавленный, а тут совсем переменился, сразу повеселел. Еще до этого мы установили, что его боли исчезают от самых простых средств. От таких таблеток, которые, между нами говоря, вовсе не являются болеутоляющими.
— Значит, повашему, он не мог покончить с собой?
— Не такая натура.
— А какая у него была натура?
— Я не психиатр, но на меня он произвел впечатление человека сурового и замкнутого. Персонал жаловался на него — придирается, брюзжит… Но это все проявилось уже в последние дни, после того, как он понял, что у него нет ничего опасного.
Подумав, Мартин Бек спросил:
— Вы не знаете, его здесь никто не навещал?
— Чего не знаю, того не знаю. Вообщето он говорил мне, что у него нет друзей.
Мартин Бек встал.
— Спасибо. Тогда, пожалуй, все. До свидания.
Он был уже в дверях, когда врач вдруг сказал:
— Кстати, насчет друзей и посещений…
— Да?
— Понимаете, какойто родственник Свярда — его племянник, звонил както во время моего дежурства и справлялся о здоровье дяди.
— И что вы ответили?
— Он позвонил как раз, когда мы закончили обследование. И я сразу обрадовал его, ответил, что Свярд здоров, проживет еще много лет.
— Ну и как он реагировал?
— Судя по голосу, удивился. Очевидно, Свярд не только себя, но и его убедил, что тяжело болен и не выйдет живым из больницы.
— Этот племянник както назвался?
— Наверно, но я не запомнил фамилию.
— Я сейчас вот о чем подумал, — сказал Мартин Бек. — Разве не заведено, чтобы пациент сообщал фамилию и адрес когонибудь из родных или знакомых на случай…
Он не договорил.
— Совершенно верно. — Врач надел очки. — Сейчас поглядим… Тут должно быть написано. Точно, есть.
— Кто же это?
— Рея Нильсен.