Страница 6 из 43
Я заплетаю косичку, в которой вдруг экстренно возникает необходимость именно сегодня и готовлю почему-то очень густую и не вкусную кашу. Как она вообще её ест? Она, собственно, и не ест.
– Не хочу! Плохая! Фу-у-у!!!!
– Давай её спасём, Анют. Спасём кашу?
Набираю полную ложку шоколадной пасты и пытаюсь плюхнуть её в тарелку, но подлая коричневая субстанция, прилипнув к ложке, не желает падать в овсянку, и мне приходится помочь ей пальцем.
– А-а-а! Бе-е-е-е! Не бу-у-у-ду!
– Ешь быстро! Это вкусно!
Шит!!! Вот, оказывается, для чего нужна мать! Не отец, а мать! А в учителя брать исключительно бездетных и незамужних! Надо такой закон принять.
Блин-блин-блин! Вроде же это мой ребёнок, но почему-то сегодня очень похожий на чучело!
– Ешь! Аня, быстро ешь! Нам нужно ехать уже!
Нам нужно, конечно, только я ещё не умывался…
– Яр! – влетает на кухню Марина. – Ты почему меня не разбудил?!
Она рассержена, встревожена и готова разорвать меня на кусочки. Остановившись в дверях, замирает. И вдруг её лицо из сердитого и взволнованного делается как бы плачущим и беззащитным.
Но только она не плачет. Глаза сощуриваются, расцветая маленькими лучиками морщинок, а губы растягиваются в широкой улыбке и… она начинает хохотать…
Да, моя фигура в трусах и Анютка, перемазанная шоколадом, да ещё и не пойми во что одетая. Я и сам весь в этой дурацкой шоколадной пасте.
Понимаю, смешно, очень смешно. Но не мне.
Я не смеюсь. Я злюсь. Я тут бьюсь, как мотылёк, а ей смешно. Ну смейся, раз тебе весело!
Ничего не говоря, выхожу из кухни и иду умываться, а когда через пятнадцать минут возвращаюсь, то не могу узнать ни ребёнка, ни кашу, ни Марину. Всё оказывается в идеальном порядке и даже косичка на голове Анютки становится восхитительно красивой.
Собственно, что и следовало доказать. Мать никто не заменит – ни отец, ни воспитатель детского сада.
Везу Анютку в садик, а потом приезжаю в офис. Хотя бы эта часть утра проходит без приключений
– Здравствуйте, Ярослав Андреевич. Вот ваш кофе.
– Привет, Элла. Как дела?
Всё-таки, задница у тебя отличная… Зачётная задница, но извини, не для меня. Я же не Эдик. Это он готов спариваться со всем живым, а потом с женой своей: «Светик-Светик».
А вот я жену свою люблю не так, как он, хоть и бесит она меня в последнее время. Бесит, ну а что делать? Брак – это же подвиг. Так что, Эллочка, будем считать твою пятую точку произведением искусства, не имеющим практического применения.
– Ты проверила почту от Марины? Она там послала перевод.
– Да, проверила, конечно. Но там не всё. Там только несколько пунктов. Две страницы из пятнадцати.
– Чего? Ты хорошо посмотрела?
– Конечно, Ярослав Андреевич.
– Ну-ка распечатай мне, – говорю я, – чтобы я мог видеть, что переведено, а что нет.
– А вот, я уже приготовила, всё распечатано, на столе у вас.
Блин… А с остальным что делать? Я беру телефон и набираю Марину. В такие моменты хочется телефон со всей дури зашвырнуть в стену. Ну какого хрена ты не отвечаешь?!
Я начинаю смотреть, что она перевела. Не так много, если честно. Не похоже, что она всю ночь просидела. Перевела несколько абзацев и привет. Нет, ну только похвалишь, а там… Мою молчаливую ярость прерывает звонок.
– Ярик, звонил?
– Мариш, слушай, а здесь не весь текст…
– Ну, конечно, Ярусь. Пятнадцать страниц бы я за ночь не осилила. Но самое важное я перевела. Так что можно подписывать и отсылать. Извини, я сейчас не могу говорить…
– Погоди!
– Ты подготовь вопросы, я через час перезвоню.
Она отключается. Ну твою же мать!
– Элла! Иди сюда!
Ну какого хрена! Честное слово! Ну если ты взялась помочь, то делай это нормально! Нет, мы все должны восхищаться твоим ночным подвигом, но по сути-то ничего не сделано! Блин!!!
Через час она перезванивает и мы успеваем обсудить только два пункта. Следующий сеанс ещё через час.
Я больше ничего не делаю и весь день занимаюсь этим дурацким переводом. К концу дня я уже еле держусь и буквально трясусь от бешенства…
с, родная… Ты ведь понимаешь меня? Почему я вообще все это затеял…
Он говорит спутано, нервно. Сажусь напротив и молча слушаю.
- Арабы эти достали. Я в итоге вставил твои правки, они начали требовать их поменять, но Элла напомнила, что по предварительному договору я могу брать трое суток на подготовку изменений, - Он смотрит будто сквозь меня. – Представляешь? Я совсем об этом забыл. Если б Элка не напомнила, пошел бы на уступки. А там ведь такие условия… Сама видела.
Замолкает, трет подбородок, затем садится на край кресла, чтобы быть ко мне ближе, берет мои руки и прижимает к щекам.
- Грязные, - мягко пытаюсь вырваться.
- Плевать, - шепчет и зарывается в ладони. – Прости… Не должен был сегодня тебе так звонить. Я помню про тот номер, и…
Прикладывает мои руки к глазам, глубоко вздыхает и повторяет еще громче:
- Прости!
Яр редко извиняется, и я сначала теряюсь. Я весь день на него злилась, а теперь он сидит передо мной виноватый и раскаивается.
- Я ведь правда хочу, чтобы у вас было все самое лучшее! – продолжает он. – Думаешь, мне нормально, что ты платишь за сад? Да я каждый месяц чувствую себя кретином, что это не моя забота, а твоя!
- Это ведь была моя идея.
- Да я полностью за частный! Я же вижу, как Анютка развивается. В обычный я бы ее точно не отдал. Подожди, пожалуйста, еще месяц. Один месяц, и я все возьму на себя.
Осторожно киваю. Садик стоит, конечно, недешево, но я справляюсь.
- Знаешь, о чем я мечтаю? – Яр смотрит мне в глаза, и я вновь вижу того юношу, которого полюбила десять лет назад. Юный архитектор, готовый создавать шедевры в надежде покорить мир. Он всегда был амбициозным и целеустремленным, это мне в нем и нравилось.
И ведь многого добился из своих планов! У нас просторная трешка в престижном районе, две машины. А чего стоит его бюро! Уже вошел в тройку крупнейших в нашем городе.
- Поможешь с договором? – прижимает мои руки к губам и смотрит исподлобья. – У нас времени до понедельника.
Глава 8. Ярослав
В субботу мечты о безмятежном утреннем сне разбиваются о жестокую реальность в виде дочки, стоящей у кровати. Но я помалкиваю и даже воспринимаю происходящее с благодарностью. Марина с самого утра погружается в работу над переводом, а я беру на себя все бытовые задачи.
Быть мамой то ещё веселье, но сегодня я справляюсь гораздо лучше. С контрактом всё будет хорошо, и на сердце от этого делается легко.
Всё-таки мы команда. С чего мне вообще чужие задницы начали мерещиться?
Нет, Элка баба хорошая, по работе никаких претензий. Цепкая, умная и, самое главное, порядочная. А то, что иногда в голову лезут дурные мысли, я что виноват, что у неё фигура шикарная? Это ж не по-настоящему. Я даже и представить не могу, чтобы с ней того… ну, то есть секс и всё такое.
– Маришик, – говорю я, когда жена делает небольшой перерывчик на кофе. – Спасибо тебе. Вот что бы я делал без тебя?
Прижимаюсь сзади и обнимаю её, зарываясь в копну рыжих волос - знаю, что она любит, когда подхожу и ух ее в охапку.
Как они могут быть такими рыжими? Столько лет прошло, а они до сих пор меня волнуют… Вдыхаю её аромат. Тонкий и чуть-чуть тревожный, ровно настолько, чтобы почувствовать, как сердце слегка сжимается. Совсем немного, самую малость.
– Слушай, бросай всё и иди работать ко мне, а? Мы же вместе горы свернём.
Её тело в моих руках вмиг делается напряжённым.
– Ярусь… – отвечает она тоном, будто обращается к безнадёжному больному. – Ну, ты же знаешь, я не могу людей подвести.
Да-да, опять всё то же самое, их – нельзя, а меня можно.
– Марин, у меня там одних спецификаций уже три тома скопилось. Представляешь, сколько с меня все эти фирмы за переводы слупят?