Ты мне не мать!

Юля складывала на руку обледенелые полешки и носила в дровяник. Она дышала ртом от усталости, часто втягивала воздух через промокшие ноздри, чтобы не потекли сопли, и думала о тёте Ане, которая относится к ней лучше, чем родная мать.

– Ты приходи завтра, обязательно, – тётя провожала племянницу до калитки, накинув на себя пуховый платок. – Мы с девчонками будем пироги печь. Ты какие больше любишь?

– С капустой, – улыбалась Юля, глядя в добрейшие глаза.

– Вот и хорошо. Как раз с капустой будем печь.

Поговорив с тётей, Юля шла домой окрылённая, как будто у Ани есть чудесный дар, наполнять детскую душу счастьем, даже в виде простой улыбки. Повезло с тёткой, такого душевного человека ни у кого нет. Вот так придёшь к ней в дом – и сразу петь хочется, до чего ж уютно, тепло, никто не кричит, не ругается, всегда тихо и безмятежно. Подходя к своему дому, Юля чувствовала, как весёлое настроение улетучивалось, сменяясь тяжестью в груди и желанием плакать. Странно как-то, ведь должно быть наоборот, когда ты радуешься родному дому и спешишь погреться у печки, но с Юлей было по-другому, ей хотелось развернуться и убежать к тёте Ане, прижаться к ней, чтобы почувствовать материнское тепло, которое не исходит от родной матери.

Сложив половину ряда, Юля присела на пень, чтобы передохнуть.

– Что сидим, кого ждём? – мать несла еду Полкану. – Быстрее закончишь, быстрее сядешь за стол.

– Я сейчас есть хочу, – с одышкой проговорила девочка, вытирая пот со лба.

– Пока до конца не сложишь, есть не будешь, – равнодушно произнесла мама.

– Я хочу жить с тётей Аней, – еле слышно промямлила Юля и всхлипнула.

– Собирайся и уходи, – такого безразличного тона девочка ещё не слышала.

Юля посмотрела на мать наполненными слезами глазами и ещё раз всхлипнула.

– Что? Страшно? – кривая ухмылка мамы и её стервозный взгляд напугали ребёнка. – Думай, прежде чем нести дурь. Жить она у тётки собралась. А ты знаешь, что они там недоедают? Ты вообще в курсе, как живут многодетные? Они друг за дружкой трусы донашивают, как тебе такое? – Лиля говорила язвительно, наслаждаясь каждой сказанной фразой. – Спят друг на друге, едят из одной тарелки, в туалет очередь, умыться – тоже в очереди постоять надо. А если ты не успел к обеду, то значит останешься голодным. Эти щенки всё пожрут, подчистую.

– Какие щенки? – Юля уже не понимала, что говорит мама.

– Катьки, Нинки, Сашки. Дети твоей любимой тётки! – рявкнула Лиля и понесла отходы собаке.

Юля сидела на пеньке и тихонько плакала. Обидно за братьев и сестёр, которых мама назвала щенками. Так обидно, что хочется побежать к тёте Ане и рассказать, как мама обзывает её детей. Сжав маленькие кулачки в мокрых рукавицах, девчушка вытерла нос рукавов куртки, сжала челюсти и подняла с заснеженной земли полено.

– Дура, – буркнула, не заметив, что мать стоит позади.

– Что ты сказала? – Лилька выкатила глаза и готова была наброситься на ребёнка.

– Я стишок вспоминаю, – прошептала Юля, зажмурив глаза.

– А-а, – Лиля подумала, что ей показалось. Топая к дому, она ещё что-то крикнула по поводу своей сестры, а потом рассмеялась.

– Дура набитая, – Юля укладывала полешки в дровяник и злилась на грубую мать. – Ей лишь бы орать и бить.

Но на этом не закончилось. Ни с того ни с сего решив проверить дневник дочери, Лиля, увидев двойку, подняла крик и замахала кулаками.

– Ты тупая?! Ты не умеешь помножить два на два? Почему по математике двойка? Как ты учишься? На меня смотри! Я спрашиваю, почему двойка?

Стоя перед рассерженной матерью, девочка смотрела в пол и молча глотала слёзы. Мама никогда не проверяла уроки. Не совала нос в портфель, не интересовалась отметками, а тут на тебе – вдруг захотелось проявить интерес к учёбе дочери.

– Быстро садись за стол и покажи мне задачу, которую не смогла решить, – зарычала Лиля, бросив портфель под стол.

Юля нагнулась и полезла за портфелем и в этот момент получила поджопника, когда наполовину оказалась под столом.

– Да шевелись ты! – терпение Лили вот-вот лопнет. – Садись быстрей, мне ещё свиньям варить!

Юля вытащила учебник по математике, черновик и ручку. Разложив предметы на столе, присела и открыла книгу.

– Какая?

– Вот эта, – со страхом в голосе ответила девочка.

– И что тут непонятного? – Лиля пробежалась глазами и мгновенно решила в уме задачу. – Из одной трубы в другую… Сколько воды… Ну? Чего молчишь? Что нужно делать?

– Разделить? – сомневаясь, спросила девочка, спрятав руки под столом и нервно заламывая пальцы.

– Ты у меня спрашиваешь? Сколько вытекло?

– Не знаю…

– Что ты не знаешь? Здесь всё написано! Так сколько?

– Триста…

– И?

Подняв глаза на разъярённую мать, Юля совсем растерялась.

– Что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? В книгу смотри! Что здесь написано?

Теперь уже Юля не могла различить ни слова. Слёзы застилали глаза, буквы сливались в чёрные полосы, задача не решалась, руки тряслись, страх пробрался в душу ребёнка. Мать кричала так, что в одном ухе зазвенело.

– Пиши, что ты сидишь? – Лиля вытащила руку дочери и с грохотом опустила на столешницу. Сунула в ладонь ручку и несколько раз ударила ладонью по запястью. – Я сказала, пиши, – зашипела она, толкая ребёнка между лопатками. – Пиши, пиши, пиши. – рука поднималась выше и выше.

Юля роняла слёзы и не могла понять, что от неё требуют. В голове полная пустота, каждое слово пролетает мимо ушей, сердце бешено стучит, а мать орёт всё громче и громче.

– Да в кого ты такая тупая? – неожиданно мать треснула Юлю по затылку, и её голова ударилась о стол. – В нашем роду таких глупых не было!

Ещё удар.

– Мы все нормально учились, а ты в кого такая уродилась?

Следующий шлепок, и Юля вновь ударилась лбом о стол.

Умываясь слезами, девчушка сидела на стуле и не подавала голоса, чтобы мать не начала бить по всему телу. Наоравшись вдоволь, Лилька закрыла учебник и с силой опустила его на макушку дочери. Это был последний изматывающий детскую душу шлепок, и Юля описалась.

– Ты совсем охренела? – Лилька ощутила, как тёплая вода достигла пальцев её ног. – Быстро вытирай!

Юля встала и пошла за тряпкой.

– Господи, как вы все мне надоели! – вопила Лиля, снимая вязанные носки. – Эта тупая, тот ленивый, а третий шляется где-то ночами!

Выругавшись, она ушла в кухню и села за стол. Теперь пришла Лилькина очередь плакать. Она чувствовала, где её муж может задерживаться, вернее, у кого. Но этот факт недоказуем – Витька ходит к одинокой бабе, скорее всего, которая живёт где-то рядом.

Успокоившись, женщина поставила в печь чан с картофельными очистками, потом подкинула дровишек и включила телевизор. Юля просидела за уроками почти три часа. Она никак не могла разобраться с задачей, но и просить маму о помощи – страшно.

В десять вечера заявился брат. Мокрый до нитки, но довольный. К его приходу Лиля уже остыла и не имела желания кричать.

– Есть будешь?

– Ага, – Тёма разделся, закинул мокрую одежду на печь, вместе с валенками, и сел за стол. – Папка ещё не пришёл?

– Ох, не знаю, где ваш папка шляется, – с тоской в голосе произнесла мать, наливая сыну свежего борща.

– А я его трактор за рекой видел.

– Где? – глаза Лили вытаращились на Тёму.

– Ну там, где тётя Света живёт.

Бросив половник в кастрюлю и испачкав газовую плиту свекольной жижей, Лиля поставила тарелку перед сыном и побежала в свою комнату. Рыдать и ждать возвращения блудного мужа. Виктор вернулся за полночь. Он тихонько вошёл в дом, пошарил рукой на печке, нашёл что-то и сунул в карман. Лиля сидела в кухне и видела, как муж движется, словно тень, и почему-то не раздевается.

– Где ты был? – спросила осипшим голосом и зажгла свет в кухне.

– А тебе какое дело? – глаза Вити сощурились из-за яркого освещения.

– У Светки?

– Иди спи. И не лезь ко мне, – Витя говорил грубо, в приказном тоне.