Леди Горничная

– Она что теперь: будет приглашать в наш дом гостей? – прошептала Марита.

– Если уж брат так хочет, чтоб я осталась здесь, и правом главы рода запер меня в четырех стенах, то по закону должен заботиться о моих нуждах, – хмыкнула я. – А я очень, очень нуждаюсь в друзьях.

У Мариты вытянулось лицо. Занятно… Она хоть и купеческая дочь, но неужели за годы брака так и не разобралась в родовом праве?

– Зачем же в стенах… По поместью можешь гулять… Оно же тоже – резиденция…

Тристан был смущен и раздосадован: то ли тем, что сделал, то ли тем, что ни запереть меня в комнате, ни тем более прикопать под кустом не получится – завтра сюда явится и полиция с моими вещами, и армия с благодарностью за спасение.

– Ну, милочка, ведите! Где тут теперь моя комната? – скомандовала я выглядывающей из-за перил бледной горничной.

И пошагала вверх по лестнице. Мимо вжавшейся в стену Мариты. Мимо брата, метнувшегося с моей дороги так стремительно, что чуть через перила не перелетел! Поднимаясь по с детства знакомым ступенькам, вспоминала, как у отца с мамой, особенно если вдвоем, не искры, а целые световые ленты из ореола разлетались, а ГОЛОС гремел так, что барабанные перепонки лопались! Тристану родовой алтарь отзывался откровенно слабо.

А комнату для меня не приготовили.

Глава 12

В гостях у себя дома

Горничная вставила ключ в замок. Из распахнутой двери дохнуло застоявшимся воздухом, и запахом прели – будто в комнате ворох мокрых тряпок забыли… примерно месяц назад… там они и сгнили… Осветительный шар под потолком не вспыхнул, как положено, а начал медленно разгораться, щелкая, и то и дело затухая, словно раздумывая, а не погаснуть ли совсем. Я остановилась на пороге, оглядывая скудно обставленную комнатушку и демонстративно зажимая нос. Щадить самолюбие дорогой невестки было бы напрасной и вредной благотворительностью.

– Откройте окна, Тита! – из-за спины отрывисто бросила Марита, – и поторопитесь, пока наша дорогая Летиция не посчитала вас копушей… с высоты собственного опыта. Шутка ли, в столичном особняке служить. Там горничных муштруют не в пример нашей провинции – чуть где пыль найдут, сразу оплеуха! Верно… дорогая?

Я медленно обернулась.

Марита впилась взглядом мне в лицо, словно надеясь найти на нем следы всех полученных мною в жизни оплеух.

– Раз даже Марита знает, что я – горничная…

Возившаяся с наглухо запечатанными ставнями Тита покосилась на меня и насторожила уши.

– Что значит – даже… – Марита вскинулась как конь, заслышавший боевую трубу. Как кобыла. Ну правда, есть в ней что-то лошадиное – в изгибе шеи, в вытянутой физиономии… Или я просто не люблю Мариту?

– То мастер О’Тул с вами связывался и что я приезжаю – сообщил, – продолжала я, переводя взгляд на переминающегося рядом с ней брата. Вся величественность, окутавшая его при обращении к алтарю, свалилась, как упавший с плеч плащ – теперь это был обычный немолодой мужчина с брюшком и плешкой, похожий и одновременно не похожий на того брата, которого я помнила, – но меня даже не встретили, – я горестно покачала головой.

– Я отправил коляску. В Мадронгу. Заранее. Мы же не знали каким именно поездом ты приедешь, – проворчал брат. И с упреком добавил: – Но ты не приехала!

– Вместе с поездом… – теперь я покивала – для разнообразия. – А выяснять и разыскивать вы не стали.

Род де Молино, конечно, не самый значимый на юге, но и не из последних. Начни Тристан меня искать, это изрядно облегчило бы мне жизнь. Уж точно избавило бы от неприятных минут в обществе Барраки и Зарембы.

– Неужели нельзя предоставить моей сестре что-то… поприличнее? – вместо ответа брат накинулся на Мариту. – Вы же готовили сегодня какие-то комнаты – недаром весь день пыль столбом!

– Комнаты – для гостей! – Мариту откровенно перекосило. Похоже, брат нечасто выводит ее в свет – совсем не умеет держать лицо. Или просто не считает нужным со мной?

– Да-да, Летиция – член семьи! – поторопился сгладить неловкость Тристан.

Мариту перекосило еще больше. Горничная принялась перетряхивать постель. Кажется, у нее даже чепчик шевелился от желания не упустить ни слова из господского скандала.

– Семьи – сомневаюсь… – я задумчиво уставилась на желтую от старости простынь, – а вот рода – несомненно. Раз ты смог воздействовать на меня через алтарь.

– Тита! – Марита взвизгнула так, что напуганная горничная выронила простыню. – Выйди вон!

– Леди, но я… – Тита растянула на руках еще не перестеленную простынь.

– Пошла вон! – рявкнула Марита и уже сквозь зубы процедила. – Дорогая Летиция сама справится, она умеет…

Горничная торопливо присела в книксене и вылетела вон, напоследок одарив меня очередным любопытным взглядом.

Марита обернулась ко мне и лицо ее стало откровенно страшным.

– Изззздеваешшшься? – прошипела она. – Радуешься, что я так и не вошла в род? Потому что мой ребенок… мой мальчик… умер, едва успев родиться! Что же ты за дрянь такая, ты… – она вдруг слепо кинулась на меня, норовя достать ногтями глаза.

Не добежала – Тристан сгреб ее в охапку, прижал к себе:

– Ну тихо-тихо! Тихо, милая…

– Тихо? – Марита забилась в кольце его рук. – А она как радовалась, когда узнала? Тоже тихо? Или прыгала от счастья, что у нас горе? – из глаз ее градом катились слезы. – Радовалась ведь, да? Радовалась, что я больше не могу иметь детей, что у рода нет наследника? Что меня так и не принял родовой алтарь? Что ты по-прежнему единственная настоящая леди де Молино, а я только на казенной бумаге, а не перед родовым алтарем?

– Марита, успокойся… Марита… – Тристан с неожиданной силой прижал ее голову к своей груди, запустил руки в волосы – выпавшие шпильки посыпались на ковер. Поверх растрепавшейся головы супруги бросил на меня тяжелый взгляд – как камнем швырнули.

– Мне… Мне очень жаль, что ваш сын умер, – аккуратно подбирая слова, сказал я. Их и впрямь было жаль – как было бы жаль любого, пережившего настоящую трагедию: на мгновение болезненно сжимается под грудью и тут же мелькает эгоистичное «Только бы не со мной!». Нет-нет, мне вполне достаточно своего! – В каком году это произошло?

– Мой сын родился и умер в конце травокоса шестьсот пятьдесят третьего от Первого Обретения Алтарей, – сквозь зубы процедил Тристан.

– Не делай вид, что не знаешь! – снова пытаясь вырваться, выкрикнула Марита.

– А что еще произошло в конце травокоса пятьдесят третьего? – со злобной ласковостью спросила я. – Намекаю, со всей империей произошло.

– Алеманцы вторглись в северные провинции, – раздраженно рыкнул Тристан. – Причем тут…

– А где я была в травокосе пятьдесят третьего, когда алеманцы вторглись в северные провинции? – еще злее и ласковее пропела я.

Кажется, он, наконец, понял. Кажется, Марита тоже поняла – она вдруг замерла, прекратив вопить и вырываться, и извернулась в руках брата, пытаясь посмотреть на меня. А он стиснул пальцы на ее плечах, не отрывая от меня взгляда, и быстро выпалил:

– В Академии, в столице.

– В Академии, – кивнула я, – но не в столице, а в Северной. Как раз заканчивала…

Даже закончила уже. Мы собрались в зале, чтоб получить наши магистерские дипломы, и впервые за два года со времени побега из дома, на мне была не казенная форма, а платье. Денег на него не было совсем, но моя единственная столичная подруга Матильда тряхнула матушку, тетушек, подружек и прислала мне отрез ткани, совершенно изумительной, мягкой, как масло, и роскошной, как солнечные лучи сквозь летнюю листву. Шилась она легче легкого – низ обработать, да на плечах присборить, – и украшений не надо. Чувствовала я себя в нем совсем как раньше, на первом моем домашнем балу – даже лучше, чем раньше! – потому что все это было только мое. Я сама справилась со всем: с неприятием чужачки, получившей стипендию в обход настоящих северян, со снисходительным презрением к иллюзору и слабосилку, с программой, здорово отличающейся от столичной, особенно по части специфической, чисто северной магии. Когда справилась с магией, стало полегче: слабосилком я быть не перестала, но во мне хотя бы признали северную кровь, а дальше я два года выезжала на безумных сочетаниях северных и южных приемов, и отточенной в столичной Академии теории. Еще я знала, что теперь я магистр, а значит, никто не сможет меня ни к чему принудить помимо моей воли, даже власть главы рода надо мной теперь весьма условная. Особенно если в доме не показываться, но зачем бы мне? Вся жизнь передо мной, все дороги, все возможности, и Ярвуд с потока боевиков, воздушный маг (дипломированный уже!), пригласил меня на этот бал, и…