Страница 12 из 22
– Тише, Фан Фаныч, – оборвал «железнодорожника» жандарм и перевел взгляд на Митю.
– Сын мой, Дмитрий, – с явным облегчением представил отец.
Митя мысленно обревизовал свой внешний вид – автоматон блестит, кожаный плащ скрывает все недостатки одежды – и поклонился, старательно копируя поклон младшего князя Волконского на конной прогулке вдоль Невского. Край глубокого автоматонного сиденья немедленно врезался ему в живот, но выглядело, сдается, весьма бонтонно.
– А также мой управляющий, Свенельд Карлович Штольц, и его младший брат Ингвар, – указывая на остановившуюся неподалеку паротелегу, закончил отец.
Троица раскланялась в ответ: жандарм – снисходительно, старшина – расплывшись в широчайшей улыбке, от которой борода разошлась в стороны, как распахнутые крепостные ворота, а «железнодорожник» – слегка подобострастно.
– Мы знакомы. – Жандармский ротмистр едва заметно кивнул. – Правда, раньше мы знали Свенельда Карловича в несколько ином статусе. – И двусмысленно усмехнулся. Глядел он на старшего Штольца… точно как приближенные нового государя Александра III Даждьбожича на соратников государя предыдущего. Прикидывая, достаточно ли те ослабели уже, чтоб сожрать, или сильна еще старая гвардия, и лучше поостеречься.
Свенельд Карлович склонил голову в ответ – на лице его не дрогнул ни единый мускул. Зато Ингвар, как всегда, вспыхнул и уставился на жандарма негодующим взором. Ну что с ним сделаешь, разве можно поддаваться на такие простейшие провокации? Митя едва заметно шевельнул рукоять автоматона – пароконь клацнул, переступил с ноги на ногу… и чуть-чуть развернулся. Насмешливым взором жандарм вместо красной физиономии Ингвара уставился на железный конский круп. Из-под задранного хвоста курился тонкий белый дымок.
Жандарм даже слегка вздрогнул и вскинул изумленный взгляд на Митю.
«Очень, очень надеюсь, что уж я-то невозмутим! Любезность, благожелательность, непроницаемость. Любезность, благожелательность…»
– А мы вот… встретить вас решили, ваше высокоблагородие! – ничего не замечая, продолжал частить Мелков. – Приветственный адрес заготовили – вся железнодорожная служба подписалась. – Он засуетился, извлекая из притороченного к седлу кожаного планшета роскошный бархатный альбом, открыл и, внушительно прокашлявшись, приготовился читать.
– Весьма благодарен, господа, только давайте после! Хотелось бы оценить во всей полноте… а здесь это вряд ли возможно. – Отец кивнул на запруженную людьми дорогу.
– Конечно, как угодно-с… – явно расстроился Мелков и попытался пристроить свою коняшку рядом с отцом. Но конь под казацким старшиной развернулся неторопливо и страшно, как крейсер в городском пруду, едва не вынеся Мелкова из седла одним взмахом хвоста. Мышастая лошадка «железнодорожника» шарахнулась в сторону, испуганно взбрыкнув задом.
– Стой, холера ясная! – Мелков заполошно дергал узду, не успокаивая, а еще больше пугая лошадь.
Тем временем текинец жандарма скользнул мимо, будто змея, и занял место по другую сторону отцовского автоматона. Наконец-то справившийся с конем Мелков горестно поглядел вслед более расторопным приятелям, вздохнул и пристроился рядом с Митей. Кавалькада неспешно двинулась по дороге. Замыкала процессию паротелега с тарахтящими и подпрыгивающими в кузове водочными бутылками.
– Неужто это и есть его высокоблагородия знаменитая добыча? – приторно-любезно поинтересовался Мелков.
Митя покосился оскорбленно: добыча на самом деле была его. Прознают здесь, как он мертвяков крошил, – отбою от барышень не станет, все захотят познакомиться, с героем-то. К сожалению, отбою не будет не только от барышень. Ротмистру тоже по должности положено интересоваться: а как Митя, бескровный, мертвяков крошил, да еще в количестве, сильнейшим Моранычам нынешнего поколения недоступном? И ни за отцовское звание, ни за дядюшкин титул не спрячешься. А он все еще надеялся – спрятаться. Ускользнуть от судьбы, ласково усмехающейся ему клыкастой пастью рыжей мары.
– Наслышаны, наслышаны! – не дождавшись ответа, продолжал вещать Мелков, слегка подобострастно заглядывая Мите в лицо. – Весь город кипел – начальник департамента и в должность еще не вступил, а уж такого размаха преступление раскрыл! Нелегальные цеха! Поднятые мертвецы! Говорят, нечто сугубо еретическое вскрылось?
– Поднятые древние боги. Древнейшие, – сквозь зубы процедил Митя: Мелков ему не нравился. Когда перед тобой лебезит чиновник не самого низкого ранга – это должно льстить. Но почему-то не льстило, скорее… Мелкова хотелось убить. Митя едва заметно вздрогнул, вдруг поймав себя на желании ткнуть пальцем в эти бегающие глазки и давить… давить… давить…
– Да как же это можно – чтоб боги? Никак не можно, Бог-то – он один! – укоризненно залопотал Мелков и перекрестился на торчащую вдалеке церковную маковку. Мите пришлось с силой сжать пальцы, а то руки так и тянулись к пухлому, в складочках горлу.
«Да что со мной?» – торопливо пряча кулаки в карманы автоматонного плаща, испуганно подумал он.
– Бросьте, Фан Фаныч. Как их еще называть-то: дальние предки Чтимых Кровных Предков? – бросил через плечо ротмистр. – А вдруг они вовсе не предки? И даже не родичи?
– Родичи не родичи, а ведь встали… стервецы! – буркнул Мелков, и последнее слово звучало как ругательство, а не как обычное название восставших мертвецов. – Где это видано, чтоб какой-то лавочник мертвяков, будто Кровный Мораныч, поднимал?
– Раз уж Аркадий Валерьянович, прошу прощения, ваше высокоблагородие, но вы ведь ни разу не Кровный… ежели сами, без Моранычей, упокоили, так и мертвяки, видать, пожиже обычных оказались? – хмыкнул ротмистр. – Хотя сынок ваш вроде бы Кровный по матушке? – И острые, как два буравчика, глаза его уставились на Митю.
Вот теперь светская выучка понадобилась сполна. Не показать, что напрягся, не дрогнуть лицом…
– Жидкий мертвяк, ротмистр, особой опасности не представляет, – негромко, так что Богинскому пришлось податься вперед, чтоб услышать, обронил отец. – Ввиду высокой стадии разложения. А по матушке разве что посылать можно, а Кровным быть никак нельзя. Ты или Кровный, или нет. Впрочем, вы ведь это знаете, не так ли, Александр Иванович?
– Я и про древнейших богов раньше не знал, – буркнул ротмистр. – There are more things in heaven and earth, Horatio, Than are dreamt of in your philosophy[6].
– Просто зазнался народишко не по чину, – заключил Мелков. – Чугунку кладут, заводы строятся, вот и лезет сюда всякая шваль. Вон там Брянское акционерное общество литейные цеха заложило. – Мелков махнул в сторону труб. – А с той стороны конкуренты их, бельгийские заводы «Шодуар». Заводов еще и нет толком, а рабочие уже из-за бараков бунт учинили. Дескать, зимой там жить невозможно. И добро б их, бельгийские, рабочие! А то ведь наши, росские! – В голосе Мелкова дрожало тягостное недоумение.
– Неужто все так плохо? – пробормотал Митя.
– Та и доброго багато! – вдруг громыхнул казацкий старшина. – Пришлый рабочий народишко, звычайно ж, шебутной… Алеж ось мы з вами, панове, зараз на Фабрику въезжаем…
– Район такой, по фабрикам ткацким названо, еще при светлейшем князе Потемкине заложены: суконные, чулочные, иные прочие… У самого государя императора три мундира екатеринославского сукна! – поторопился влезть Мелков.
Митя разочарованно хмыкнул: окрест не оказалось ни лавок, торгующих тем самым сукном, ни иных интересностей. Облупленные домишки в один, самое большее два этажа перемежались глиняными домиками с огородами. По лысому пустырю бродили тощие козы.
– Самое гиблое место в городе! – усмехнулся ротмистр.
– Було! – наставительно поднял толстый палец Потапенко. – При батьке моем, Михайло Потапыче, навить здоровые мужики, при оружие, якщо сюда ехали, коней в галоп пускали, да и то всякое случалось. Меховые воротники с офицерских шинелей, и те обрывали. А зараз сносить будут! – довольно прогудел он. – Заводоуправление бельгийское поставят… А це склад «Брянского товарищества». – Он ткнул хлыстом в громадный прямоугольник, сложенный из новехонького кирпича, торчащий среди развалин, словно гриб на трухлявом пне. Заплетаясь в спутанный клубок, со всех сторон к прямоугольнику тянулись накатанные колесные колеи. Битюги-тяжеловозы волокли проседающие телеги, а крепкие грузчики с матом и уханьем выгружали тускло поблескивающие железные болванки.
6
«Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» (англ., В. Шекспир. «Гамлет»).