Ветры границы

Слова «коммунист», «кандидат в члены КПСС», «комсомолец», он знает, имеют свой важный смысл на заставах. Солдатам, несущим в себе частицу силы партии, — особое командирское доверие, потому-то в состав каждого наряда он и включал партийного человека.

Наконец, план охраны составлен. На очереди — новые заботы.

— Дежурный, — запрашивает он. — Как обстановка?.. Т-а-а-к, понятно.

Ему доложили, что на чужой территории заметили автомашину, которая простояла несколько минут, затем в нее погрузились сорок человек, и она покатила обратно.

Шкред недоумевал: «Откуда люди? Может быть, усилили пост? Может, готовят что-нибудь неожиданное?» И он снова вызвал дежурного:

— О появлении машины с людьми проинформировать наряды. Передать посту наблюдения, чтобы не выпускали ее из поля зрения. Завтра сам выеду, посмотрю, что там происходит. — Он вышел из канцелярии, подошел к воротам, где неподалеку возвышалась металлическая наблюдательная вышка, и легко, сноровисто взобрался на нее.

— Дайте журнал с записями, — попросил он рядового Козлова. — Т-а-ак, — протянул он, скорее подытоживая свои мысли, чем рассчитывая на понимание окружающих.

Уже спускаясь с вышки, увидел свой дом, Машу, ребятишек, занятых на приусадебном участке: Маша посадила овощи и теперь вместе с детьми полола грядки, и ему захотелось хоть на минуту забежать к ним, но его уже догонял дежурный:

— Товарищ капитан, время. Пора отправлять наряд!

— Добро, — как обычно сказал он. — Иду, — и резко повернул к зданию заставы.

Толково, с учетом последней оперативной обстановки, он проинструктировал наряд, отправил его на границу, а сам медленно прошел в канцелярию.

Лейтенант Малов разговаривал по телефону и, увидев вошедшего капитана, протянул трубку ему:

— Вас, товарищ капитан. Редактор окружной газеты. Хочет получить информацию о нашей жизни, боевой учебе.

— Информацию давать пока подождем. А вот о том, как работали Мишин и Козлов на КСП, рассказать нужно. Это и остальных подхлестнет. Таких трудолюбивых бойцов и в печати поднимать надо.

«Вот он опять думает и за начальника, и за замполита. Я ведь и сам мог догадаться об этом, а не сумел», — мучительно переживал свой просчет лейтенант.

Шкред, словно угадав его мысли и сомнения, подошел к лейтенанту, положил руку на плечо, внимательно посмотрел в глаза.

— Мы ведь тут одно дело делаем, Валерий, чего же нам разделять, где твоя, где моя епархия. Вместе отвечаем за дела на заставе, верно ведь? Разве важно, кому первому пришла та или иная идея? И ты скоро будешь ориентироваться в обстановке не хуже, а может, и получше моего, — приободрил он Малова и вызвал к себе старшину.

— Завтра, Кудрявцев, навести порядок в гараже! Ты что думаешь, я не вижу, что у тебя там творится? Вижу, да думаю, у тебя у самого сил не хватит такое терпеть. А ты, видно, терпишь.

Лицо Кудрявцева медленно наливалось краской.

— Идите. И не заставляйте меня вызывать вас по этому поводу еще раз. Кстати, это лишит вас необходимости краснеть, — уже вдогонку ему бросил Шкред.

Потом Степан Федорович уточнил расписание занятий на следующий день и сказал Малову:

— Надо провести дополнительную тренировку с наблюдателями. Запланируй мне завтра совещание со старшими пограничных нарядов, а тебе еще придется заняться с сержантами.

— Добро, — сказал Малов. — Вы, Степан Федорович, идите отдохните пару часиков, а то ведь вам ночью на проверку нарядов.

Шкред тяжело поднялся из-за стола, медленно вышел на улицу и также медленно пошел домой, где светилось только одно окно: Маша на кухне все еще ждала его к ужину.

— Устал? — встретила она его с улыбкой.

— А ты? Небось, ног под собой не чувствуешь?

— Я что? У меня голова не болит, как провести боевой расчет и какие задачи поставить офицерам и солдатам на следующие сутки, — полушутя, полусерьезно сказала она.

— Не волнуйся, сейчас приму душ и усталость как рукой снимет. Мне сегодня ночью на проверку.

— Степа! А можно и мне с тобой? Ты обещал!

— А ребята с кем останутся?

— Я Ирину попрошу. Разреши!

— В следующий раз как-нибудь. Сегодня нельзя.

Она покорно согласилась.

3

Кругом густая чернота ночи, только на небе россыпь звезд. Теплый ветерок ласкает степь. Шкред то и дело зажмуривает глаза, постепенно привыкает к темноте. Вот он уже различает смутные очертания предметов.

Подъехали к вышке. Не успел Шкред открыть дверцу, будто из-под машины появилась фигура пограничника в маскировочном плаще: «Товарищ капитан… Признаков нарушения границы не обнаружено».

— Т-а-а-к, хорошо, — тихо, спокойно, почти по-домашнему сказал Шкред. — Повторите ваши задачи.

«Газик» продолжал движение вдоль контрольно-следовой полосы. У обочины, освещенной фарами машины, вытянулись на задних лапах любопытные тушканчики. Они перебегают дорогу и скрываются в черной степи. Шкред остановил машину, дальше отправился пешком. Где-то неподалеку, он знал, должен быть подвижный пост наблюдения. Не успел он подумать об этом, как словно из-под земли перед ним выросли пограничники.

Шкред приглушенно спросил старшего наряда:

— Дайте-ка мне ваш график.

Смотрел, чуть подсвечивая фонариком, на свои командирские часы, сверяя время.

— Т-а-а-к, хорошо… А теперь — вперед! — это он уже шоферу.

Некоторые считают, что ночная граница — это сплошная непроглядная тьма. Какое заблуждение! На границе не любят темноты. Темнота всегда связана с попыткой врага перейти рубеж. Здесь, на границе, любят свет, ищущий, проникающий всюду, неожиданно пронзительный. Чуть приглушенный свет фар пограничного «газика», желтый свет фонаря в руке солдата, белый луч прожектора, ослепительное сияние ракеты. Таинственное мерцание неоновых лампочек, изумрудное свечение локаторов.

Еще несколько лет назад не было на границе такой техники. Теперь воины в зеленых фуражках должны уметь управлять радиоэлектронной аппаратурой, а это под силу людям технически грамотным. Да-a, многое изменилось на границе за годы его службы, надо и ему не отставать, учиться, «быть на уровне требований времени», как любит говорить начальник политотдела округа. Что ж, правильно говорит. Учиться он никогда не отказывался. Вот наладит дела на этой заставе и напишет рапорт на учебу. Для академии он уже староват, а вот на высшие офицерские курсы, пожалуй, поехал бы. Он попросил шофера остановиться. Вышел из машины, прислушался. Тишина.

Многим, впервые попавшим на границу, кажется, что здесь всегда царит тишина. Внешне, наверное, это так и есть. Но он-то знает, что на границе свои шумы, слышные только им, пограничникам. Потрескивают наушники, тарахтят дизель-генераторы, гудят провода, шуршит под ногами песок. Граница живет своею, известной только ей одной жизнью.

И жизнь эта складывается из тысяч очень мелких, на первый взгляд, но важных мелочей: как научить солдат секретам пограничного мастерства, как лучше организовать службу, наладить контакт с местным населением, как вовремя и сытно накормить солдата, поднять его настроение. Шкред знает: пограничниками становятся не сразу. Не тогда, когда надевают форму. Ими становятся по мере того, как впитывают в себя пограничные традиции, опыт пограничной службы.

Пограничник — это целая система воспитания. И то, каким он становится в конце-концов человеком, — тоже приобретенное, взращенное заставой. Незаметная, каждодневная, сложная работа. Он на себе испытал это постепенное превращение. Видел на опыте Анатолия Хрустова, которого спокойно оставил вместо себя начальником заставы в затерянной среди лесов Карелии; убеждается на примере Валерия Малова. Нет, сейчас они уже не те, какими пришли на службу. Да и сам он не тот. Не то чтобы постарел, а поумнел, ко многому подходит с иными мерками.

Его, например, серьезно заботит, как избежать автоматического исполнения обязанностей в службе, которое может появиться из-за кажущегося однообразия заставской жизни. Как воспитывать в солдате уважение к нелегкой и такой ответственной работе — охране границы, как научить строить отношения с товарищами, с которыми он идет в дозор?