Страница 2 из 18
Однажды утром я не смогла встать, целый день ничего не ела и не пила. Меня тошнило от всего. И я не хотела, чтоб меня трогали или задавали вопросы.
Оля, как всегда, была занята учёбой. Она училась все свободное время, мечтая поступить в самый лучший вуз США. Для меня её отсутствие стало спасением. Я не могла с ней делиться о своих душевных переживаниях, потому что чувствовала себя преданной.
А по утрам мне становилось плохо и постоянно мутило. И как-то не я смогла даже взять ложку, чтобы поесть. Тогда до меня дошло: головокружение, тошнота, слабость. И с ужасом подумала: «Господи, неужели я беременна? Только не это!».
Еле поднявшись с постели и взяв свои карманные деньги, я едва доплелась до аптеки. Пока я не сделала тест, то думала, что с ума сойду! Меня знобило, и даже напала икота. Я вспомнила все молитвы, которые читала моя бабушка, и просила только об одном: пусть это будет простудой! Отравление, да что угодно! Только не беременность! Но тест упрямо показал мне две полоски…
Чего я только не надумала себе, пока сидела в ванной и лила слезы на этот злосчастный тест! Думала о самоубийстве, о тайном аборте, пойти в баню попариться, отравиться, чтобы вызвать выкидыш, найти знахарку.
В итоге я наревелась, настрадалась и как-то утром отправилась к Родиону. Пусть он тоже подумает, что с этим делать.
Такой красивый и холодный. Совсем чужой. Родион явно не был рад моему приходу, не пропустил в комнату, но все равно улыбнулся из вежливости и прошептал:
– Настя, я очень рад видеть тебя, но зачем с утра-то? Почему не позвонила?
Раз пять он обернулся назад. Интересно, кто дома у него? Девушка? Но я даже не почувствовала ревности, стало настолько безразлично. Мне все равно, если кто-то что-то о нем не так подумает.
– Я беременна, – отчётливо сказала я.
– Да потише ты! – шикнул он и тут до него дошёл смысл слов. – Что? Что ты сказала?
– У меня в животе растет твой ребёнок. Что тут тебе непонятно? – чуть ли не рыдая, прокричала я. – Надо что-то с этим делать! Или будет поздно!
– А что тут делать, детка? – в коридоре появилась тучная, кудрявая женщина. – Ты женишься на ней, сынок. И никаких возражений.
Боже! Как я не хотела этого! Разумеется, я пыталась сказать о том, что нам еще рано иметь детей, что нет любви и всё, что произошло, большая ошибка.
Но эта женщина никого не собиралась слушать:
– Сынок, это дар от бога. Будет большой грех, если ты сейчас откажешься от милой наследницы Лазуренко и от своего собственного сына.
Откуда она взяла, что у меня будет сын? Я всегда хотела дочку! Но не так сразу!
Родион тоже не горел желанием заводить детей, когда у нас на носу поступление в институт и студенческая жизнь впереди. Но его мама даже не дала ему и слова вставить.
– Ты женишься! Чем скорее, тем лучше! Ты посмотри на нее! Скоро живот на нос полезет.
Я была в шоке. Какой живот? Ребенок пока меньше, чем горошина.
А дальше его мама позвонила моим родителям и сообщила с бухты-барахты им важную новость. Я готова была умереть от стыда и горя. Не таким я себе представляла разговор. Ведь я надеялась, что Родион найдет врача и поможет мне решить проблему, а не создать мне новую.
Но как мы только остались одни, то он сразу напал на меня:
– Не могла без меня разобраться со своей беременностью? Ну, кто тебя просил ко мне приходить?! – ударил кулаком в дверь кладовки Родион. – Замуж захотела?
– Нет! И я не пойду за тебя! – оттолкнула я его, вылетела в подъезд и вдогонку услышала:
– А куда ты денешься? Разве есть другие варианты?
И в его голосе прозвучала горечь. Родион тоже не хотел жениться. Но все так закрутилось, завертелось, что я не успевала переваривать все события.
Узнав, что я беременна, мама заплакала, а папа ее успокаивал:
– Мирские – отличная семья. И Радик влюблен в нашу Настеньку. Ничего, сейчас такое время. Посидим мы с малышом по очереди. Они отучатся, встанут на ноги, и все у них будет. А мы поможем. Мы на что? Разве на этом жизнь кончается?
– Настя такая маленькая… Она ещё ребенок. Это не Оля… – хлюпала носом мама.
Да… Всего лишь младше на десять минут и всегда ребенок и малышка. Только Оля взрослая и умная.
И странно то, что меня никто не спросил: а хочу ли я рожать? А хочу ли я замуж?
Никто не спросил, а я не говорила. Мама часто плакала и причитала. Больной папа радовался, словно чувствовал, что это его единственный шанс побывать на свадьбе одной из дочерей. А Оля сказала:
– Вот балда! Ты о предохранении разве ничего не слышала? Ну, ладно, хоть на свадьбе погуляю перед отъездом.
Ольга стала помогать родителям с подготовкой к празднику. А я жила, как во сне, и ничего из этих дней вспомнить не могла. Только один момент, как пришли Юля с Аней и помогли мне купить платье длинное в пол и фату, которая шлейфом шуршала за спиной. Это все Юля. А я совсем не хотела такое платье, и фата мне была не нужна. Но сказать вслух я боялась. Еще боялась, что меня прорвет, и я сорву свадьбу, расстрою папу, и ему станет хуже, мама попадет в психушку, а Оля не сможет уехать учиться туда, куда мечтает попасть.
Поэтому я молча позволяла случаться всему. Даже брачный контракт, который я подписала, не читая.
Как обрадовалась его мама! Она гладила меня по голове, а я чувствовала себя соседской собакой, с которой надо подружиться, чтобы спокойно проходить мимо.
Один мой друг Алик разделял мои чувства:
– Божечки мои! Настя! – протяжно недоумевал он. – Как ты могла?! Связаться с Мирским! Да ты знаешь, какой он противный мужлан?!
Хотя я давно привыкла к манерности своего друга, но из его уст «мужлан» прозвучало крайне смешно, поэтому впервые за долгое время рассмеялась.
– Чего ты смеёшься? Потом ведь плакать будешь! А Алика рядом не окажется. Я близко к его квартире не подойду, – поморщился мой товарищ. – Это конец. Настя, отмени свадьбу.
– Это невозможно.
– Настя, ну, хочешь, я тебя на коленях попрошу! Кто угодно, только не Мирский! Боженьки! Ну, почему именно ты?
Хотела ему сказать, потому что я похожа на Ольгу, но не стала. Алик не знал, что я одна из двойни, и меня воспринимал, как отдельную личность. А мне это нравилось.
Тогда весь вечер он ныл, чтобы я порвала с Родионом. Потом пообещал на мне жениться и удочерить мою двойню. С чего он взял, что я ношу двойню? Капец, какое у людей воображение!
Затем Алик устроил истерику, что я жизнь себе порчу и куда смотрит мой отец. Моего папу он знал, так как тот часто приходил на наши выставки картин. И Алик уже намыливался потолковать с моим родителем.
Я еле его остановила. В итоге он на меня обиделся, сказал, что я ему разбила сердце, и теперь мы не можем дружить. Ох уж эти художники!
На мою свадьбу Алик не пришел. Позже я узнала, что у него была депрессия, и он не вставал с кровати.
А я все же вышла замуж за парня, которого два года любила, но чувствовала себя очень несчастной. Хотя в день свадьбы улыбалась и держалась ради улыбки отца. Ведь он сиял от счастья:
– Настенька, я все сделаю, чтобы ты была счастлива! Запомни, сначала ты, а потом весь свет! Твое счастье дороже всего!
Почему мне эти слова говорил папа, а не Радик?
Несмотря на нежелание жениться, Родион смирился и гулял на свадьбе на всю катушку. После того, как я подписала брачный договор, он ни разу ни в чем меня не обвинял. Разговаривал со мной, как с другом. Но ни разу до свадьбы не поцеловал, словно я стала для него просто товарищем.
Мою отстраненность все воспринимали за стеснительность. Никто не увидел, что я глубоко несчастна. И если честно, то я хотела сбежать к Алику.
Со дня свадьбы я переехала жить к родителям Родиона. Там мы должны были переждать отъезд Оли. А потом мы вернулись бы в мой родительский дом. Но этого не случилось.
После свадьбы я чувствовала себя ещё хуже. Родион часто уходил и не отчитывался куда. Он меня не замечал и вообще в мою сторону не смотрел. С кем-то разговаривал по телефону, а я молча страдала.