Страница 4 из 5
А несколько минут спустя всё пропало, и туча поглотила солнце. Иссяк сладкий арбуз, закончились восточные загадки дядьки Ибрагима, лазурный купальный костюм испарился. И только остались на мокром песочке следы изящных девичьих ступней.
Как добрёл к себе, не помню.
А ночью разразилась страшная гроза. Полыхало и громыхало так, что даже становилось страшно. Ливень лил тропический, шумный, чудовищный. Помнишь, Софья, как ты пряталась от грозы под диваном? Здешняя была громче и страшнее.
Увы, я не выспался. Но зато осталось послевкусие и ощущение причастности великому и вечному.
Письмо 13
Обрати внимание, Людвиг, пока я сочувствовал штабистам по поводу случая с покражей давешнего стекла, люди более опытные и более наблюдательные обратили внимание, что из столичного штаба на Тамани третий год подряд что-нибудь, да пропадает невзначай. А значит, надобно не таинственного злоумышленника искать, кто хитрó проник в штаб со злодейским умыслом, а в самом штабе приглядеться повнимательней, причём на самом верху.
Думали сперва на штабных курьеров, но у тех, досмотренных Третьим отделением на Керченской переправе, ничего такого с собой не оказалось. Обер-офицеры подозревали барона Субботу, у которого были и есть все ключи. Изъял, к примеру, и тут же в гарнизоне и схоронил. Но тот, хоть и жаден, а до низости такой дойти не смог бы. Да и семья у него.
Падало подозрение и на некого Сударя, что неподалёку обретается, знаменитого в столице генерала и махинатора из Саратова, связанного с опасными контрабандистами Сицилии, и на его столичного протеже фон Бéрлиза, будто бы вынесшего заветный ящичек Сударю в экипаж в собственные руки под покровом ночи, пока штабные отдыхали от трудов праведных. Но и эта версия рядом важных пунктов не подтвердилась. Дело расследовалось ни шатко, ни валко.
Но ветераны поговаривают, что тогда остаётся версия самая чудовищная, которую подтверждает мельком слышанный мной скандал среди штабного начальства, раз уж я со штабистами соседствую. Что никакого похитителя и вовсе не было, а всё проделал его превосходительство начальник штаба, используя связи свои с австрияками и румынскими контрабандистами.
И тем самым другое "превосходительство" натуральным образом лукаво скомпрометировал.
Это всё, Людвиг, сообщаю я тебе под секретом, зная, что болтать ты не будешь, что товарищ ты надёжный, хоть и сухопутный моллюск, сиречь слизень с раковиною.
Прощаюсь до следующего письма и остаюсь с Божьей помощью всегда твой – покамест ещё поручик инженерных войск Его Величества Государя Императора Всероссийского шляхтич Станислав Збúгневич Силúцкий.
Письмо 14
Видит Бог, Софья, как я не люблю всё турецкое. Кроме, пожалуй, кофею.
В самом начале марта, в Катеринодáре занесло меня на памятный благотворительный концерт на летней эстраде в парке, по случаю очередной годовщины победы Русского оружия в Русско-Турецкой войне. При входе в парк с досадой отметил снова бросившееся в глаза тарабарское слово «едодóй», грубо намалёванное на зелёном заборе.
На эстраде исполнители сменяли друг друга, пока я не увидел Её. Княжна Полина пела, прикрыв глаза, и звучал аккомпанемент, и я не знал, на Небе я, или на Земле. Ах, музыка!
Несравненная белокурая княжна с осиной талией и фигурой точёной наяды увлекалась конными выездами, и, говорят, по сей день ежедневно упражняется с чугунными гирями, как заправский силач. Кроме того, и лицом она хороша, черты правильные, но островатые. Шея лебединая. Езус! Мария! При таких достоинствах она ещё и поёт!
Шумный толстяк-турок в маленькой красной феске, с чёрными пышными усами, притопывал ножкой, пучил маслины глаз и кричал: "Браво! Аи! Браво!" Публика поглядывала на него с презрением.
Я был с велосипедом, и дела ждали. Потому концерт не дослушал.
В тот же вечер я написал княжне, и вскоре она ответила. Я восхищался ею, и говорил, что её выступление было подарком для меня, офицера, который вскоре отбывает в дикий южный гарнизон.
Полина писала, что у неё есть жених, и папенька-полковник, артиллерист, что служит на Тамани, за тем самым маяком, где Железный Рог. Ей безумно приятен мой отзыв о вокале, но не мог бы я сделать что-нибудь с назойливой толстой турецкой мухой?
Я дал телеграмму другу моему Константúносу, тот шепнул самому Беяз-мурзé, и вот уж любвеобильный турок срочно мчит в Константинополь.
Княжна Полина благодарила меня, как избавителя. Итак, она шлёт мне письма в гарнизон.
Как-то там в Истанбуле наш толстый турок поживает?
Так вот, милая моя Софья, в довершение к образу, княжна Полина состоит на службе в качестве военного переводчика с английского и немецкого, немного говорит по-французски и по-турецки.
Матка Бозка, и я уже года три не видел дамских ножек настолько прекрасных, как у неё! Как сказал поэт: "И мышцы играют на голенях девы, трепещет эфир и струятся напевы"! И, как говаривал другой поэт: «Я был поражён мгновенно, одномоментно каким-то крылатым стрелком с верхних секторóв обстрела!!!»
Вот такая светская жизнь, досуг по 4 дня в месяц, если повезёт. Не так уж много мест, в которых, по стечению обстоятельств, мы с княжной могли бы встретиться. У неё множество дел, а я неотлучно в обезвоженном гарнизоне. Шансы, практически равны нулю. А тут ещё Артемида Тмуторакáнская даёт о себе знать ненароком, дескать, а что это Силúцкого давно не видно, не слышно? Мол, где же этот экстравагантный поручик с его необычайным шутками и талантом тамады?
Там же, где и всегда, обычно в дороге. Храни его ангелы…
Письмо 15
Ах, несравненная моя Софья!
Разве могу я не рассказать тебе о самом для тебя интересном? А то всё гарнизонный быт, байки да тусклые шуры-муры. Вестúмо, гарнизон!
В то время как сама Графиня держит котов! Вообрази, в её здешнем доме их множество!
И даже скупой Барон Суббота глядит сквозь пальцы, ежели кто из офицеров берёт котам вторую сосиску, или «колясочку» колбаски!
Молодые женщины у Графини не в фаворе, она их отправляет работать в порт, чуть ли не под замком держит. В поле одни мужчины.
Вот и сейчас, широко расставив ноги, стоит её превосходительство Графиня Це-Эр на крыше циклопического парового бульдозера, пышущего жаром, с ручным фотографическим аппаратом. Воздух от зноя дрожит, пекло адское, хоть вчера и проходили стороной грозовые тучи, и даже водяной смерч видали.
Из сослуживцев моих не назван мной мудрый поджарый синеглазый бородач Ильяс, похожий на йогина и на мамелюка одновременно, с турецким профилем.
Молчаливый и кроткий трудяга Анатоль, с культей вместо левой кисти. Но водит авто и орудует лопатой отменно.
Ворчащий по любому поводу умник Айнштайн, в неизменных очках, с необъятным лбом. Вечно неунывающий румяный здоровяк Алигьери в подтяжках, который неизменно заряжает окружающих своим оптимизмом:
– Ведро земли – ведро кваса, ведро земли – ведро пива!
Алигьери особенно эпичен и монументален утром на галерее второго этажа, между рассветом и завтраком, когда ещё не надел подтяжки, курит на фоне зари. Можно подумать, что он и есть комендант, а вовсе не Суббота-барон.
Томный Евген. Этот баловень судьбы пользуется своей миловидностью и не утруждает себя заботами. Однако в англицком футболе он бог.
Барон Суббота по утрам и вечерам выгуливает Зевса. Зевс пёс, как ты помнишь. Пёс ростом с телёнка.
Всё идёт своим чередом, Софья. И я даже собственноручно отыскал сегодня на некрополе в погребении настоящее серебро рядом с круглым бронзовым зеркалом и диковинной белой игольчатой ракушкой!. Вообрази, такое серебро приобретает фиолетовый оттенок.
Однако, помятую: "Не ищите сокровищ на земле, ибо воры подкапывают и крадут". А мы тут чéм занимаемся?..