Страница 80 из 113
Лестница заканчивается на третьем этаже, упираясь в богато украшенную дверь. Внутренности замка рассыпаются без особых сложностей, я распахиваю дверь, по какому-то наитию отскакивая в ту же сторону. Навстречу из темноты три выстрела, один за другим. Вовремя я вспомнил об осторожности. Дальше у стрелка случается осечка и я влетаю внутрь. Здесь свет никто не зажигал, так что первое мгновение я ничего не вижу, а потом становится поздно — я вдруг понимаю, что не могу шевелиться.
В комнате зажигается новомодный электрический свет, ко мне подходит пожилой уже мужчина в теплой фиолетовой пижаме, с дымящимся револьвером в правой руке. Модест Брутус, глава семьи. У него за спиной супруга и мой хороший знакомый, Валериан Брутус. Тоже с револьвером, который направлен точно мне в лицо. Ну отлично. А я и пошевелиться не могу, внезапно.
— Так-так, кто это почтил нас визитом? — в голосе доминуса Модеста только любопытство и ни капли страха. Самообладание, достойное уважения. У него тут нападение с неизвестным количеством нападающих и жертв среди домочадцев, а он изображает веселье.
Мужчина подходит ко мне и сдергивает платок с лица, после чего с некоторым удивлением рассматривает незнакомую физиономию.
— Признаться, я ожидал увидеть совсем другое лицо, — констатировал Модест через несколько секунд. — Или ты наемник?
— Это Диего Ортес, папа, — подал голос Валериан. Он-то у меня узнал.
— Вот как! Понятно, понятно. Я-то все гадал, зачем Ортесам понадобился непонятный приблудыш. А ты, получается, не так прост, да, Диего? Отвечай, какими способностями обладаешь?
— Я проклинатель, — надо же. Сопротивляться действительно невозможно. Об этом манне Валериана Брутуса известно всему Риму. Ему невозможно солгать. И даже просто промолчать. Если начальник особого отдела жандармерии спрашивает, ему отвечает любой, хочет он того или нет. А вот о том, что он может еще превращать людей в статуи, как какая-нибудь Горгона, я не слышал.
— Ох, какая неожиданная, но приятная новость! — А ведь не совсем приятная. Глаза заполошно метнулись из стороны в сторону, рука дернулась к груди и тут же опустилась. Боится. Все равно боится. Правда, эмоции быстро взял под контроль и успокоился. — Ты ведь, получается, нам уже много крови попортил? Ох, думаю мои партнеры в белых одеждах будут очень, очень рады встрече! А мне не помешает такой замечательный манн. Второй тоже хорош, ты, Диего, свидетель, но проклятия… о, я стану по-настоящему силен. Или лучше осчастливить тебя, сынок?
— Папа, я буду очень прилежным учеником, ты же знаешь! — тут же зачастил Валериан. — И ты давно обещал мне что-нибудь этакое!
Зараза. Это становится действительно неприятно. Где, Гекатонхейры ее дери, Кера⁈ Я почему-то думал, что меня вот-вот спасут, ругал себя за то, что сунулся в одиночку… Но прошла уже минута, а богини все нет. Что-то случилось?
— Заткнись! — пока я могу только размышлять, и как послушный болванчик отвечать на вопросы, Брутус продолжает воспитание отпрыска. — Сначала разберемся с гостями. Диего, сколько вас, кто еще с тобой, и какая обстановка внизу. Отвечай, быстро!
И я послушно начинаю бормотать. Напрягаю все силы, чтобы молчать, пытаюсь язык прикусить — без толку. Речь льется плавно и спокойно, будто я сижу где-нибудь в кабаке с кружечкой пива в руке, и рассказываю о приключении хорошему приятелю. Собственно, я и пытаться сопротивляться прекратил буквально через несколько секунд. Позволил речи литься свободно — плевать, что он там услышит. Этой твари все равно не жить.
Сил, которые я вбухал в проклятие хватило бы, чтобы уничтожить целую толпу, но доминус Модест живет и здравствует уже несколько секунд. Не знаю, сколько еще я бы бился в стену. Модест сам выдал себя. Когда от напряжения мне на губу потекла струйка крови, доминус Брутус не удержался. По губам старого жандарма зазмеилась кроткая, удовлетворенная улыбка. Он ждал, что я попытаюсь его проклясть и был уверен, что у меня ничего не получится. Есть у него какая-то защита. И мне, со всем моим доступным мастерством она пока не по зубам. Тогда почему он так занервничал, когда услышал… Очевидно же. У него есть защита, а вот у его сыночка и женушки — нет. Как только я это понял, все стало намного проще.
Вот переминающийся с ноги на ногу малыш Валериан дергает рукой с револьвером. Ничего удивительного — минуты две уже на вытянутой руке довольно тяжелую штуку держит. Глупо так делать, особенно если у револьвера взведен курок. Вообще-то у сына главного тихушника в государстве некачественного оружия быть не может по определению. Но в том-то и дело, что неприятность может случиться даже с самой надежной машинкой. Неловкое движение, палец на спусковом крючке дергается, выстрел… Доминус Модест с криком падает на пол. А я резко замолкаю и чувствую, что свободен! От доминуса Модеста меня отделает всего два шага. Все это время я был как дико скрученная пружина и теперь даже не замечаю, как пролетаю их. Клинок входит врагу между ребер, но я не останавливаюсь. Еще одно усилие, и я головой влетаю в живот Валериану. Вовремя. Слышу очередной выстрел — кажется, даже чувствую ветерок от пули, пролетевшей у меня над головой. Рановато я сбросил со счетов домину Брутус. Почтенная матрона — настоящая римская женщина, и с оружием обращается не хуже мужчин.
Мы с ее сыном дружно ссыпаемся на пол, только я сверху, и его так и не выпущенный из рук револьвер уже у меня в левой руке. Не зря понадеялся на качество машинки — он самовзводный, и две пули одна за другой вышибают мозги домине Брутус. Отпихнув бешено молотящего руками наследника, стреляю еще раз. Все, успокоился. Поднявшись, возвращаюсь к Модесту Брутусу. Удивительно, но он еще жив. Смотрит на меня с ненавистью. В глазах один вопрос, и я догадываюсь, какой.
— Я проклял твоего сына. Что может быть хуже, чем стать отцеубийцей? — отвечаю я, и стреляю Модесту в голову.