Страница 39 из 87
«Почему я ещё жив?» — яркая и единственная мысль вспыхнула и исчезла. Я ничего не вижу и не могу дышать, весь мир затопила боль. Мучительная и насыщенная. Океан боли. Вселенная боли. Я чувствую, как плавится и сгорает моё тело, но почему-то продолжаю мыслить. Если бы этой боли было хоть чуть-чуть меньше, я бы мечтал только о том, чтобы умереть. Чтобы это всё прекратилось. Однако боль была настолько сильна, что на столь сложные мысли просто не оставалось ресурсов. Мучимое тело мечтало только об одном. Вырваться. Вырваться, убраться, улететь. Ещё одна мучительная вспышка, выделяющаяся даже на фоне этого кошмара, и я почувствовал, как рвётся что-то в уже, казалось бы, давно уничтоженном теле, меня дёрнуло вверх.
Боль вдруг исчезла, как и ощущение падения. Мир перед глазами медленно проявился, я обнаружил себя в воздухе гораздо ниже основного сражения. Оглянулся, чтобы увидеть, кто это меня подхватил и спас, и уткнулся физиономией в чёрное густое оперение. От резкого движения положение тела в воздухе изменилось, и я, набирая скорость, начал падать. «Да это ж мои крылья!» — слишком неожиданно было их обнаружить, к тому же я ещё не отошёл от дикой, перемалывающей и пережигающей тело боли.
Времени, чтобы прийти в себя не было, я взмахнул крыльями. Удивительно. Я мог ими управлять, мог управлять полётом! Как будто инстинктивно. Битва высоко надо мной ничуть не утихала, и я рванул вверх, всё увереннее управляясь с широкими полотнищами крыльев. Потоки ветра позволяли перескакивать с одного на другой, выбирая те, которые мне удобны так, чтобы тратить меньше энергии.
— После охренеешь, — проорал я себе. — Лети, птичка!
Эффектно ворваться в битву не удалось. По мере приближения к свалке, препятствий вокруг становилось всё больше. Вьющиеся вокруг дармовой силы беспамятные, стремящиеся урвать кусочек. Повреждённые сторукими или от столкновения друг с другом тела. Капли, или даже целые потоки густой, чёрной крови первых рождённых. От последних я уклонялся наиболее тщательно. Да, дураком надо быть, чтобы не понимать, откуда у меня появились крылья. Однако ещё раз такую боль я не хочу переживать даже ради столь волшебных подарков.
Плохо, когда во время боя отвлекаешься. Вот и я, слишком сильно испугавшись очередного несущегося с неба черного потока, не глядя рванул в сторону только для того, чтобы столкнуться с падающем телом. Едва не насадился на окровавленный железный серп, который продолжало сжимать падающее существо. Больше всего тот, в кого я врезался, был похож на ската — огромные треугольные крылья сплошной линией, без перехода в плечи, а в центре человеческое тело и руки. Случайно взглянул в его лицо, и отшатнулся. Ничего страшного, в общем-то, просто неожиданно — ни рта, ни носа, только глаза. Несколько десятков. Не только на лице — по всему телу тут и там моргали безумные разноцветные радужки без зрачков. «Тысячеглазый Аргус, — непрошено всплыло в голове. — Тебя ж вроде в павлина превратили?»
Аргус сориентировался гораздо быстрее меня. Посреди туловища открылась зубастая пасть, и он с воплем рванул на меня, размахивая серпом.
Договариваться бесполезно. Он, насколько я знаю, лишился рассудка ещё до смерти. Да и вообще был тот ещё маньяк. Ждать от такого здравомыслия глупо. Дождавшись, когда он подлетит ближе, я сманеврировал, и полоснув кинжалом по руке, выхватил серп. Очень мне понравилось это оружие. Хищно выглядит.
Как только рукоятка оказалась в руке, рванул прочь, выше, а то так недолго и отстать. Сзади раздался вопль разочарования и ярости — кажется, игрушка была ему дорога. Насколько я помню, этот серп его с ума и свёл, слишком кровожадное оружие. Я тоже чувствовал его жажду крови. Возможно, это будет опасно, но пока расставаться с ним я не собирался. Как-то неуютно мне с одним ножом в такой момент.
Наконец, я увидел наших. Вокруг них больше всего щупалец. Даже через какофонию криков и воплей шум битвы с той стороны сильнее, ор — яростнее, стоны великанов и сторуких — чаще. Серп в руке и крылья за спиной давали уверенность, что я больше не буду бесполезен.