Страница 27 из 28
— Где? — вскинулся я. Никаких больших свободных полостей на карте не просматривалось.
— Вот, — Лес ткнул грязным пальцем в затопленный, судя по цвету, участок.
Одну руку он честно помусолил салфеткой, другая по контрасту стала выглядеть еще грязнее.
— Тут вода, — сказал я, забирая у пацана салфетки. Вытащил сразу две и стал его оттирать. Лес не сопротивлялся, но смотрел с недоумением, к салфеткам он уже потерял интерес. — Не вода, — возразил он уверенно. — Там внизу воды вообще мало. И потолок такой штукой блестящей обит. Изолятом. Сам видел.
Вот так так. Экранирует, значит. А мы-то головы ломаем, где они в этом дерьме сидят, да еще и с заложниками. Ай да Лес!
Я улыбнулся.
Лес тоже заулыбался.
— Замирили, да?
Я с сомнением качнул головой:
— Раз ты там был, подходы знаешь? Сколько их?
Пацан задумался.
— Одним сам ходил. Про два — по ушам ходили…
Он замялся.
— Что опять?
— Байку одну слышал. Будто в пещеры ход есть прямо из центра Гадюшника. Из этого, Дворца правосудия, что ли.
Все срасталось и становилось просто и красиво. Даже если главный ход заминирован, нам же проще — террористам и бежать будет некуда.
— Прощаешь? — Лес с сомнением разглядывал меня. Волновало его сейчас, похоже, только это.
— Прощаю, — сказал я с облегчением. — Но до первой ночной отлучки. По любому поводу. Поймаю — пеняй на себя.
— Что значит «пинай на себя»? — нахмурился пацан.
— Пеняй. То есть сам виноват будешь. Я же тебя предупредил.
— А…
И все — глаза горят, никаких забот на лице. Мне бы так.
Я взял шестерых старичков во главе с Келли, Обезьяну, Леса. За Леса я не боялся, при стрельбе он сразу забивается в самый дальний угол и сидит тихо-тихо. Задумался: может, хватит? Потом решил подстраховаться и послать еще десяток ребят по другому ходу, намеченному нашим малолетним консультантом. Все-таки заложников набиралось приличное стадце, и стадце это надо будет выводить.
Прошли мы довольно легко. И даже сошлись обе группы почти одновременно, потому что время, благодаря Лесу, смогли рассчитать довольно точно. Когда расстояние позволило, личные маячки бойцов высветились у меня на браслете. Есть такие вшитые маячки у спецоновцев. Используют их в основном для опознания трупов — сигнал слабый. Но в данном случае — пригодилось.
К пещере, где сидели террористы, группы вышли с разных сторон. С нашей — даже отверстия почти не наблюдалось, так, несколько дырок с кулак. Но обзор неплохой. А проход расширим в секунды — стена едва живая.
Я пересчитал заложников. Дьюпа не увидел. Остальные были в наличии. И премьер-министр, чей сынок, как я понял, заварил всю эту кашу, и министр финансов, вечно измятый и смешной, прямо как на голо новостных лент. Были эти высокопоставленные заложники потрепанными и невеселыми. Но мне не хотелось сейчас над ними смеяться. Во что бы они ни играли, кончится это плохо. При любом раскладе. Даже если я сейчас кану в небытие вместе со своими бойцами.
Заложников, как и сообщали дэпы, было двадцать два человека, а «террористов» я насчитал двадцать девять. Вооружены с виду достойно. Но только с виду. Светочастотные гэты — оружие тяжелое и неудобное. Такое больше годится для полицейских заслонов и сдерживания скученных человеческих масс. В наших условиях гэту надо еще правильно выставить оба фокусных расстояния. А потом ухитриться не поджарить в тесноте своих.
Украшало террористов и непривычное мне огнестрельное оружие, забытое уже на многих планетах, эффектное внешне и опять же тяжелое. С их умелыми руками надо бы носить что-нибудь полегче. Иначе даже поднять и прицелиться — история засчитает за подвиг.
Мои бойцы были вооружены проще. В основном импульсниками, как их называют, хотя в этом оружии два режима — домагнитный и электромагнитный. А защищены мы были сильно облегченными, импульсными же доспехами. Такой вроде бы парадокс. Но вооруженный спецоновец и вооруженный штатский — это вообще две большие разницы. Тем более если спецоновец — бывший пилот-стрелок.
До Мериса никто раньше не додумывался делать из пилотов спецон. Тут, к его чести, он изобрел что-то новое, возможно, его даже наградят когда-нибудь. Надеюсь, посмертно.
Дело в том, что в космосе, в принципе, стреляют иначе, чем в наземных войсках. Особенно по движущимся целям. Потому и оружие в локальных операциях я использую в основном импульсное или сенсорное, чтобы это преимущество в стрельбе стало очевидным. Например, у девяноста восьми моих ребят из ста хватает скорости отключать на момент выстрела доспехи. Из-за этих доспехов полисы и не используют импульсное оружие. Наводка возникает. Но мои бойцы успевают выключить доспехи, выстрелить и включить. И на все про все от четырех до шести десятых секунды, не больше.
Были у нас в запасе и другие простые вещи. Слишком простые, чтобы эти начинающие террористы могли к ним подготовиться.
Я искал глазами Колина. Наконец нашел.
Если другие заложники жались в углу под присмотром двух слишком умытых и тонкоруких охранников в новеньких импульсных доспехах, вооруженных гэтами, из которых в этой диспозиции они могли стрелять исключительно друг в друга, то Дьюп лежал лицом вверх прямо между сидящими за импровизированным столом — куском пластика на искрошенном кирпичном полу. Во лбу командующего красовалась аккуратная круглая дырка, правый глаз и нижнюю часть лица залила кровь.
Я включил связь (в такой близи террористам не отличить наши сигналы от собственных), вызвал Мериса и прошептал:
— Передай министру, что никто из террористов не уцелел. Оказали бешеное сопротивление и все такое.
Я не ощутил утраты или потрясения. Я вообще ничего не ощутил. Все давно отболело и умерло. Еще тогда, когда мы расстались с Дьюпом.
— Стой, не пори горячку, — зашипел в наушнике Мерис. Он не слышал криков или стрельбы и правильно оценил ситуацию. — Ты пульс-то щупал? Он ведь живучий.
— Какой там пульс. Дырка в голове.
Слова звучали так, будто с Мерисом говорил не я, а кто-то другой.
— Кровь течет? — уточнил генерал.
— Хэд ее знает, вроде нет. Отсюда плохо видно.
— А сына премьера среди террористов видел?
— Узкомордый такой, со сросшимися бровями? Видел.
— Если сможешь, хоть этого оставь.
— На развод, что ли? — без тени улыбки пошутил я. — Не могу. Я бы и заложников тут положил, да голову твою жалко.