Страница 73 из 299
- Погоди… не тарахти языком. А кроме ткани, в свертке… вот – еще четыреста рублей было. Поняла? Это тебе – швее заплатить!
- Ванька! Ты что же со мной делаешь?! Я же… я же чем рассчитываться-то с тобой буду? Тут же… если деньгами – на… много здесь.
- Перестань болтать! Лучше иди сюда… и начинай рассчитываться! Ну же, красавица ты моя!
Глава 9
Жизнь в Сибири – если подумать, довольно сложная штука. Пять месяцев в году – зима, с ее метелями, морозами и прочими «удовольствиями», вроде короткого дня, когда в десять утра – еще темно, а к четырем пополудни – уже смеркается.
Еще по паре месяцев приходится на весну и осень. И лишь три месяца – лето. Ну как, лето? Как такового, лета может и не быть. Вообще! Просто люди не снимают курток и плащей, плавно переходя в осень. И даже зеленая трава, и листва на деревьях – просто часть пейзажа. Температуры – не радуют. А потом, после осени – снова зима.
И даже если - вдруг! лето жаркое, то всякая летающая кровососущая тварь его основательно так подгаживает!
И все равно, как показывает история, люди из центральной части России, а иногда даже – из благословенной Украины… даже из вроде бы цивилизованной Прибалтики – сюда ехали еще в девятнадцатом веке.
И те же столыпинские переселенческие вагоны – вовсе не были первыми, кто привез переселенцев на эти земли. Телеги, розвальни, а то и просто – пешедралом…
Это подумать только – как же далась людям на их исторической родине та «благословенная» жизнь при царях-батюшках, что они от родного порога перлись с чадами и домочадцами в эти края, вовсе не обетованные.
Иван знал, что разные источники говорили, что от тридцати до пятидесяти процентов этих переселенцев потом нищими возвращались назад. Подпитывая недовольство «богоизбранным» царем-батюшкой и всей его камарильей.
Но! Все же – не менее пятидесяти процентов этих крестьян вгрызались зубами в эту землю и хоть как-то, хоть чем-то обустраивали ее, делая своей новой родиной. И все вышеуказанные неблагоприятные факторы их не останавливали. И уже потом, через поколение-другое выковывались новые люди. Кого потом стали называть – сибиряки. Этакие русские ваньки-встаньки…
«Мороз? Какой-такой мороз? Эта вот эти двадцать пять – тридцать градусов, мороз, что ли? Х-х-а-а… Вот ежели сорок-пятьдесят! Тогда – да, студенна! А так, чё? Жить можна! И вообще – сибиряк, это не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается!».
«Ну болотА вкруг, и чё? Комары? Ай, да ладно! Это вас, городских, комары жрут, а мы – местные! Они нам как родные, и родню они – не трогают! Зато на тех болотАх – утья-то сколько! Стреляй не хочу! Ленивый только с голоду тут пухнет!»
«Зато ни исправника тут, ни других кровопийц-крючкотворов! И бар здесь отродясь не бывало! А земли вокруг! Да сколь хошь, столь и паши! Только б пупок не развязался, пахать-то землицу эту!».
И долгое время эти сибиряки основательно так поддерживали государство – своим трудом, а нередко и кровью. И только в начале двадцать первого века наметилась противоположная тенденция – люди стали уезжать из Сибири. Ну кому охота тут сопли морозить, когда есть куда более комфортные края для проживания?
Не говорю уж о «взбесившейся» в последнее время «в, на»… Но и Кубань, и Крым, Ставрополье…
«Куда Вы едете? Кому Вы там нужны?
- А здесь кому?
- А я Вам тоже не отвечу!».
То есть у сибиряков есть одна черта в характере – радоваться хорошей погоде! Причем – независимо от времени года.
Морозец десять-пятнадцать градусов. Деревья в инее. Денек солнечный, звонкий. Небо голубое, но по-зимнему неяркое. Воздух – чистейший! Значит, что? Лыжи на ноги и в лес, парк, на поля! Или просто – на горку, с санками! Весело, шумно, радостно на душе!
Солнышко пригревает, листва начинает только-только распускаться. Еще еле-еле видна, и создает легкую зеленоватую дымку на деревьях. Но запах свежей, молодой листвы уже кружит в воздухе, и голова от этого чуть дуреет! И девушки… девушки скинули осточертевшие за долгую зиму шубы, пуховики, пальто. И такие красивые, что оторопь берет! Ну как тут не радоваться таким денькам?
И осенью, после череды хмурых и уже не теплых дождей, когда начинаешь грустить и усилием воли настраиваешься на эту долгую белую «смерть»-зиму… Вдруг – дней пять, а то и десять – тепла, солнца, желтых и бордовых листьев, которые еще висят на деревьях, или кружат по ветру, или шуршат по аллеям парков, по лесным тропинкам. Бабье лето!
Оно случается не каждый год, далеко не каждый. В конце сентября… Или даже – в начале октября! Ну, что же делать – «Какие бабы, такое и лето!». Но как пропустить эти последние теплые и звонкие деньки? И хоть просто – прогуляться по лесу, парку, скверу. Попинать листья ногами, подышать воздухом.
- Иван! Тебе привет от всех друзей, и от Зиночки – персонально! Они зовут и тебя, и меня в это воскресенье в парк Сталина, погулять, посидеть на веранде. Не знаю, что у них там еще в программе…, - Илья улыбался.
«А что… сходить надо! А так, что-то рутина начинает затягивать! Развеяться, с Зиночкой пофлиртовать, подурачиться!».
За это время случились некоторые события. Так, Иван, наконец-то, переехал в свою комнату, в клубе. Перевез свои немногочисленные пожитки, расплевавшись с Евдокией Петровной. Нет! Он вовсе не ругался с ней, вежливо даже распрощались. Но чувствовалось, что и она рада его отъезду, да и он – не грустил о расставании с этой «милой» старушкой.
Налаживание нового быта опять повлекло за собой расходы. Те же подушки-одеяло и прочее постельное белье. И чашки-кружки-ложки тоже. И теперь сторожа по вечерам заходили к нему – попить чайку, да поболтать. И Илья тоже предпочитал перекусывать и чаевничать не у себя в кабинете, а у него в комнате.
Правда, они чуть не поругались. Ивану пришлось приложить все усилия по убеждению директора, призвать в помощь все свое терпение… Когда он предложил принять на должность уборщицы – Веру. Так-то Илья был вовсе и не против.
Пока, временно, помещение убирала какая-то пожилая тетка, родственница Якова. Но та была и сама не рада, что согласилась – дескать, и здоровье у нее плохое, и помещений – много, и ходить, постоянно убирать, за многочисленными посетителями: в утренние и дневные часы – в основном ребятишки, а по вечерам – и взрослый народ, который приходил в кино, а то и в библиотеку.
Да, Иван начал крутить киноленты, получив удостоверение киномеханика. Сначала – все же волнуясь, но втянувшись буквально за несколько сеансов. Аппарат был довольно простой в обслуживании, не капризный. Приходилось раз в неделю ездить в киносеть, менять пленки, вести журнал. Подчас – даже ругаться из-за выбора картин, или качества лент. Но то были такие, повседневные, рабочие проблемы.
И вот – Вера. Сначала Илья горячо поддержал предложение Ивана. Однако, после его слов, что, дескать убирать он будет сам, Косов, директор заткнулся, с недоумением смотрел на него, а потом – начал возмущаться.
- Илья! Ну вот – какая тебе разница, кто будет фактически убираться? Главное – чтобы чистота в клубе была. А это – я тебе гарантирую.
Директор пыхтел, сопел и все одно повторял, что так делать нельзя.
- Ладно… давай так – ты оформляешь уборщиком меня, а как я распоряжусь этой зарплатой – это уже мое дело! Так устроит?
Илья вновь начинал гундеть, что это нехорошо, если твоя знакомая будет приезжать сюда. Типа – что люди скажут!
- Илья! Не могу понять – что людям до моей личной жизни? Человек приезжает пообщаться… г-х-м… со мной. В моей комнате! Не в фойе же… мы общаться будем. И что тут такого? И кому какое дело? Да и приезжать она будет – пару раз в месяц!
В общем, уговорил. Хотя начальство еще некоторое время пыхтело и не успокаивалось. Типа – «облико морале»!
- Ты мне скажи, уважаемый директор, ты отказываешь мне в помещении? Скажи прямо! Ведь ты сам мне предложил эту комнату в качестве места для проживания, не так ли?