Время для жизни

Запутался он во всем этом, запутался! Скорее бы лето, что ли – свалить в Омск, в училище. А там… Там все довольно привычно! Что он, не помнит, что ли своего военного училища? Круглое – носить, квадратное – катать! Начальник всегда прав, а если он не прав – смотри пункт первый! Все ясно, четко, определенно!

«Ага-ага! Вот там-то, через месяцок, ты и поймешь, как тебе не хватает этих «многочисленных баб-с»! Эт-да! Так и будет, к бабке не ходи!».

Косов с улыбкой вспоминал, как еще на первом курсе, в конце его, в одном из учебных корпусов училища руководство затеяло делать ремонт. Но учебных аудиторий не хватало, потому и первокурсников не стали переводить по другим корпусам. То есть – тут в двух-трех помещениях идет ремонт; а вот здесь – будущие военморы постигают разные науки! Делали ремонт этот несколько бригад отделочников. Все, как на подбор – женщины. Причем женщины эти были, мягко говоря, не совсем молоды. Да что там! Младшей из них было лет сорок пять, не меньше! И были они… далеко не модельных внешностей!

Однако! Первый курс, для кого «увал» - только снится, как неизбежный крах капитализма. «Курки», которые женщин последние несколько месяцев видели только во сне…

Хотя в училище женщины все-таки были. Но что это были за женщины? Женщины в армии, по крайней мере тогда, были крайне редки. И училищные дамы, разного возраста и разной внешности, настолько привыкали к постоянному вниманию мужчин… ну – пусть – молодых парней! Что даже самая замарашка из них мнила себя – прынцесской! Еще по первости, будучи молоденькими девушками, только придя в училище на разные должности, они, проходя мимо толп курсантов, мимо марширующего строя, впитывали настолько густые и отчетливые флюиды… ага! желаний, что старались быстренько прошмыгнуть этакими мышками – потупив взор, и густо-активно краснея всеми частями тела. Но уже через год-два эти женщины обретали такую броню непокобелимости! что, казалось, подвигнуть их на адюльтер не смог бы и сам Марчелло, который Мастроянни. Да что там Марчелло?! Ален с Делоном, и Поль с Бельмондо – рыдали бы от безуспешности своих лямурных приступов! Вот такие стервы из них получались! Интересно, а как они жили, выходя за стены училища, с их то демонстративным презрением к мужскому вниманию? М-да-а…

Да! О чем это я? Так вот… эти зрелые и довольно потрепанные жизнью работницы мастерка и терки буквально и откровенно наслаждались взглядами определенной направленности со стороны курсантов-первокурсников! А толпы «курков», снующих по коридорам корпуса, периодически замирали в ступоре перед картинами, когда та или иная мастерица работала в позе «пьющего оленя», или же наоборот – вытягивалась вверх в попытке достать недосягаемые участки стены или потолка.

А как бросало в жар этих восемнадцатилетних парней! Ага, да-да! После учебных пар, курсантов частенько «запрягали» на подсобные работы. Бетон таскать в носилках или ведрах; кирпичи с места на место перетаскивать; мусор выносить… палубу оскабливать от известки и прочей «жбони». И порой такие перлы приходилось слышать от ремонтниц, что просто – ой!

И может быть что-нибудь и сладилось бы у них, но «курки» были восемнадцатилетними пацанами, которые подходов к женщинам, тем более – зрелым, не знали от слова – совсем!

«Ой, девчонки! А вон тот-то – розовощекий – хорошенький какой! Прямо – в жар меня кидает!».

«Да нет… вон тот, ушастенький… миленький такой!».

«А вот я помню… году так в шестьдесят пятом, что ли? Иду я, тогда еще молоденькая девчонка… Да лет семнадцать мне тогда было, да! Я только после «фазанки» в Севастополь по набору приехала! Так вот иду я… ну – вот где сейчас гастроном построили, знаете же? Ну… тогда-то там пустырь был, что ты! Здоровущий, да весь кустами заросший! Так вот… иду я, значит. А тут из кустов морячок выскочил! Молоденький такой, симпатичный! Я и мяукнуть не успела, как он меня в кусты затащил, юбку задрал и ну… Ой, девки! Что он только со мной не делал! Что только не делал! Я ж тем пустырем лет десять ходить потом боялась! А сейчас… и специально хожу-хожу по паркам там, или пустырям каким… И ни одна падла не выскочит! Как назло!».

Да-а-а… «духам», ну то есть первокурсникам – везде тяжко живется. Хотя… это только так кажется! Потом-то все эти неурядицы вспоминаешь, как сущий пустяк, пролетевший практически незаметно.

«Так вот… ага! О женщинах. А и пусть они будут – «Шло, ехало, брело. Потерялось – не мое!».

- Фатьма! Ты знаешь… я с тобой поговорить хотел…, - папироса в правой руке, и взгляд на огонек свечи, потому как на подругу он в этот момент смотреть… неловко было ему!

Женщина потянулась сладко, откинула в сторону мешавшую, растрепанную косу:

- Ну давай… поговорим! – как-то многозначительно у нее это прозвучало!

- Знаешь… я виноват перед тобой, вот что! Наверное… да я с самого начала, может быть и не желая того… но обманул тебя. Нет, не так! Ввел тебя в заблуждение, вот! Как бы это… в общем… хреновый я человек, а ты, видно, этого не поняла!

— Вот как интересно! Давай-давай… и что же дальше? – она, гибко изогнувшись, как-то по-змеиному села на попу, потом перекинула ногу через него и уселась сверху, - Ну! Чего же ты замолчал?

«Ага! И вот как мне с ней разговаривать? Сидит… ножки ровные, полные, смуглые, почти черные в свете свечи… бедра широкие, талия узкая и животика почти нет – свела она занятиями так полюбившийся ему животик! И груди небольшие, но такие… даже на вид тяжелые, смачные, очень правильной формы! И в глаза уставилась, ведьма! И так карие глаза сейчас – почти черные, аж оторопь берет! И на животе у него… чувствуется ее влага, от совсем недавних… чуть только времени прошло! занятий сексом!».

- Ну… я так не могу! От твоего вида… у меня и мысли-то из головы выдувает! – попытался вернуть настрой «на покаяние» Косов.

- Нет уж, Ваня, сказал «А», говори и «Б» - так же ты говоришь? И нечего тут… слабеньким прикидываться!

- Ладно! Вот я и говорю… ты неправильно меня… оцениваешь! Говорю – плохой я человек. А ты… ты вон какая – красивая, умная, хозяйка хорошая. И в постели… просто огонь! Нормальный мужик тебе нужен, чтобы семья… чтобы дети! Чтобы на руках носил!

- Ага… вон как? Бросить меня решил? – она наклонила голову чуть на бок, вроде как прицениваясь – придушить его, за ножом сходить, или просто – на хрен послать?

Он задохнулся от ее слов:

- Ты все не так поняла! Как тебя, такую… бросить?! Наоборот… я себя мудаком последним чувствую!

Она хмыкнула:

- Ты, Ваня, Достоевского что ли в последнее время читал? Или там… Толстого, Льва Николаича? Это у них там… все размышляют – плох ли я или вообще – чудовище? Или… а-а-а-а… поняла! Наблудил, что ли? Куриц этих своих… в клубе… наконец-то покрыл?

И опять – «вот как с ней разговаривать?».

- Ну что ты… Причем здесь Лида и Лиза? Да и не покрыл я их! И не курицы они вовсе!

- Нет, Ваня! Они – курицы! Если бы были нормальными женщинами, так уже давно бы… переспали с тобой! И я бы их тогда воспринимала как соперниц! А то… ковыряются что-то… ковыряются! Вроде и хотят, а вроде бы и нет – все раздумывают! Как там – «тварь я дрожащая или право имею!». Вот видишь – помню еще что-то из книг! А про баб, милый мой… так я давно тебе сказала, что у нормального мужчины может быть столько жен, сколько он может содержать! И на скольких у него сил хватит! Я вот больше опасаюсь той же Елены! Да еще и этой кобылы рыжей – Ритки! Вот они – да! Соперницы! Елена – так та уж очень женщина! Прямо вот – женщина!

Фатьма задумалась, отведя взгляд, почесала себе кончик носа:

- Знаешь… если бы мы жили на Востоке… Я бы даже сказала, что она была бы хорошей старшей женой! Такой женщине… ну, то есть старшей жене и подчиняться не стыдно! Умная, красивая, опытная! А вот кобыла рыжая…

Фатьма перевела взгляд на него, замолчала, во что-то вглядываясь в нем, потом протянула:

- Та-а-а-к… ты что же – переспал с Еленой, что ли? Вот как! А я-то думаю, что она вокруг меня стала круги наматывать… как та кошка – подкрадывается! И все мур-мур-мур мне, да мур-мур-мур! А оно вон как! Ну – теперь понятно! И знаешь… мне даже не удивительно! Мы же с тобой об этом говорили уже. Ну-у-у… я и не против! Она – сильная! Такую кобылку объездить – жена своим мужем гордиться должна! Так! А вот… и рыжая была? Ну – говори!