Время для жизни

Женщина упала ему на грудь, закрыв его лицо волосами все же раскрутившейся косы, и стонала все громче и громче, а потом стала и вскрикивать, когда его движения стали максимально резкими и сильными. Кончили они вместе.

Чуть отдышавшись, Иван поймал себя на мысли:

«Синяков бы у нее на попе не оставить… Похоже, я чересчур сильно их сжимал, когда… был на пике!».

Женщина молча лежала на нем. И эта горячая, упругая тяжесть так нравилась Ивану, что… он снова начала потихоньку двигаться снизу. Медленно… Ласково… Поглаживая спину от плеч и вниз… переходя на ягодицы.

Она снова начала постанывать.

«Как она быстро… отвечает. Очень чувственная…».

Фатьма приподнялась на руках и поставив локти ему на грудь, посмотрела Ивану в глаза. Хрипловатым шёпотом спросила:

- Ваня… а ты зачем так смотрел на меня… когда я… скакала?

- Потому что ты очень красивая, и потому что ты мне очень нравишься… а когда вот так… на мне сидела – так вообще… очень-очень красивая! А тебе не понравилось, что я смотрел?

Она опять уткнулась ему в грудь, и куда-то подмышку прошептала:

- Мне очень понравилось… На меня так никто не смотрел… Только ты сейчас… не останавливайся. Я чуть передохну и снова… поскачу… Это было… очень сладко!

Потом они снова отдыхали и предательское брюхо выдало Ивана с головой, заявив, что съеденное на рынке мясо… уже – все!

Фатьма подскочила и уставившись на него, чуть испуганно сказала:

- Сейчас я… что-нибудь приготовлю! Чуть-чуть подожди!

Иван притянул ее к себе за талию:

- Ничего готовить не нужно! Там есть хлеб, колбаса… Чай только вот согреть бы!

Женщина встала с кровати и попыталась натянуть юбку. Он придержал ее:

- Красавица… если тебе не холодно, не надо одеваться. Мне очень нравится на тебя смотреть…

Потом он сходил на улицу, накинув на себя только куртку, покурил, и захватив дров, вернулся в дом.

- Печку подкину. Чтобы тебе холодно не было!

Она, нарезая продукты на бутерброды, не поднимая головы тихо засмеялась:

- С тобой, Ваня, не замерзнешь!

Они попили чай. Потом Косов, подумав, открыл бутылку красного вина, налил себе и ей. Он смотрел на нее, любуясь бликами огня из приоткрытой двери печи на ее теле, а она молчала, чему-то улыбаясь.

Когда он потянул ее снова на кровать, она чуть замерла:

- Ваня! А тебе… не противно, что… вот… тогда Ильяс с этим… Хлопом. Вдвоем…

Иван обнял ее покрепче, распуская руки… везде распуская…

- Ты сейчас глупость сказала. И нет – мне не противно! Я об этом вообще не думаю. Сейчас ты со мной, и мне с тобой – очень хорошо. А то, что раньше было… то – быльем поросло!

Фатьма вздохнула.

- Хочешь, чтобы я доказал, что не противно? Хорошо…

Он приподнял ее и поставил на четвереньки на кровати, с краю. А сам присел у кровати на колени. «Да… так вот удобнее всего!». Женщина сначала не поняла, что он намерен делать и стояла покорно и молча. Но… когда он приник к ней…

- А-а-а-а-х-х… В-в-в-а-а-н-я-а… Зачем так… О-о-о-о…

Он с удовольствием и удовлетворением смотрел, крепко держа ее руками, как она содрогалась от наслаждения.

«Везет мне здесь с женщинами! Вера была хороша. И Зиночка – тоже. И вот – Фатьма… Пожалуй, она наиболее страстная из всех моих… знакомых!».

Если Вера была – хороша, но вот… чуть худовата; Зиночка, безусловно, красива и чувственна, но такой страсти в ней нет.

«А здесь… фейерверк какой-то!».

Когда они, в очередной раз отдыхали, Фатьма, положив голову ему на грудь, и закинув на него ногу, спросила:

- А вот ты сказал… ну… что вроде бы и есть у тебя кто-то… а вроде и нет. Это как?

Косов засмеялся и покосился на женщину:

- Ты ревнуешь, что ли? Не стоит… Там… знаешь… как игра. Девочка еще молоденькая, ей и хочется, и колется. Она то сама ластится, то потом – по месяцу носа не кажет, ни слуху о ней, ни духу. А мне… всерьез-то если… это и не нужно…

Он протянул руку, взял папиросы и спички, закурил.

- Я не предупредил тебя сразу… Мне через год нужно будет уехать. И я не знаю… вернусь сюда когда-нибудь, или нет. Потому и серьезного ничего заводить не буду. Вот… решай сама.

Она помолчала. Вздохнула:

- Год – это немало! А ты мужчина, ты сам решаешь, как поступить. И я… не ревную. Мужчине, если он может содержать семью, можно иметь четырех жен. А ваши… эти русские законы… они глупые.

Косов засмеялся:

- Может ты и права. Но тут и тебе решать. Я обманывать тебя не собираюсь. Помогу, конечно. Но если что – ты мне скажи, и я больше не приду.

«Только вот приходить сюда – все же хочется!».

Они не спали всю ночь. Ивану нравилась эта женщина, а ей… похоже… тоже нравилось.

- У меня теперь работы нет, рано вставать никакой нужды нет. А ты… ты не торопишься?

Косов улыбнулся:

- Нет. Завтра до вечера я свободен.

Удивило его и то, что Фатьма довольно спокойно отнеслась к его предложению… попробовать по-другому.

- А что ты удивляешься? На юге… это давно известно. Бача бази – слышал про такое?

Иван, то есть Елизаров, слышал. Об этом ему рассказывал его знакомый, который воевал в Афгане.

- Это, конечно, харам, - продолжала женщина, - но… там это, хоть и скрывается, но…распространено. Особенно раньше, среди богатых. Ну а тот, кто победнее, это делал со своими женами. Так что… это для меня… не ново. Ильяс… он же тоже таджик был.

Ему нравилось, что с одной стороны, она готова была обсуждать это, а с другой – все же смущалась. Уснули они уже когда рассвело.

Глава 13

Придя к назначенному времени в Дом Красной армии, Иван был остановлен в фойе не в меру бдительной старушкой-вахтером. Его слова, что он занимается в стрелковом кружке, бабульку не убедили – «Чёй-та я тебя раньше не видела!». Благо в фойе откуда-то из коридора вышел паренек лет шестнадцати, и подойдя к ним, спросил у Ивана:

- Ты Иван Косов?

Получив подтверждение, паренек кивнул бабуле – «наш человек», и та, ворча за отсутствие какой-то «членской книжки», была вынуждена пропустить Косова.

- Я – Аркадий. Тоже занимаюсь в кружке. Меня Артемий Сидорович за тобой послал. Иди, говорит, в фойе и дождись Косова Ивана. Тебе что, членскую книжку не выписали, что ли?

- Нет… Видно забыли.

- Ну ничего, выпишут. Так-то все проходят, только сегодня на входе баба Груша сидит, а у нее с бдительностью – у-у-у-у! на пятерых! А ты что так поздно записался-то? Занятия уже идут почти два месяца. Как догонять-то будешь? Мы же скоро к стрельбам перейдем, а ты еще теорию не освоил? А группа у нас хорошая, дружная! И ребята все интересные! А ты чем увлекаешься?

Ивану было сложно вставить что-то свое в это непрерывное словоизвержение, и он, пару раз набрав в легкие воздуха для ответа, и выпустив его – за отсутствием паузы в речи парня, решил помолчать. Благо и пришли они быстро.

Ну что сказать – обычная учебная аудитория. Только многочисленные плакаты по стенам на различную воинскую тематику, да различные макеты оружие, его частей и механизмов на стендах, давали понять, что учат тут вовсе не филологии. Почему-то вспомнилась Лидочка, и Иван не смог удержать легкую улыбку.

«Все-таки она – интересная женщина!».

И эта постоянная легкая пикировка с нею, на грани флирта, изрядно взбадривали Косова, заставляя искать умные, или – остроумные ответы. Да и просто поболтать с ней было интересно, далеко не глупая женщина. Правда очень уж в литературу упертая, и может потому несколько от реальной жизни оторвана. Профессиональная деформация, не иначе. Хотя какая профдеформация – она же молодая еще?

За столами, расположенными в три ряда, сидели парни и девушки. Разного возраста, на вскидку – от пятнадцати и до… примерно двадцати двух-двадцати трех лет. Девушек было пятеро, а нет – шестеро. Одна уж очень коротко, под мальчика, была подстрижена. И парней… ага – пятнадцать. С ним, стало быть – шестнадцать.