Страница 6 из 10
– Чёрт, да что ж такое? Готов тебя сожрать. Мм… Всё! Назначим дату! И у тебя ещё останется возможность выйти замуж во вменяемом состоянии. – Поглядывая через моё плечо, Гордон нервничал, пряча тревогу за воображаемыми угрозами и озорной усмешкой. Я фыркнула, разрушая его давление. Но плут не позволил мне сосредоточиться на главной проблеме и, избегая разоблачающих вопросов, перевёл наше общение в горизонтальную плоскость и на его собственнические интересы. – Пока я не опустился до архаического права, превратившись в неандертальца, и не дискредитировал твою непорочную репутацию, выкрав из дома, поторопись.
«Поторопись?!» – слово, и у меня появились и без того веские причины для честного диалога. Оказавшись в постели под ним, я недоверчиво упёрлась в его грудь ладонями, и Гордон принял за линию поведения вторую сторону принципа «кнута и пряника». Жертва наваждения уже переживала приступ вожделения и не могла оторваться от мужественного торса:
– Ну, Любовь моя, давай оценим преимущества… – Пока хищник рокотал от удовольствия, а мои пальцы, губы и язык детально изучали «декларируемые» им преимущества, я продиралась сквозь пелену подозрительно навязчивого физического притяжения: «Что-то у Гордона стало слишком много полномочий. Придётся идти на радикальные меры». Внутренне готовясь к предстоящей «благой вести» для своего голодного неандертальца, я так и не определилась с седативным средством. Но его неосторожные манипуляции придали мне решимости:
– Дата? Хорошо. Шесть месяцев. – Я знала, что последствия его реакции могут быть непредсказуемо разрушительными, но меня оглушило до потери слуха:
– Полгода?! – Гордон взревел разъярённым львом. Читая по его губам проклятия, я оценила состояние возлюбленного и пришла к объективному выводу: «Да можно наугад брать что-то из его аптечки и подливать в утренний пустырник17!». Укорив себя за неуместный сарказм, я прочистила горло:
– Мне остался последний курс. Через четыре месяца госэкзамены, диплом в июне. Хочу сосредоточиться… – Закончить прошение не успела. Гордон взорвался:
– Июнь?! Да это восемь месяцев! Учёба – не причина для отсрочки. Ты смело пожертвовала ею, когда улетала в Евро-о… – Гордон замер на полуслове. Миг, и он сорвался с кровати. – Стоп! Это ты так дипломатично отказываешь мне?!
Возмущение Гордона стремительно перетекало в фазу неуправляемой параноидальной горячки. Глаза полыхали синим пламенем. Анализируя его опасную близость к стеклянным панелям, я попыталась вернуть разговор в мирное русло:
– Я прошу о паузе.
– Пауза?! – Монстр сглотнул, хрустнул шейными позвонками и, возвратив голову в естественное физиологическое положение, преодолел мутацию. Слух вернулся. Но его деспотичный императив стоил мне приступа гипоксии. – Одевайся! Едем в ЗАГС. Документы у меня. Я сказал – немедленно! Или могу воспользоваться старыми приёмами. Тогда твоё участие вообще не потребуется. Выбирай.
Температура в комнате резко упала. Фонтанируя «неизречёнными» бранными словами разгневанный хозяин вспышками формаций вымораживал и без того выстуженное пространство. А я куталась в холодное влажное полотенце и содрогалась от перспектив бесправного существования: «Смиряться под твою крепкую руку – разве это моя судьба? А дальше что? Газлайтинг18?». Демо-версия выглядела убедительно. Гордон, не глядя, кидал вещи в мою сторону и возмущался:
– Да что там регистрация! Расценивай эту формальность, как мою уступку твоей пуританской ограниченности, твоим дурацким принципам – «Всё должно быть официально». Может, тебе ещё и моя фамилия не нравится? Бриги мечтали выдать тебя замуж. За кого – было не принципиально. А сейчас леди жива, здорова и свободна. И проявляет редкую разборчивость? – На этом смирение наследницы Бриг себя исчерпало: «Это намёк на мой должок?!». Но не его упрёк, рассчитанный на мою совестливость, оказался неожиданностью. Ссылаясь на свою жертву за мою свободу от вины, которая послужила началом моего ментального выздоровления, бывший бесноватый умышленно не упомянул мой скромный вклад в его духовный статус. Я не стала мстить за себя, а предоставила хищнику возможность самому огребать последствия своего безумия. Но его слова оказались роковой ошибкой:
– Нет, был бы уродом, нищим или одержимым. Да предложи я съехаться – любая бы побежала, не раздумывая! Ещё сама бы заплатила, чтобы греть постель. Да мне по социальному статусу положены содержанки и любовницы. Нет, ты избегаешь любой огласки! Переехать ко мне отказываешься. Девочка, в каком веке ты живёшь? Что у тебя за тараканы? Современные девушки совершенно не испытывают никаких неудобств от гражданских отношений. Это давно уже перестало относиться к разряду компромата и скандальной репутации. Потрахались и разбежались. Никаких предубеждений. Это норма. Для всех, кроме тебя! В чём дело? – Ветхая натура собственника проступала прогнившим скелетом беспринципных требований. Моя честь обесценивалась, сердце схватывалось льдом, поднималась поруганная независимость:
– В чём дело? Ну, возможно, у заявленных тобой особ просто выбор не велик? В отличие от моего множества альтернатив. А твои несчастные девицы, видимо, те прошлые скандальные любовницы, посчитались достоинством и честью. Вот и не вправе диктовать свои условия тем, кто их домогается и склоняет к сожительству.
Гордон захлебнулся яростью, но пропустил компрометирующую часть:
– Значит, мой секс для тебя сожительство?! – Буйный психопат уже предстал брезгливым циником. – Исчислен, взвешен19 и оказался недостаточно хорош для искушённой жрицы? Так вот причина! Ты и Ивана так дисквалифицировала? Неделя испытательного срока, и на выход? И у тебя снова появился выбор…
Его абсурдный, откровенно пошлый вывод усугубил ситуацию. Моя гордость поднимала знамя против собственнического террора.
– Выбор есть всегда. Я знаю себе цену. Я не наложница и не твоя собственность. И не вступаю в отношения под давлением потерь, выгоды и обстоятельств. – Я одевалась под хищным взглядом чудовища и с каждым движением только надёжнее отстраивалась в своей суверенности. У окна в три погибели уже громоздился четырёхметровый истукан. Я получила шанс познакомить парня с полной версией своей позиции. – Меня не интересуют ни нормы, ни приличия, ни современные взгляды на мораль. Мне важна только моя система ценностей, которую ты бессовестно разносишь уже второй год. А что взамен? Опять твои тайны и деспотизм, прикрытые мужской гордыней. Проблемы с самообладанием? Или с честностью? Можешь приступать к поискам новых пассий, более уступчивых, непритязательных и современных. Я в этом не участвую. Аут!
Я вскочила с кровати и решительно направилась к выходу. В метре от двери на меня напал разгневанный хищник. Меня швырнуло обратно на кровать.
– А с чего ты вдруг решила, что я позволю тебе выбирать? – Он рычал надо мной, испепеляя ультрамариновыми софитами. Голос срывался на металлический скрежет. – Ты принадлежишь мне. Ты – моя половина. Ты часть меня. Я твой бог. Я!
«Да здесь психиатрическая vip-палата для шизофреника с идиолатрией20?!» – я не собиралась изображать поруганное достоинство, поёживаясь под яростным взглядом рассерженного Херувима. Открыто глядя в его дикие глаза, я потребовала ответа на вопрос, который послужил причиной этих бредовых дебатов:
– Что с тобой происходит?
– Что? – Сбой в его мутации. Растерянный Гордон отпрянул, перевоплотился человеком. Мгновение. И он замер у окна: на гипсовом лице – маска сноба, руки скрещены, брови сдвинуты. Глаза прищурены в циничной усмешке. Он закрылся.
17
Препараты пустырника успокаивающе действуют на центральную нервную систему.
18
Манипулятивное поведение с целью заставить человека сомневаться в адекватности своего восприятия реальности.
19
Здесь – человек оказался бесполезен, не оправдал ожидания. Перефраз – Ветхий завет, Дан. 5:26-28 – …исчислил Бог царство твоё и положил конец ему… Ты взвешен на весах и найден очень лёгким…
20
Патологическое самообожание, обоготворение самого себя.