Джессика

— Не знаю. Может быть. Запаха я не почувствовал, но все окна плотно закрыты…

— А по-моему, она просто куда-нибудь уехала.

— В отпуск на море? — усмехнулся Рик.

— Почему нет? Даже слепые и обожженные ездят отдыхать. Вряд ли, конечно, она станет загорать на пляже в ее нынешнем состоянии, но есть масса других…

— Тогда бы она оставила объявление на двери, — перебил Рик. — Мол, закрыто до такого-то числа.

— Возможно, бумажка отклеилась и упала на пол. Или она решила, что подобное объявление привлечет воров. Там не самый хороший район, так ведь?

— Я заходил к парикмахеру в том же здании. Он тоже ничего не знает. Сказал, что эта особа навевает на него жуть и что они не общаются.

— Вот именно. Вот если бы о ней ничего не знал лучший друг… а так — все это ровным счетом ничего не значит. У нее же есть сестра, она подняла бы тревогу.

— Мы еще не знаем, что могло случиться с сестрой.

— Этак ты виртуально уморишь половину города, лишь бы защитить свою гипотезу. Давай все-таки не множить сущности, как заповедовал Оккам.

— Ну, допустим, — вынужден был согласиться Рик. — Ты-то сам как?

— Живой, как видишь, — проворчал Малколм. Конкретизировать ему не хотелось, ибо с утра он чувствовал себя не лучшим образом. Ничего конкретно не болело, просто им владели общая вялость и апатия. Он мучительно боролся со сном на бесконечно тянувшихся лекциях и буквально заставил себя поесть в университетской столовой, практически не чувствуя вкуса, хотя обычно там готовили вполне неплохо. Малколм не знал, относить ли это к недосыпу (он все пытался вернуться к прежней шестичасовой норме и вечером накануне оставил себе на сон только семь часов) или же к своему психологическому состоянию. Он тосковал по Джессике, в этом не было никаких сомнений. Точнее говоря, сами по себе несколько дней разлуки не были бы для него проблемой, но вот мысль, что это теперь навсегда, вгоняла в депрессию. «Наверное, теперь бы я уже не увидел на ее лице никаких пятен», — думалось ему. Он больше не смотрел на ее фото (хотя и никак не мог заставить себя их удалить), но принцип «с глаз долой — из сердца вон» никак не хотел работать, хотя Малколм и говорил себе, что просто прошло еще слишком мало времени. Но тенденция скорее была обратной.

Утром пятницы Малколм проснулся с головной болью и тошнотой. Возможно, это от голода, вяло подумал он, поскольку накануне вечером так и не смог заставить себя поужинать — лишь выпил чаю. Сейчас его мутило при одной мысли о еде, так что его завтрак стал таким же — он лишь сыпанул в чай побольше сахара. Вместе с принятой таблеткой это, кажется, помогло — по крайней мере, промучившись первый учебный час и мало что восприняв из объяснений преподавателя, ко второй половине пары Малколм почувствовал себя лучше. В обеденный перерыв он спустился в столовую и взял рыбу с печеной картошкой и стручковой фасолью.

Прежде, чем он успел приступить к трапезе, к нему подрулил Рик. На его тарелке в окружении картошки фри покоился сочный кусок мяса, вид и запах которого вызвали у Малколма внезапное отвращение. Сам он воздерживался от мяса по сугубо рациональным соображениям, прочитав достаточно статей о его вреде для здоровья, но никогда прежде не испытывал эмоций в стиле «какая мерзость, вы едите куски расчлененных трупов!» Но вот теперь ему почему-то живо представились шевелящиеся в смачном куске на тарелке Рика черви, а красно-коричневый соус для барбекю казался жижей, выдавленной из гниющего кишечника. Ярко, словно это было час назад, вспомнился раздавленный Цербер…

— Я отловил Тину, — сообщил Рик. — Ну, ту девчонку, которая до сих пор на меня злится и не хочет разговаривать. Но я убедил ее, что это серьезно. Что Лайза пропала, и надо связаться с Линдой. И что я вовсе не придумал это для того, чтобы снова подкатить к ней, в смысле к Тине… и к Линде тоже. Она сказала, что не видела Линду уже несколько дней, но ей не приходило в голову беспокоиться. Типа, у нее своих проблем хватает… и я, надо полагать, одна из них, — самодовольно ухмыльнулся Рик. — Ну и вообще, они, на самом деле, не такие уж близкие подруги…

— Короче! — потерял терпение Малколм.

— Она позвонила Линде при мне. Та в ответ прислала сообщение, что все в порядке. Лайза куда-то уехала по делам.

— Ну вот видишь, — пожал плечами Малколм.

— Тина не видела Линду. Даже не слышала ее голоса. Все, что мы видели — это текстовое сообщение.

— Которое, конечно, послал убийца, завладевший мобильником жертвы, — усмехнулся Малколм. — Рик, кого ты подозреваешь? Если Джессику, то она неспособна слать сообщения на телефон, уж можешь мне поверить. А если кого-то еще, то кому это надо?

— Не знаю. Просто это довольно странно. Тина говорит, Лайза уже совершала подобные поездки — главным образом чтобы ознакомиться с очередным фолиантом, к которому можно получить доступ только в какой-нибудь библиотеке, или даже в частной коллекции. Но она всегда брала Линду с собой, ей же нужна зрячая помощница. А сейчас в сообщении было не «мы уехали», а «она уехала».

— Лайзе лучше знать, что ей нужно, — Малколм ковырнул вилкой свою еду и отправил в рот, давая понять, что считает тему исчерпанной.

И тут же его рот и нос наполнились вкусом и запахом тухлятины и гнили. Малколм вытаращил глаза, судорожно кашляя, и в следующий миг его вырвало прямо на стол.

К врачу он так и не пошел, несмотря на настойчивость Рика. «Замучают меня всякими обследованиями и ничего не найдут, — твердил Малколм. — Наверное, просто попался кусок несвежей рыбы». «В нашей столовой не бывает несвежей рыбы, — возражал Рик, — а если да, то это большой скандал. Но ту же рыбу ело множество человек, и никто больше…» «Ну, значит, психосоматика. Мясо на твоей тарелке заставило меня думать о разложившихся трупах, вот и…»

— Ты знаешь, что это значит, — заявил, наконец, Рик без обиняков. — Это она.

— Ну в общем то, что мы расстались, действительно… действует на меня депрессивно, — нехотя признал Малколм. — Психосоматика, как я и говорю.

— То есть, по-твоему, во всем виновато лишь твое самовнушение? — ядовито осведомился Рик. — Как и у всех тех, кто умер из-за нее?

— Она меня отпустила, — с нажимом повторил Малколм.

— Ты сам говорил — она может передумать.

— Ладно, Рик, ты в любом случае ни на что не можешь повлиять. И вообще, это не твое дело.

— Мое, если ты блюешь в мою тарелку.

— Извини.

— «Извини»? Это все, что ты хочешь сказать?

— Это было нечаянно. И, кстати, я ведь не просил тебя подсаживаться за мой стол.

Рик возмущенно фыркнул, но, наконец, отстал.

Вечером Малколм осторожно поел крекеров. Они не вызвали у него тошноту, напротив, он с аппетитом умял целую коробку. Мысли о рыбе тоже уже не вызывали у него отвращения, и Малколм почти убедил себя в том, что инцидент в столовой был лишь досадной случайностью, которая не получит продолжения. Ни в чем люди не убеждают себя столь охотно, как в этом.

В субботу, однако, он опять проснулся с тяжелой головой. Вяло протянув руку за лежавшим на тумбочке мобильником, он убедился, что проигнорировал все усилия будильника и снова проспал почти одиннадцать часов — так что разбитость была вполне естественной. Рика в помещении не было, как и его куртки на вешалке — что Малколма, как всегда, устраивало. Он выбрался из-под одеяла и поплелся под душ, надеясь, что ему удастся взбодриться без помощи таблетки от головной боли.

Малколм обрушил на себя холодную воду, от которой перехватило дыхание (некстати вспомнилось ночное озеро и труп со вспоротым животом — интересно, как там дела у следствия, все еще ищут неизвестных мафиози из Нью Йорка?), потом обжигающе горячую, потом снова холодную, потом настроил приятно теплую. Самочувствие и впрямь стало лучше, и Малколм подумал, что надо бы сходить прогуляться (но не в парк, нет. Куда-нибудь в другое место, даже просто пройтись по улицам.) Потом он вспомнил, что, кажется, со всеми этими неконструктивными эмоциями давно уже не мыл голову, и потянулся за шампунем, а затем, зажмурив глаза, принялся щедро намыливать волосы.