Джессика

А может, даже не ломки, а болезни сродни химическому отравлению или радиоактивному поражению, прогрессирующей по мере накопления дозы. Действительно ли для живого безопасно общаться с мертвым? Эффект одной беседы, может, и не заметен, но когда это общение происходит постоянно… Кто и когда исследовал этот вопрос? Никто и никогда, разумеется. Кроме, может, чернокнижников из фолиантов Лайзы, но они шарлатаны. Во всяком случае, авторитетных источников на эту тему не существует.

А сама Джессика? Что, если ее «всевластие» действует на нее как раз так, как описано у Толкина? Постепенно превращая чудесную девушку в… назгула? Горлума? Она сказала, что ни за что не повредит Малколму. Ну да, ей не нужен второй Карсон. Карсона она покарала, когда тот был ей уже бесполезен, а Малколм ей пока что полезен, и она, конечно, постарается его не отпугивать. Она умная и сама все понимает про контрпродуктивность. Но где гарантия, что она сказала ему правду?

И главное — насколько она сама способна контролировать то, что делает? Малколму снова вспомнилась участь ее родных. «Я просто хотела быть с ними». «Я очень скучала тут без тебя». Найдите десять отличий. Найдите хоть одно… Что, если Лайза и Рик все-таки правы? Если Джессика — и тут уже даже не столь важно, вольно или невольно — убивает его своей любовью, в самом буквальном смысле?

Малколм скосил глаза на девушку, сидевшую справа от него. Та, хотя и продолжала следить за событиями на экране, поймала его взгляд и улыбнулась ему. Свет от экрана падал на ее лицо — в фильме как раз началась какая-то ярко освещенная сцена — и в этом свете Малколм заметил небольшое темное пятно на скуле у Джессики. Его первым побуждением было сказать ей, что она испачкалась, но он тут же сообразил, что как раз она нигде испачкаться не могла в принципе. Ему даже показалось, что он различает на поверхности этого пятна что-то вроде… плесени.

Малколм похолодел. Он вспомнил, что Лайза рассказывала о Карсоне. Какой он видел Джессику в их последние встречи.

Разложение.

Джессика поняла значение его взгляда, и ее улыбка сползла, превратившись в испуганную гримасу.

— Мое лицо? — спросила она. — Что-то не так с моим лицом?

— Н-нет, — выдавил из себя Малколм. «Это только мое собственное воображение. Это же мой сон! Мне нужно просто поверить, поверить, что с ее лицом все в порядке…» — Твое лицо, как всегда… — произнес он, но не смог заставить себя сказать «прекрасно».

Джессика закрыла лицо ладонями.

— Нет! — воскликнула она. — Только не опять!

— Джесс, — мягко произнес Малколм. — Это просто моя иллюзия. Дурацкая ассоциация из фильма, — он нажал кнопку на пульте, останавливая показ. — Ты тут ни при чем.

— Я же старалась дать тебе все! — она, казалось, не слушала. — Все, что ты мог пожелать! Чего у тебя никогда бы не было… там! Почему, Малколм? Разве нам не было хорошо вместе?

— Было, и… почему в прошедшем времени… — пробормотал он.

— Ты больше не любишь меня, — покачала головой она, не отнимая рук от лица. — Это верный признак.

Малколм растерянно смотрел на нее. Только что он думал об опасности — смертельной, а возможно, и хуже чем смертельной, исходящей от Джессики — и в ужасе глядел на первые признаки разложения на ее лице. Но сейчас, глядя на хрупкую девушку, в отчаянии прячущую лицо в ладонях, он снова чувствовал лишь горячее желание утешить, успокоить, защитить ее. Если он и испытывал в этот момент злость, то только на самого себя, который так расстроил ее и подвел.

— Джесс, ты неправильно все поняла… Это всего лишь стресс… я, ты понимаешь, боялся, что… кто-нибудь еще пострадает… но это вовсе не значит, что я…

— Я же освободила тебя от твоего обещания, — доносилось из-под ее ладоней. — Все, как ты хотел. Что не так? Что я еще могу сделать?

— Ничего, Джесс. Все в порядке. Все хорошо… — «Это самая большая ложь, какую люди говорят друг другу», тут же подумал он и поправился: — Все будет хорошо, — «А это — ложь № 2!»

Ему невольно захотелось успокаивающе обнять ее за плечи, он даже уже протянул руку — но в последний момент испуганно отдернул, вспомнив ее предупреждение: «Ты не должен прикасаться ко мне!» Он не знал, заметила ли она этот жест.

— У всех бывают… сложные моменты в отношениях, — продолжал он вслух, в то время как холодный критик в глубине его разума не унимался: «До чего пошлая фраза. Ты вычитал ее из женской колонки в газете?» — Это совсем не значит, что все кончено.

Джессика молчала. Она не всхлипывала (у Малколма мелькнула мысль, что она больше не может плакать, ведь это тоже физиология), но и не открывала лица.

— Нам надо… как-нибудь развеяться, — нерешительно произнес он. — Сменить обстановку…

— Достроить еще одну комнату? — осведомилась Джессика с грустной иронией.

— Жаль, конечно, что ты не можешь покинуть это место, — сконфуженно пробормотал Малколм, поняв, что ляпнул глупость.

— Но ты можешь, — возразила она, неожиданно ухватившись за эту мысль. — Тебе, наверное, скучно все время сидеть тут со мной. Давай, сходи прокатись, если хочешь. Или полетай на скейте. Или… хочешь что-нибудь еще? Чтобы к этому берегу подошла яхта, к примеру?

— Боюсь, это озеро маловато для прогулок на яхте, — усмехнулся Малколм, — к тому же я понятия не имею, как ей управлять. В смысле той, которая с парусами. Но на «Роллсе» я бы, пожалуй… только ты не обидишься, что я оставляю тебя здесь одну?

— Нет, конечно. В конце концов, зачем подарки, если ими не пользоваться?

Малколм вышел из дома (дверь наружу имелась в каждой комнате) и направился к автомобилю, который стоял уже не на траве, как поначалу, а на мощеной булыжником стоянке под стилизованным под старину фонарем — часть их с Джессикой благоустройства. В свете фонаря он внимательно осмотрел машину. У него были опасения, что он и здесь обнаружит пятна ржавчины или что похуже (по этой причине он не рискнул пользоваться летающим скейтом). Однако «Роллс-Ройс» все так же безупречно сиял хромом и полировкой и завелся с пол-оборота. Малколм включил фары (он уже разобрался, как это делать), нажал кнопку, открывающую ворота, и выкатился на усыпанную тонким белым песком подъездную дорожку (также отсутствовавшую в реальном мире), которая вела к опоясывающей озеро аллее.

«Вдоль дорожки тоже надо сделать подсветку, — подумалось ему. — Голубые плафоны на уровне земли. А лучше даже — меняющие цвет. А во дворе разбить клумбы, хватит уже с нас этой дикой природы. И парочку статуй, почему нет? А может, и фонтан, так, чтобы его хорошо было видно Джессике…» Он чувствовал себя солидным господином, выезжающим на собственном «Роллс-Ройсе» за ворота собственного особняка и спокойно, по-хозяйски размышляющим о дальнейшем обустройстве своего имения — и это чувство было чертовски приятным. И у него снова мелькнула мысль — а так ли плохо остаться здесь навсегда? В мире, где он может получить в буквальном смысле все, что способен вообразить, и где не надо больше беспокоиться ни о чем — ни об учебе, ни о работе, ни о деньгах, ни об экономических, политических и прочих кризисах и проблемах… Ни даже о собственном здоровье, старении и смерти. Остаться вечно молодым, как Джессика и вместе с ней. А что до всех прочих людей, то разве ему не хотелось всегда жить так, чтобы общаться с ними как можно меньше?

Но Малколм тут же напомнил себе, как опасно забывать про истинный смысл слова навсегда. Исследовать потусторонний мир было бы, наверное, не менее интересно, чем реальный — если бы он был столь же бесконечен и столь же объективен. Но если все, что здесь есть — это лишь продукты собственного воображения, то это приестся достаточно быстро. Даже сейчас они с Джессикой смотрят фильмы из мира живых и обсуждают происходящие или происходившие там события. А если этот источник новизны прекратится… И к тому же — если все это существует, лишь пока он видит это во сне, то что будет после его смерти? Не выйдет ли так, что все эти дома, машины и прочие воображаемые сокровища исчезнут, а он будет обречен вечно сидеть рядом с Джессикой, не имея возможности сдвинуться с места?