Джессика

Малколм вдруг почувствовал, как к горлу подступает тошнота, но, сглотнув несколько раз, сумел удержаться от рвоты. «Хорошо, — подумалось ему. — Не стоит оставлять здесь свои… биологические следы. Хотя следов тут, наверное, и без того… он меня хватал, я его… на ноже вроде бы моих отпечатков быть не должно, но все равно… Нет, с моей стороны это, конечно, самооборона, и вообще он в общем-то сам себя зарезал. Но каково будет убеждать в этом полицию? Тут уже даже не скажешь, что просто случайно проходил мимо и услышал крики…» У Малколма вдруг мелькнула мысль, что его ситуация напоминает ту, в которой оказалась Триша после самоубийства Джессики, только стороны поменялись местами. И пусть даже его в итоге оправдают, он совершенно не хочет проходить через то же, что и Макмердон. Кажется, она провела в тюрьме больше полугода… Нет, вмешивать полицию не следует категорически!

Значит, надо, как он уже подумал, избавиться от тела. Закопать его где-нибудь в лесу не получится — у него нет лопаты, и ночью негде ее раздобыть. Тогда остается утопить в озере, и лучше подальше отсюда. Рано или поздно, конечно, труп все равно найдут — но спустя недели или месяцы в воде на нем не останется уже никаких следов, позволяющих выйти на Малколма… Если разложение зайдет достаточно далеко, то и личность самого мертвеца вряд ли определят, несмотря на то, что у полиции есть его отпечатки пальцев. Хотя это как раз не критично — Брант, по всей видимости, не знал даже имени Малколма, и никаких документов или свидетельских показаний, связывающих этих двоих, не существует. Надо просто не допустить, чтобы полиция начала расследование по горячим следам и именно в районе скамейки Джессики.

Малколм сгрузил свой рюкзак на землю и присел на корточки рядом с трупом, думая, надо ли забрать документы Бранта. Пожалуй, все-таки нет: если копы установят его личность, то скорее станут искать кого-то из прошлого Бранта, нежели никак с ним не связанного студента местного университета. Однако надо все-таки обшарить его карманы и убедиться, что у него нет при себе ничего, указывающего на Малколма. Скажем, фотографии, сделанной во время слежки из-за деревьев… хотя — кто в наше время делает бумажные фотографии? Мобильник — вот где могут быть снимки!

Малколм принялся озираться в поисках упавшего телефона, и тут же, словно в ответ на его мысль, среди гниющей листвы засветился сиреневым маленький экранчик и мгновением спустя заиграла уже знакомая мелодия. Малколм поднял мобильник и прочитал имя звонящего — «Д-р Блюменштраусс». Надо же, мелькнуло в голове у Малколма, он вбил такое длинное имя в контакт-лист полностью, не прибегая к сокращениям — впрочем, о почтении Бранта к доктору куда наглядней говорил тот факт, что именно желание безотлагательно выслушать звонок от него стоило Бранту жизни. Если, конечно, тот звонок тоже был от него — но, скорее всего, Блюменштрауссу был выделен персональный рингтон…

Не особо задумываясь, не станет ли это лишней уликой, Малколм поднес трубку к уху и нажал кнопку приема.

— Фред? Фред, вы меня слышите? Это доктор Блюменштраусс.

В трубке возникла выжидательная пауза, и Малколм вынужден был буркнуть что-то утвердительное, надеясь, что по этому короткому звуку абонент не поймет, что говорит с другим.

— Я только что звонил вам, но связь оборвалась… Фред, боюсь, у меня плохие новости. Я уже говорил вам, сегодня вечером состояние вашей дочери резко ухудшилось и… мы сделали все возможное, но, к сожалению, она умерла, Фред. Мне очень жаль. Но я с самого начала предупреждал вас, что шансов у нас не очень много, — доктор помолчал, дожидаясь реакции, но, так и не дождавшись, произнес: — Фред, вы поняли, что я сказал?

Малколм разорвал связь.

«Спасибо, Джессика, — подумал он. — Это было очень вовремя».

Телефон в его руке, как он уже убедился, был не смартфоном, а какой-то простой и дешевой моделью — видимо, из тех, которые, как рассказывала Герти, раздают малоимущим. Фотографировать им было нельзя. «Вот и замечательно», — подумал Малколм и выключил телефон. Прежде, чем экранчик погас, юноша обратил внимание на собственные кровавые отпечатки на экране и корпусе. Все это надо будет тщательно смыть, прежде чем засунуть мобильник в карман владельца… Перчаток у Малколма с собой не было — он привык, что в спальном мешке тепло и без них. Но вода, конечно, все смоет…

Шею все-таки саднило, и по ней стекало что-то мокрое — то ли пот, то ли кровь. Малколм машинально потрогал, затем посмотрел на свою руку. Это ничего не прояснило — рука и так уже была в крови, но вроде бы заметно больше этой крови не стало. «Все-таки этот гад меня порезал, но, кажется, не сильно. Просто царапина…» Тем не менее это заставило его вспомнить о необходимости умыться. Он присел на корточки возле воды и долго тер руки, лицо и шею, а затем постарался, как мог, оттереть пятна на куртке. Потом подышал на закоченевшие пальцы и вновь вернулся к трупу, брезгливо поморщился — проклятая физиология! — но удовлетворенно отметил, что желания блевать у него больше не возникает. Вероятно, этому способствовало слишком слабое лунное освещение, не позволявшее различать цвета и детали. Стараясь, тем не менее, не смотреть на ободранную голову Бранта, Малколм принялся обшаривать его карманы.

Ничего опасного для себя или примечательного он там не обнаружил. Не было даже ключей от машины и от чего-либо похожего на номер в мотеле. Должно быть, Брант приехал в город на автобусе, а спал… может быть, и на автовокзале, если не здесь же в парке. Во всяком случае, его внешний облик и запах немытого тела — еще до того, как он учинил свое кровавое жертвоприношение — вполне соответствовали такому предположению. В уже знакомом Малколму облезлом бумажнике обнаружилось, помимо фотографии Грэйс, водительское удостоверение (вероятно, на имя Фреда Пеппино, хотя в темноте было не разглядеть) и несколько долларовых купюр с мелочью. Никаких кредитных карт. Мгновение поразмыслив, Малколм отправил наличные в свой карман. Почему нет? Бранту они все равно больше не понадобятся, а наследников у него не осталось.

Прочее Малколм запихал обратно, сунул во внутренний карман Бранта окровавленный нож и со вздохом поднялся. Теперь самое трудное и неприятное. Оттащить труп как можно дальше отсюда и утопить его в ледяной воде как можно дальше от берега. Причем просто волочь его за руки или за ноги не годится — на земле останется характерный след. Значит, придется, вот же черт, взгромоздить его на спину и так донести до асфальта, а там уже дальше можно и волоком… Малколм еще раз посмотрел через озеро, всматриваясь и вслушиваясь в ночь. Нет, никаких полицейских сирен. Он вновь наклонился, натянул куртку мертвеца на его освежеванную голову и туго затянул завязки воротника. Не то чтобы куртка была идеально герметичной, но можно надеется, что, пока он тащит тело, кровь не успеет просочиться наружу.

Малколм ухватил труп под мышками и попытался поднять, но вроде бы худой Брант (превосходивший, впрочем, Малколма ростом) оказался неожиданно тяжелым. После нескольких неудачных попыток поставить его вертикально, дабы потом взвалить на спину, Малколм все же оттащил его волоком к скамейке, благо это было всего в нескольких шагах, и свалил туда. «Извини, Джессика, — пробормотал юноша. — Сегодня, сама видишь, у нас ничего не получится. Когда я разберусь с ним, мне еще надо будет добраться до общаги и привести себя в порядок, пока ночь и меня никто не видит…» Он усадил мертвеца на скамейке (тот все норовил завалиться то вперед, то вбок) и, наконец, из такой позиции, закинув мертвые руки на плечи, как лямки рюкзака, сумел с усилием подняться и, наклонившись вперед, потащил труп на себе в сторону аллеи. «Как же от него воняет», — думал Малколм с отвращением, переставляя ноги и надеясь не запнуться о какой-нибудь корень.

Он благополучно добрался до аллеи и, пройдя еще несколько ярдов в прежнем режиме, все же свалил труп на асфальт, дабы дальше уже волочь его за руки по дорожке. «Не хватало сейчас только Кевина № 2 — любителя кататься на велосипеде по ночам, — мрачно думал он. — Джессика, если ты меня слышишь, не пускай никого сюда! Делай с ними что угодно, но пусть никто не пройдет в парк, пока я не закончу!» Если это все-таки случится, мне придется его убить, подумал Малколм. У меня просто не будет другого выхода. Малколм даже попытался представить, как именно он это сделает. «Я наткнулся на раненого парня, а у меня нет с собой телефона. Вот тащу его к выходу. Вы очень кстати, помогите мне…» Ночной гуляка, конечно, скажет, что тащить больше нет никакой необходимости, потому что у него-то мобильник есть. И полезет за таковым. И пока он отвлечен этим, Малколм выхватит из кармана мертвеца нож… или даже скажет так: «О, какая удача! Посветите сюда, я не могу понять, что у него с лицом» И когда тот парень наклонится и сдернет куртку с головы Бранта, можно не сомневаться, на пару секунд он потеряет дар речи и способность замечать, что творится у него за спиной.