Сирруш

Сирруш

Пролог

Утерев от пота широкий лоб пухлой рукой, Абару крикнул:

— Лев или антилопа?

— А? — донеслось снизу.

Закатив глаза, он набрал в легкие побольше воздуха и пробасил:

— Лев или антилопа?!

— Что?

Заскрипев зубами от негодования, Абару посмотрел вниз. Отсюда, с высоты примерно тридцати локтей[1], все казалось таким маленьким. Оно и не удивительно. Ведь он находился не на твердой почве, а упирался ногами в последнюю ступеньку длинной лестницы, приставленной к одной из башен возле ворот богини Иштар[2]. Будь на его месте кто-либо другой, то у него непременно закружилась бы голова от такой высоты. Но Абару являлся опытным резчиком по камню, и боязнь высоты не испытывал уже более десятка лет.

Его помощник Арманис сидел под самодельным навесом из козьей шкуры, прячась от горячих лучей полуденного солнца, и изучал надписи на глиняных табличках. Отсюда он казался еще более щуплым и тощим, нежели был на самом деле. Длинные волосы спадали ниже ушей, сливаясь с короткой черной бородой, а обнаженное тело, прикрытое одной набедренной повязкой, лоснилось от пота.

После очередного оклика, Арманис оторвал-таки взгляд от глиняных табличек и непонимающе воззрился на Абару снизу вверх.

— Лев или антилопа?!! — проорал резчик, теряя последние капли терпения, но помощник только непонимающе пожал плечами.

Издав злобный рык, Абару начал медленно спускаться вниз.

— Шакалы Ламашту[3] его раздери, — бубнил он себе под нос, аккуратно ступая толстыми ногами в кожаных сандалиях по деревянным ступеням, — глухой идиот. Тупица.

Арманис с нескрываемым любопытством наблюдал за передвижениями своего учителя.

Добравшись до середины лестницы тот смачно сплюнул и рявкнул:

— Я говорил, что куриный помет приносит больше пользы, чем ты?!

Арманис в возбуждении вскочил:

— Чем я заслужил подобные слова?! Вам там на вершине голову напекло?

— Прочисти уши от смолы, щенок! — огрызнулся Абару, преодолевая остаток пути, а затем, удивительно для своего тучного телосложения, ловко спрыгивая на землю.

— Только после того, как вы прочистите горло, — парировал помощник, скрещивая руки на груди и обиженно отворачиваясь.

— Иногда мне кажется, — пыхтя, словно бык, сказал Абару, подходя ближе, — что твой папаша что-то знал, называя сынка Арманисом[4].

Тот резко обернулся, непроизвольно опуская руки и сжимая ладони в кулаки:

— На что это вы намекаете?

— А сам, как думаешь?

Абару осклабился. Его сверкающие белые зубы на фоне густой завитой бороды напомнили Арманису оскал гиены. Он немного поежился.

Резчик заорал, едва не оглушая бедолагу, брызгая слюной:

— Лев или антилопа?!! Неужели так сложно было ответить?! Заставил меня слезать с этой дерьмовой лестницы! — он снова смачно харкнул.

— Вам полезны физические упражнения,

— Не забывайся!

Арманис вскинул руки:

— Побойтесь богов, мастер резчик! Я о вашем здоровье беспокоюсь. Лишний вес…

— Заткнись! — цыкнул Абару и, чувствуя, что голова начинает закипать, а щеки раскраснелись, глубоко вдохнул и выдохнул.

— Бык, — прошептал Арманис.

— Что?!

«Я сказал, что ты толстый, необузданный бык!».

— Выбейте там быка, — пожал плечами Арманис.

— Я сейчас тебе зубы выбью, — устало произнес Абару, но без былой злобы, — сколько раз повторять, что этот труд называется резьбой. Работой по камню. Выбивают ковры палками во дворе, — Абару вяло махнул рукой и вздохнул, — быка, значит?

Арманис, молча, кивнул, все еще испытывая легкий привкус обиды.

— Но почему именно бык?

— Львы и антилопы уже есть. К тому же, на этой стороне осталось только одно место для высечения картинки…

— Рельефа, — поправил его резчик и постучал пальцем по виску, — запомни уже, наконец.

— Рельефа, — покорно повторил Арманис.

— Меньше думай о выпивке и голых женщинах.

Ученик широко улыбнулся:

— Уверен, вы и сами не откажетесь от кружечки пива.

Какое-то время Абару хмуро наблюдал за помощником, но затем его лоб разгладился от морщин.

Он даже натянуто улыбнулся:

— Ну, хорошо. Но только кружечку. Иначе я навернусь с лестницы. Или, что еще хуже, вместо быка вырежу неприличное слово. Тогда начальник стражи с меня три шкуры спустит.

Арманис кивнул и расплылся в веселой ухмылке. Каким бы суровым ни старался казаться мастер резчик, долго обижаться на него не получалось.

Грузно опустившись на соломенную циновку под навесом, Абару дождался, пока помощник наполнит глиняную кружку до краев, и с жадностью осушил половину. Пиво оказалось дешевым, пальмовым, но в ту секунду он не придал этому значения. Слишком сильна была жажда и слишком холоден напиток.

Довольно причмокнув, резчик произнес:

— Х-а-а, хорошо. Жаль, что нельзя провести остаток дня здесь.

— Верно, — поддакнул Арманис, вновь склоняясь над глиняной табличкой.

Абару покосился на ученика:

— Так ты и сидишь тут с утра.

— Верно, — повторил Арманис, не отрываясь от клинописи.

Резчик хмыкнул, отпил еще немного и окинул взглядом окрестности.

В полуденные часы местность практически пустовала. Каменистая дорога, начинавшая свой путь у ворот Иштар, слегка извилистой линией уходила на север в сторону Сиппара[5]. Слева от нее нес темные воды Евфрат. Время от времени с берега налетал свежий ветерок. Справа раскинулись поля, усеянные золотистыми колосьями пшеницы. Они покачивались под порывами воздуха, подобно морским волнам. Словно та водная гладь, что омывала местность неподалеку от Ура[6]. Как и сама дорога, поля сейчас пустовали. Крестьяне, побросав свои основные обязанности, ушли на небольшой перерыв, скрываясь от полуденного зноя в глиняных хижинах. Те стояли вразнобой немного восточнее.

«И только я, как последний дурак, работаю в самое пекло» — подумал Абару.

Потягивая пиво, он бросил взгляд на Арманиса. Тот, склонившись над глиняными табличками, водил пальцем по клинописи и беззвучно шевелил губами.

«Хоть он и не самый умный ученик на свете, но все-таки славный малый. И, как подобает всем славным малым, выводит меня из себя».

Почти полностью осушив кружку с пивом и, с сожалением осознав, что скоро придется возвращаться к работе, резчик снова устремил умиротворенный взгляд на север.

Какое-то движение на дороге заставило его прищуриться:

— Хм. Кто-то идет?

— А? — Арманис оторвался от созерцания клинописи.

— У тебя очи более зоркие, глянь, — Абару указал пальцем, — кто это там разгуливает по жаре в такое время?

Помощник отложил клинопись, нехотя поднялся и вышел из-под навеса, окунаясь в лучи горячего солнца. Прикрывая ладонью глаза, Арманис посмотрел в указанном направлении.

— Человек, — наконец, произнес он.

— Ясно, что не осел, — буркнул Абару.

Не обращая внимания на недовольное брюзжание наставника, Арманис добавил:

— Его сильно шатает.

— Шатает?

— Ну, как вас, когда перепьете.

— Поговори мне тут, — слегка повысил голос Абару, ставя кружку на циновку, а затем поднимаясь и отряхивая полы длинной белой рубахи.

— Он упал, — взволнованно сказал Арманис, убирая руку от лица и переводя взгляд на резчика. В глазах ученика читалась тревога. — Надо помочь ему!

Абару поначалу хотел возразить, что им нет дела до какого-то путника, и нужно возвращаться к работе. Пусть, мол, стражники у ворот разбираются. Однако укол совести где-то в груди заставил резчика изменить свое мнение.

Прихватив кувшин с пивом, он молвил:

— Идем.

Они трусцой направились по каменистой дороге в сторону, где в пыли распластался неизвестный путник.

На небе не виднелось ни облачка, поэтому ничто не мешало солнечным лучам безжалостно выжигать воздух. Только слабый ветерок с реки приносил хоть какое-то облегчение. В остальном же в округе повисла тяжелая тишина. Казалось, сама природа пережидает знойный момент в полном уединении.