Грэхард

Купец улыбался и нёс свою привычную погодную дурь. Жаловался на ньонские ветра, которые ему даже в Анджелии покоя не дают!

Грэхард незаметно сжимал кулаки, борясь с чёрным желанием отдать приказ немедленно его хватать и тащить в застенки Цитадели. Раскалённое железо — лучший способ получить ответы на свои вопросы!

Но Этрэн Дранкар был побратимом правителя Аньтье; даже для Грэхарда было бы опрометчиво ссориться с фигурами такой величины. Мстительность этой семейки была известна. Ещё будучи принцем, Грэхард в Анджелии познакомился с их старшей ветвью, и ещё тогда сделал вывод, что с этим родом связываться опасно.

Теперь оставалось лишь скрипеть зубами, терпеть шум в ушах и придумывать многоходовые планы о том, как всё-таки добраться до купца.

Тот же, улыбаясь вполне непринуждённо и приветливо, даже не подозревал, какие тучи ходят у него над головой и грозят разразиться молниями, — и всё вещал про своё анжельское солнце…

Грэхард тогда сдержал себя. Купец беспрепятственно уехал к себе на родину, в Аньтье.

Туда же рванули и агенты ньонской разведки: искать следы Дерека.

Однако тщательная проверка всех контактов самого Дранкара, членов его семьи и их ближних друзей ни к чему не привела.

Никаких подозрительных лиц, могущих оказаться Дереком.

Тогда разведка решила всё-таки взяться за правителя Аньтье и его семью — в конце концов, побратимы.

Здесь, впрочем, тоже ловить оказалось нечего. Ни при старшем сыне правителя, ни при младшем, ни при дочке никаких подозрительных новых лиц не обнаружилось. Пытались устроить слежку и за самим правителем, но агент чуть не привлёк внимание местной контрразведки, так что со слежкой пришлось завязать.

Как могли, агенты перерыли Аньтье — это оказалось не так-то просто, потому что местные умели хранить свои секреты. Однако Дерека не обнаружилось ни при городской администрации, ни в ратуше, ни в различных командах управленцах (прошерстили всех, от начальника порта — до командира городской стражи).

Обшарить захолустные таверны и проверить их подавальщиков агенты не догадались, поэтому устремились за пределы Аньтье — искать следы Дерека дальше.

639 год

Грэхард помедлил, прежде чем открыть шершавую папку, в которой лежал очередной отчёт внешней разведки.

Он позволял себе эти несколько секунд слабости — за время которой его сердцем овладевала мучительная и бешеная надежда — потому что у него не было больше ничего, кроме этих нескольких секунд.

В который раз позволив себе их, он медленно открыл папку — сразу на последней странице.

Там на сероватой бумаге привычно и лаконично значилось: «По интересующему лицу — ничего».

Ещё получая папку, Грэхард знал, что отчёт будет закончен именно этой безжалостной фразой; если бы какая-то информация появилась бы — ему доложили бы тотчас.

И всё же он ничего не мог с собой поделать: он отчаянно верил, что каким-то чудом прочтёт там что-то иное.

«По интересующему лицу — ничего», — смотрело на него сухо и строго, как и всегда.

Отложив папку, Грэхард встал и подошёл к окну, наблюдая, как над заливом догорает закат. Свинцовые тучи затопляли собой небо, вторя безнадёжным мыслям.

Его агенты обшарили, кажется, каждое поселение в Анджелии — возможно, кроме северных деревень, — но не нашли никаких следов Дерека и двинулись дальше.

Рациональная часть Грэхарда полагала, что шансов найти что-то у них нет. Возможно, Дерек в Аньтье пересел на другой корабль — который мог идти куда угодно. Он мог теперь уже быть в любой стране, и у него было достаточно времени, чтобы спрятаться там и замаскироваться, либо обзавестись покровителями при королевских дворах.

Разведка отдельно отслеживала, нет ли свидетельств того, что через Дерека произошла какая-то утечка тайных сведений — но тот прокол с древесиной был единственным. Возможно, Дерек никому ничего не сообщил, потому что… умер.

Его корабль мог затонуть, или он мог попасть в руки разбойников, или он мог заболеть… десятки, сотни случайностей, на которые Грэхард никак не мог повлиять, но которые вполне был способен вообразить.

Он решительно гнал от себя те страшные картины, которое рисовало его воображение, но каждый раз эта проклятая строчка «По интересующему лицу — ничего» как лезвием вскрывала нарыв его страхов.

Что, если искать уже некого?

Прижмурившись на закат, Грэхард вообразил, что Дерек сейчас здесь, как обычно, как всегда. Закопался в документы на столе, зачитался одним из них — поэтому так тихо.

Тишина такого рода была неправдоподобна — Дерек обычно работал шумно, с бормотанием, с восклицаниями, с мелкой суетой, которая создавала целый ворох шорохов. Но мог же он зачитаться, правда?

Фантазия не срасталась. Грэхард не обладал должным умением создавать иллюзии и погружаться в них. Он знал, что Дерека сзади нет — и никогда уже не будет. И это знание впивалось в сердце мерзкой пиявкой, высасывая из него силы.

«И как мне с этим?..» — досадливо думал Грэхард, пытаясь взять себя в руки и вернуться, наконец, к работе.

В голове его с дерековскими интонациями возник ответ: «Просто живи».

Очевидный в своей простоте ответ, который Дерек наверняка озвучил бы первым, если бы и впрямь был сейчас здесь.

Грэхард не желал углубляться в беседы с воображаемым Дереком — по опыту знал, что возвращаться от них в реальность было мучительно, как просыпаться с тяжкого похмелья. Но Дерек, тем не менее, так долго был частью его жизни, что он не мог совсем избавиться от того, чтобы время от времени в его голове формировались дерековские реплики.

«Просто отпусти уже и живи» — настаивал знакомый голос внутри его мыслей.

Тяжко вздохнув и приняв тот факт, что сегодня ему никак не отделаться от призрака Дерека, Грэхард зашарил в одном из ящиков своего секретера. Туда он когда-то запрятал ключ от комнаты Дерека — и с тех пор так и не нашёл в себе сил в неё зайти.

Выудив из завалов хлама искомое, Грэхард, резким жестом велев страже оставаться на месте, прошёл к запертой комнате.

Ключ повернулся легко; должно быть, Дерек следил за исправностью замка, поэтому тот был в хорошем состоянии даже после столь длительного простоя.

Отперев дверь, Грэхард некоторое время стоял перед нею — ему казалось, что он собирается вступить в склеп.

Наконец, решившись, он переступил порог.

В комнате отчего-то пахло сухими травами, а совсем не склепом, и Грэхард почувствовал себя спокойнее.

Тёмное тесное помещение слегка освещалось лишь догорающим закатом, и он пожалел, что не захватил свечу — возвращаться теперь не хотелось. Однако почти тут же он вспомнил, что у Дерека должны были быть и свеча, и огниво; нашарив нужное, он сумел разжечь огонёк, мерцающим отсветом озаривший предметы вокруг.

Комната выглядела пустой и необжитой. В ней было всего три предмета мебели — скромная кровать, средних размеров сундук и огромный стол со стулом.

На столе теперь наблюдались только письменные принадлежности и всякие мелочи; документы сгребли кипой непосредственно после побега, чтобы разобрать и пустить в ход.

Глядя на эту почти нищенскую пустоту, Грэхард впервые осознал, что у Дерека ничего не было. Вообще ничего — кроме одежды и необходимых для его работы вещей.

Грэхард никогда не задумывался об этом, потому что внутри своего сердца полагал, что всё, что принадлежит ему, принадлежит и Дереку тоже.

«Но я никогда ему об этом не говорил», — с щемящей тоской осознал он.

Он вообще никогда ни о чём ему не говорил, считая сотни вещей слишком очевидными и по умолчанию полагая, что Дерек и сам всё это прекрасно знает.

Сев за стол, Грэхард окинул взглядом пыльные заброшенные мелочи — они не вызвали в нём ни капли узнавания. Он обычно не приходил в комнату Дерека — это Дерек приходил к нему.

Не зацепившись ни за что взглядом, Грэхард стал дёргать ящики стола — они покорно обнажали пустое нутро. Отсюда тоже всё выгребли в своё время.