Грэхард

— О да, Кармидер всегда славился своими аналитиками!

Грэхард, от которого не укрылась эта игра мимики, небрежно продолжил:

— Неплохо было бы переманить такого специалиста к нам.

Милдар мягко рассмеялся — стариковским дребезжащим смехом — потом ответил:

— Это вряд ли, анжельские ростки плохо приживаются на ньонской почве.

Поморщившись, Грэхард парировал:

— Расскажи это нашей коалиции анжельцев.

Воспользовавшись случаем, Милдар охотно увёл разговор в сторону, и владыка не стал ему в этом препятствовать. Он уже узнал всё, что хотел: отчёт и в самом деле составлял Дерек.

И Грэхард мог назвать только одну причину, по которой Милдар теперь в этом не признался: Дерек сам попросил его не говорить.

Закончив встречу, Грэхард написал приказ главе сыска: проверить Кармидерский университет, — и принялся размышлять.

Мысль о том, что Дерек, судя по всему, жив, была приятной, но он старался не концентрироваться на ней, потому что сперва требовалось всё проверить. Всё же в настоящий момент у него были лишь догадки, нашёптанные его паранойей: кто знает, насколько они соответствуют реальности?

Однако, если предположить, что Дерек жив и в Кармидере, неизбежно следует вывод, что он не желает, чтобы Грэхард об этом узнал. Случай с поездкой Милдара выдался более чем удобный — если бы Дерек рассматривал возможность восстановить контакты, это был идеальный момент.

Дерек, однако, восстановить контакт не желал — и, более того, явно опасался, что восстановить этот контакт пожелает Грэхард, и поэтому пытался как-то защитить своё инкогнито.

«Глупости какие, — фыркнул про себя Грэхард, неосознанно пиная ножку стола, за которым сидел, — он что же думал, я не узнаю его стиль?»

Тут, однако, ему пришло в голову то соображение, что он никогда не занимался образовательными проектами лично — их курировал Милдар, теперь с поддержкой Эсны, — и он в жизни бы не увидел этот отчёт, если бы Эсна не притащила его с собой, чтобы убедить его в своей правоте.

Дерек, который прекрасно знал загрузку владыки, должен был предполагать, что Грэхард его отчёт не увидит, а Эсна не сумеет его узнать, а Милдар не выдаст.

«Чего же ты боишься?» — задался вопросом Грэхард, мрачно рассматривая пепельно-серую папку и постукивая по ней ногтями.

Возможно, Дерек предполагал, что, узнай владыка о его местоположении, — тут же бы прислал по его душу своих людей, чтобы они утащили его обратно в Ньон? Это было логично сперва, когда Грэхард опасался, что Дерек окажется предателем и выдаст государственные тайны врагам. Но годы показали, что ничего подобного Дерек делать не собирался — так что о его обязательном отлове и водворении в Ньон речи не шло.

Чем мог быть страшен Грэхард для Дерека? Как владыка ни бился — ничего на ум не приходило. Чем он мог помешать Дереку теперь, когда он никак от него не зависел и вёл свободную жизнь в Анджелии?

Не преуспев в своих размышлениях, Грэхард подключил воображение и паранойю, и попытался составить список того, чего он сам боялся бы, если бы оказался на месте Дерека.

Список этот его весьма неприятно удивил, потому что первым же пунктом там шла физическая ликвидация, да и следующие три тоже не радовали перспективами.

Ладно, вопрос с «почему прячется» отпал.

Грэхарду было горько и обидно, что бывший друг считает его человеком, способным убить его из пустых мстительных соображений или от гнева.

Он, действительно, все эти годы искал Дерека — потому что хотел знать, что тот жив, что у него всё в порядке. А если не в порядке — помочь. А может, по случаю — увидеться, поговорить, попросить прощения, или даже — в самых заветных мечтах — уговорить вернуться.

Но Грэхарду и в голову бы не пришло причинить Дереку вред. Он слишком о многом размышлял в эти годы, и вынужден был признать, что Дерек имел все права его оставить. Он сам виноват в том, что не ценил Дерека, что пренебрегал его чувствами и потребностями, что принимал его служение как должное, и вместо благодарности сыпал придирками, руганью и гневными словами.

В сердце Грэхарда, конечно, росла и крепла обида, что Дерек не сказал ему вовремя, не поговорил честно, просто копил в себе горечь, пока она не перелилась через край, — но Грэхард давно уже отказался от привычки всю ответственность сваливать на Дерека. После его побега ему пришлось самому учиться взаимодействовать с людьми, проявлять терпение там, где оно нужно, обращать внимание на чувства других, — и теперь, с высоты своего нового опыта, он понимал, что было нечестно требовать от Дерека, чтобы он всё это делал за него.

Впрочем, тем горше было окидывать взглядом собственное прошлое: теперь Грэхард знал, что и как делал не так… но изменить ничего уже не мог.

Дерек не оставил ему на это шансов.

И не собирался ему эти шансы давать.

Справедливо? Да.

Больно? Бесконечно.

***

— Мой повелитель! Интересующее вас лицо обнаружено в Кармидере, под именем Деркэна Анодара, — склонился в поклоне глава сыска. — Пока получено лишь подтверждение голубиной почтой, более полный доклад ждём через месяц.

Грэхард, замерев у окна грозной и монументальной скульптурой, никак не выразил той бури эмоций, что ослепительно ярко вспышкой сверкнула теперь в его душе.

— Хорошо, — сурово и холодно принял известие он и добавил: — Я вами доволен.

Ещё раз поклонившись, глава сыска удалился.

Некоторое время Грэхард просто стоял и пялился в пустоту, в попытках совладать с бушующим пламенем самых разнородных эмоций, сметающих из его головы все рациональные соображения.

Потребность немедленно выехать в Кармидер была запредельной — сейчас же, как можно скорее, на самой быстроходной каравелле, а после, загоняя коней…

«Жив, жив, жив!» — стучало в его голове ликующим и оглушающим звоном. Он слышал звон такого рода только однажды в Ниии, в честь Пасхального дня — тогда, казалось, вся ниийская столица превратилась в один огромный резонанс оголтело звенящих колоколов.

«Жив, жив, жив!» — грохотало кровью в висках, кололо сосуды иголочками, сжималось нервическим тиком пальцев.

«Жив, жив, жив!» — не мог понять, осознать и принять Грэхард.

Он принялся лихорадочно расхаживать по кабинету, всё ещё с трудом сдерживая себя, чтобы не мчаться немедленно в порт.

Нечего ему было делать в порту.

Нечего ему было делать в Кармидере.

Дерек его там не ждал.

Горечь и обида пришли на смену ликованию. Переход эмоций был моментальным; руки поледенели вмиг.

Дерек его там не ждёт.

Более того — Дерек его боится.

Боится, что Грэхард захочет его вернуть и сделает это, не считаясь с его желаниями. Боится, что Грэхард захочет отомстить — возможно, убьёт. Боится, что единственная причина, по которой Грэхард мог бы к нему прийти — это желание разрушить его жизнь.

«Свой собственный, значит», — фыркал Грэхард, нервно теребя в руках птичье перо — впрочем, не зная, какой приказ собирается писать, — и вдумываясь в значение новой анжельской фамилии друга.

С именем он не преуспел: в слове «Деркэн» его непривычные к анжельскому мозги видели всё тот же «честный куст», а никак не «идущий к солнцу». Грэхард решил, что Дерек выбрал имя из-за созвучия, а вот в фамилии отразил манифест своей новой жизни.

Этим выбором Дерек подчёркивал, что он больше ни на йоту не принадлежит ньонскому владыке — что, впрочем, на взгляд Грэхарда, и без того было очевидно.

«Он меня боится», — повторял внутри себя Грэхард, и эти горькие слова вонзались в его сердце осколками уже несуществующей реальности. Той реальности, в которой Дерек бесстрашно говорил ему в лицо всё на свете — потому что знал, что Грэхард никогда ничего ему не сделает.

«А потом я его ударил», — напомнил сам себе владыка.

Сам всё разрушил.

Не на кого теперь жаловаться.

Какое у него есть право на эту обиду, если он своими собственными руками — точнее, своим собственным кулаком, — обозначил, что Дереку есть, чего бояться?