Настасья

– Врёт он всё, – заорал Стат, – спрятать от меня её решил, знает, что с юности Варвару люблю, жениться хоть сегодня готов, да только траур её не позволяет!

– Посмотри на неё, – Сиян обратил внимание Стата на лицо мамы. – Она себя не помнит. Мужа потеряла и ребенка в ту же ночь, что под сердцем носила, когда узнала, что старший сын, возможно, погиб.

В толпе загомонили, обсуждая.

"Вик!" – пронеслось у меня в голове. Я похолодела. В тот момент Сиян увидел меня.

– Ася! Ася, девочка! – он протолкнулся ко мне.

– Вик…

– Ну-ну, ещё ничего неизвестно.

Он прижал меня к себе и я заревела навзрыд, отчего заголосила и мама. Она звала отца и Вика, звала меня. Бабушка пыталась её успокоить, гладя ей лицо и волосы, приговаривая ласковые слова. Мама потеряла рассудок – это увидели все. Сиян кивнул морякам и они потянули телегу. Я поняла, что с этой бабушкой не попрощалась, не обняла даже, но момент был упущен, она шла с телегой, только лишь раз обернулась и посмотрела долгим взглядом, возможно, сохраняя в памяти мой образ.

– Ты, Стат, сам слышал – дом Стоян забирает, Асе с Варварой не дело у зятя в приживалках быть, в собственном доме в углу ютиться, а сами они его уже не потянут – ни дров на зиму не запасут, ни продовольствия. В дедов дом переедут, матушки выходят Варвару, потом у Стояна и сосватаешь либо одну, либо другую.

Стат стоял злой, лишь дым из ноздрей не шёл, но прилюдно против закона идти не хотел. Ничего, уйдёт заступничек в море, завтра же Аську за косы по земле до храма сам лично доволокёт, а Василю ещё и прут даст, чтоб сзади подгонял, стерву. И заставит старого Илинушку, что при храме служит, чтобы перед алтарём Всесильной матери руки алой лентой Аське с Васькой завязал, да из чаши одной испить дал. Тогда никто не посмеет ему слова сказать, Васька в своём праве будет. Разденет дуру до нога и заставит остров трижды обойти и день на площади простоять, а потом так, нагую и голодную в подпол и скинет. Нет, прежде даст Ваське надругаться, а то может и сам прильнёт к нежному девичьему телу дочери того, кого ненавидел всю жизнь. Хоть через девку отомстить, спустя столько лет. Ничего не оставалось, как отступить, отпустить руку от телеги, на которой на перине, укрытая по шею, среди узлов с вещами из простыней, Варвара по сумасшедшему вращала глазами и завывала, как раненый зверь.

Сиян отстранил меня, достал тугой мешочек, развязал узел и показал мне, да так, чтоб все видели – внутри злотые.

– Держи, хозяйка, за товар. Качество, как всегда, отменное, – он завязал назад и протянул мне деньги.

– Стат, к тебе, что ли, теперь за сапогами наведываться станем? Осилишь ли? – опять глаза Сияна хитро сощурились.

Стат, позабыв обо всём, кроме выгоды, подсчитывал в уме прибыль:

– Только у меня в два раза дороже будет. В три! – сам себя перебил Стат.

– Добро. Следующей весной, как Титовы сносим, так и заказ делать будем. А пока отойди, дай забрать купленное.

Стат и не мешал, гаденько улыбаясь своим мечтам о сундуках со злотыми.

Трое матросов, что остались с Сияном, шустро вытащили из лавки все сапоги.

– А вы, люди добрые, расходитесь, нечего здесь торчать да зубы скалить. У людей и так горе.

Капитан подтолкнул меня к дверям в лавку.

– Иди, дом закрой, проводим к матери.

Я послушно вошла в лавку, задвинула щеколду на закрытой за мной Сияном двери, вышла в сад, отпустила собаку, потрепав её по загривку; обратила внимание, что кур уже не было – матросы унесли. Закрывая дверь, в последний раз вдохнула аромат маминых цветов, что потом много лет будет преследовать меня во снах. Остановилась посреди широкого коридора, из которого расходились двери и лестница наверх и вслух сказала: прощай дом. И отчётливо услышала тяжёлый вздох. Испугалась, когда услышала тихий голосок:

– Асенька, возьми меня с собой. Я тебе в помощь буду, не в тягость.

– Кто здесь? – покрылась я холодным потом.

– Я – Кроха, домовой.

– Где ты?

– Вот я.

На третьей ступени лестницы сидел маленький человечек. Глазки как угольки, густые русые волосы торчком, синяя рубаха, как у Вика была. Я глядела во все глаза и поверить в такое не могла.

– Ась, я с тобой пойду, возьми, а? – он смотрел умоляюще. – Не смогу я с новыми хозяевами.

– Так ты ж домовой, дом беречь должен, – я сама не понимала, что несу.

– За домом Никифор присмотрит, соседский домовой, бабы Анны. А там, может, новые хозяева и своего привезут.

– Ась, долго ты? – голос морского волка вывел меня из ступора.

Я раскрыла заплечную сумку:

– Айда.

Человечек просто испарился, а из сумки донеслось:

– Спасибо, Ась, ты не пожалеешь!

– Надеюсь, – вздохнула я и пошла вон из дома.

Народ на улице разошёлся, лишь пара кумушек зацепились языками на углу, да Стат стоял подле Сияна и Васька маячил напротив дома.

Я поравнялась с капитаном и мы пошли в сторону дедова дома. Стат с Васькой тащились следом.

– Следить будет, уйти не даст, шум поднимет, – размышлял вслух Сиян.

Я вообще ни о чём не думала. В душе были слёзы, в душе было больно, в душе было горе.

Так мы эдакой странной процессией и добрались до дедова дома. Перед калиткой стояла телега, вдоль забора сидели моряки, облокотившись об ограду. Кто курил, набив трубку, кто травил байки. Завидев нас, они встали навстречу.

– А что здесь лошадь Илинушки делает? – Стат напрягся и повернулся к Ваське:

– А ну-ка, сынок, беги бегом за старостой! Скажи: матросы бесчинствуют, хотят Аську незримыми узами соединить, чтобы тебе не досталась.

– Да что ты, Стат, – вскинул брови капитан. – К Варваре позвали, душу её на место вернуть, в далёких далях она заблудилась. Тебе же выгодно, если сама собой станет.

Стат расслабился, но было поздно – Васька удрал, сверкая пятками, в сторону старостиного дома. Я прошла до калитки, Сиян за мной, Стат следом, но его не пустили матросы. Просто встали плечом к плечу. На крыльцо выскочили бабушки и вышел тощий жрец храма Всесильной матери в праздничном одеянии. В его руках была алая лента и чаша.

– Нет, – заорал Стат, – матрос, ты не посмеешь!

Двое крепких парней взяли Стата под руки, он пытался вырваться и брыкался, но они не сдвинулись с места.

– Ася, мы сейчас станем мужем и женой, – Сиян взял мои руки в свои. – Иначе я не смогу забрать тебя. Они вправе снять тебя с корабля или при прибытии в порт снимут и отправят обратно, ты ещё ребенок под именем рода. А если прознают, что мама …такая, Стоян решать будет, кому тебя отдать, а ему всё равно, лишь бы избавиться, ещё и навариться. А уж Стат не поскупится, ему отомстить важнее и приданое твоё забрать. Он о вашей лавке всю жизнь мечтал. Двери в дом Стоян заколотит и лавку, как твою часть, Стату отдаст. Решай, Ася. Но другого выхода не вижу.

Я во все глаза смотрела на Сияна: как так получилось, что Всесильная мать именно его прислала мне на помощь? Ведь я о другом защитнике мечтала – с вихрастым чубом и весёлыми глазами, чей поцелуй затмил всё в мире на время. Сиян был гораздо старше. Он не был столь молод и красив, сколь Ёмай, но статен, широк в плечах и очень добр. Я протянула ему руку и вместе мы повернулись к Илинушке.

Жрец протянул нам чашу, завязал наши руки алой лентой – знак весны, яблоневого цвета и женственности Всесильной матери. В чашу он налил немного вина из протянутого бабушкой графина и, достав жертвенный нож, по очереди кольнул нам пальцы. В чашу упали две капли нашей крови.

Где-то на заднем плане сыпал страшными ругательствами и угрозами, сдерживаемый матросами Стат. Потом всё стихло, будто Стату закрыли рот.

Меж тем Илинушка громко нараспев затянул:

– К Всесильной матери взываю:

Двоих соедини,

Их шаг, теперь переплетаясь,

Пусть – часть пути.

Свяжи навеки воедино

Ты две судьбы,

И дай им много вёсен

Вдвоём идти.

Пусть мир в сердцах и в доме лад,

Детишек звонкий смех,