Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 19



Медведь уселся на задние лапы, а передними стал, словно человек, тереть морду, при этом тихонько раскачиваясь и подвывая, как бабка-плакальщица. Если бы сама не видела, ни за что бы не поверила, что медведь способен на такое проявление своих эмоций. Скинув лыжи, я подскочила к косолапому страдальцу и обняв его за шею все же расплакалась, уткнувшись в густую медвежью шерсть, пахнущую морозной тайгой.

Глава 8

Я успела вернуться к самому рассвету. Василич встретил меня, стоя на крыльце, окинул хмурым взглядом, и пробурчал:

– Давай в избу… Завтрак стынет. – И вошел в столовую, прикрыв дверь с громким хлопком.

Когда мой завхоз был в таком настроении, я знала, что с ним лучше не шутить. Скорее всего, после моего отъезда он не сомкнул глаз. Ох ты, Господи… И тут виновата. Я вошла тихой лисичкой, помыла руки, и села за стол. Василич поставил предо мной кружку кофе, горячие оладьи, мисочку со сметаной. И все это – не глядя на меня. Я заговорила просительным жалобным голоском:

– Василич, родненький, ну прости. Не хотела тебя волновать. Дело у меня срочное в лесу было. А объяснять, что, да почему времени не было. Не сердись. Ну, сам посуди, что со мной может случиться? Заблудиться не заблужусь, да и со зверем диким всегда договориться смогу, карабин всегда со мной. Не сердись, ладно? – Потом, вздохнула тяжело, и закончила уже совсем другим тоном. – Итак тошно, сил нет, а тут еще тебя уговаривай.

Старик глянул на меня уже без былой суровости. Вздохнул тяжело, и присел рядом на лавку, стараясь заглянуть мне в глаза.

– Так, мать, я чего… Я ничего… Рази ж много прошу, или в дела твои какие лезу? Мне ж только всего и надо, чтоб сказала куда на сколько едешь. Тайга ж кругом, мать ее етить! А ежели случится чего?! Даже не будем знать в какой стороне искать!! Как вон в прошлый раз? Ведь чуть ума не лишились, пока ты за беглыми-то гонялась! А сейчас что, опять, снова-здорова?! – И он горестно всхлипнул.

Я, проклиная себя за эгоизм и бессердечность, преисполнившись чувством вины, приобняла старика за плечи, и зашептала тихо, тихо.

– Ну, прости, прости, Христа ради… Последний раз. Ведь ночь кругом, будить, тревожить не хотела. Ты вон и так целыми днями на ногах. Ладно, Василич, мир! – И я протянула ему ладонь.

Он покосился на меня настороженно. Но я смотрела на него честными глазами, преисполненная искренним раскаяньем. Он шмыгнул еще разок и пожал протянутую ладонь. И тут же начал строго ворчать.

– Ты давай, ешь, чтобы все съела, пока не остыли. А то опять сейчас упорхнешь куда и целый день голодная пробегаешь опять. Знаю я тебя! Ешь, кому велено!

Я не заставила себя уговаривать, так как действительно, после ночной беготни по лесу была голодная, как волк. Василич глядя на меня, как я уплетаю за обе щеки его стряпню, счастливо вздохнул, и смахнул набежавшую слезу умиления. Ну ни дать, ни взять, бабуля, глядящая на своего беспутного и оголодавшего внука. На улице послышались хлопанья дверями, голоса, проснувшихся мужиков. Вскоре, в столовую просунулась из двери голова Кольки сучкоруба. Его нос шевелился смешно, словно у медведя, почуявшего что-то вкусное. А я при виде этой картины, не удержалась, и прыснула со смеху. Колька, заметив меня, смутился.

– Доброе утро, мать! Василич, чего у нас на завтрак. – Взгляд его упал на миску с остатками оладий. – О-о-о… Оладушки… – Восторженно протянул он.

Но Василич прервал его восторженность на корню.

– Ага, оладушки… – Передразнил очень похоже Кольку. – Оладушки для матери. На вашу ораву не напасешься. А для вас вон, каша с мясом, да пряники к чаю.

Колька просочился тихой мышкой в двери, встал у порога, и покладисто кивнул головой:

– Чего злишься -то? Каша – тоже хорошо, а пряники – еще лучше. Так я чего, мужиков зову?

Василич от такой покладистости подобрел, и уже спокойно проговорил:

– Зови, зови… Пока не остыло все.

Я, схватив еще одну оладью из миски, сунула ее в миску со сметаной, и, уже на ходу, затолкала себе в рот, сграбастала кружку с кофе, и поднялась из-за стола.



– Спасибо, Василич. Кофе у себя допью. Корми мужиков.

И направилась в свой домик, уже не прислушиваясь к ворчанию завхоза, который бубнил что-то на тему, что вот, мол, шастают тут всякие, человеку, мол, спокойно поесть не дают.

День пошел по накатанной колее. Отправилась в новую деляну вместе с Андреем и до обеда лазили с ним по сугробам, выбирая место для верхнего склада. Мыслями я все время была где-то рядом с Олегом. А еще, вторые сутки без сна давали о себе знать, поэтому, была слегка рассеяна и не собрана. Андрей изредка посматривал на меня вопросительно и сочувственно, но комментировать мое состояние не стал. И на том, как говорится, спасибо. Приехав на базу, обнаружили, что подошли машины на погрузку, и Андрюшка благородно предложил поехать с ними один.

– Мать, ты бы пока отдохнула. А с погрузкой я и один справлюсь. – Осторожно заметил он, увидев мой обреченный взгляд.

Конечно, это было против правил. Зимой на погрузке обязательно должны быть два человека. Это правило ввела я сама, много лет назад, и сама же неукоснительно его соблюдала. Бревна были промороженные, скользкие, поэтому опасность несчастного случая возрастала в два раза. Но, подумав немного, согласилась, на то, что мастер возьмет в качестве учетчика кого-нибудь из бригады. И я осталась на базе. Василич, все это время терся рядом, пытаясь услышать нашу беседу. Когда понял, что я остаюсь выдохнул с облегчением, показав при этом большой палец Андрею. На что тот, ему подмигнул. Я только головой покачала. Вот же еще, заговорщики-то где нашлись! Ведь, наверняка, все обсудили заранее! Под моим строгим взглядом, Василич рванул резвой козочкой к себе в столовую. А Андрей, запрыгнув в кабину «Урала», махнул мне на прощанье рукой и прокричал:

– Не волнуйся!! Все будет хорошо!!

Я ответила ему поднятием руки, и дождавшись, когда три лесовоза с громким урчанием скроются за поворотом, побрела к себе в домушку. Ноги я, действительно, передвигала еле-еле, так что решение, скорее всего, было правильным. Особо не раздеваясь, только скинув бушлат и ботинки, я легла на свою шконку поверх покрывала и прикрыла глаза.

Глухие еловые корбы, душный воздух, как перед грозой, и тропинка под ногами, теряющаяся среди густых глубоких мхов. Мертвая тишина, и только где-то, будто издалека, было слышно, как падают капли скопившейся влаги с лохматых еловых веток. Я стояла, настороженно прислушиваясь к какому-то нарастающему гудящему звуку. Как будто, приближалась машина, урча работающим двигателем. У меня успела мелькнуть мысль, что здесь, в глубине старых ельников, и дорог-то никаких не было. И тут же, громкий стук в дверь заставил меня заполошно подскочить на кровати.

В дверь настойчиво тарабанили, и голос лесничего выводил:

– Катерина Юрьевна!! Встречай гостей!!

А следом ему вторил шипящей рассерженной змеей, голос моего завхоза:

– Сан Саныч, побойся Бога!! Мать уж которые сутки на ногах! Дайте же бабе наконец отдохнуть, имейте совесть!!

Я, натыкаясь спросонья на две несчастные табуретки, попавшиеся мне на пути, рванулась к дверям, и распахнула их на всю ширину.

– Что случилось?! – Увидела Саныча с виноватой улыбкой на челе, а за ним голову маячившего Василича. Протерла руками лицо, сгоняя остатки сна, и пробурчала. – Гостям всегда рады… – И потом, со значением глядя на завхоза, добавила. – Правда, Василич?

Василич мгновенно изменил недовольное выражение лица на, почти, счастливое, и закивал китайским болванчиком:

– Истину, говоришь… Рады… Всегда рады… Ну, дак я пошел? Соберу что-нибудь на стол по-быстрому…

Я усмехнулась про себя, а вслух произнесла:

– Ступай, Василич, ступай… Собери…

Сделала широкий приглашающий жест лесничему, мол, милости просим. Но, Саныч, смущенно, и, как-то виновато улыбаясь проговорил:

– Катерина Юрьевна, я не один к тебе пожаловал. – Затем, сделав несколько небольших шажков назад и в сторону, добавил. – Вот, новый егерь прибыл. Заехали специально познакомиться. В соседях с тобой жить будет, на заимке. Так я подумал, что надо бы к тебе заглянуть, чтоб значит, познакомить вас. – На последней фразе голос у лесничего зазвучал как-то по-другому, со значением, что ли.